Спасите. Ваш «Машзавод»

Выцветшие транспаранты, ржавые таблички, разбросанные ящики, неприветливые угрюмые цеха. Это снаружи — на улице, где всё-таки веет надеждой на лучшее от весны с майским мартом. В корпусах машиностроительного завода как будто есть жизнь. Во всяком случае губернатору Константину Ильковскому, который впервые приехал на завод, чтобы поговорить о будущем предприятия, показывают готовящуюся к выпуску продукцию, знакомят с работниками, имеющими 40-летний трудовой стаж на этом заводе, рассказывают о конкурентах и о том, что могли бы выпускать, если бы… Но всё это под почти похоронный аккомпанемент безысходности.

• 
• 
• 
• 
• 

Константин Ильковский приехал на завод без готовой сформулированной заранее позиции относительно будущего завода. Казалось, что губернатор хотел собственными глазами увидеть предприятие, поговорить с собственниками «Машзавода», чтобы понять, жив завод или мёртв.

Перед экскурсией по заводу директор Виталий Пономарёв откровенно рассказал журналистам о том, что всё плохо. Завод убыточен, что долг по зарплате работникам — 9 миллионов рублей, а за электроэнергию — 8 миллионов, что в 2013 году с завода ушли ещё 30 человек, и сейчас общий штат — 350 человек, что из-за малого объёма заказов завод уже не первый год работает по трёхдневной рабочей неделе, что все попытки спасти предприятие заканчиваются крахом, что кадровый голод огромный и даже при обрушившемся счастье — крупных заказах — нет работников, способных осваивать новые технологии. На вопрос «Каким вы видите будущее? Верите ли вы в то, что приезд губернатора и совещание здесь на что-то повлияют?» Пономарёв ответил: «Нет, не верю. Я надеюсь, хотя не верю. Будущего не вижу».

«В советское время мы выпускали ежемесячно промышленное холодильное оборудование. Порядка 30 единиц для рыболовных и военных судов. Компрессорного оборудования в месяц выпускали порядка 250 единиц. Сейчас, если иметь в виду наш основной профиль, за прошлый год мы собрали 18 компрессорных станций. Холодильных машин мы изготовили всего три», — добавил Пономарёв.

На протяжении последних нескольких лет завод распродаёт свои корпуса. За 2012—2013 годы продали четыре цеха за 168 миллионов рублей. Это, конечно, поддерживает предприятие, поэтому, никто не исключает, что продажа зданий и земли будет продолжаться.

«Мы находимся в центральной части города, большой соблазн застроить эту территорию. Ещё бывший директор ТГК-14 говорил, что машзавод — труп, что завод надо закрыть и на его месте построить элитные дома. Может быть, к этому всё и идёт», — предположил Валерий Пономарёв.

Среди собственников завода 15% акций принадлежит Забайкальскому краю. Их выставляли на продажу, но желающих покупать не нашлось. Маленький процент акций не даёт возможности правительству кардинальным образом менять судьбу завода.

• 
• 
• 

Во время экскурсии по заводу губернатора и его свиты — сопровождающих министров, руководителей департаментов, представителей мэрии, Ильковский заинтересованно рассматривал цеха-корпуса, продукцию «Машзавода», задавал уточняющие вопросы, не всегда получая чёткие ответы, вступил в разговор с работником-пенсионером.

— Пятьдесят три года работаю токарем, 39 лет на заводе. Мы не патриоты, мы старой закваски, — сказал ветеран труда.

— Ну, как же не патриоты, если работаете, то патриоты, — ответил губернатор.

В конце экскурсии показалось, что Ильковский сформулировал для себя дальнейшую судьбу предприятия. «Продажа — это ведь тоже будущее. Не ваше, конечно, а будущее завода», — сказал он, обращаясь к директору Пономарёву.

• 
• 
• 
• 

Работа в убыток

Совещание началось в привычном русле. Виталий Пономарёв зачитал доклад о состоянии предприятия, через который красной нитью проходил тезис «борьба за выживание».

«Предприятие оказалось в тяжёлом состоянии в 2013 году. Гособоронзаказы срывались, как и прежде. Авансовые платежи задерживались, постоянное ожидание финансирования. Чтобы выполнить заказ для обороны, мы взяли оборотные средства, и из-за этого у нас случилась задержка по выплате зарплаты работникам. Мы потеряли высококлассных специалистов, которые из-за долгов уволились. Полученный от гособороны аванс пустили на оплату долгов. Во второй половине 2013 года, когда наступил срок оплаты за комплектующие, у нас не было финансовых средств для расчёта с поставщиками. Пришлось отдать машины, не до конца укомплектованные. Даже при полном расчёте с гособороной, нам не хватит средств, чтобы рассчитаться за комплектующие», — рассказывал Пономарёв.

• 
• 
• 

Директор заявил, что завод практически съедает себя сам — работает в убыток.

«Изготавливаем запчасти для энергетического оборудования для нужд «ТГК-14». Был у нас заказ в 2013 году и для бронетанкового ремонтного завода. Но это не решает проблемы занятости и финансирования. Заказы гособороны носят единичный характер. Трудно планировать производство. Заводу нужна загруженность коллектива другой работой, чтобы это приносило финансовые поступления. Пока своей ниши машзавод не нашёл. Персонал, в основном, возрастной. Вряд ли он сможет осваивать новые технологии. Средняя зарплата 16 тысяч рублей. Люди уходят», — сказал Пономарёв.

Такая констатация фактов губернатора не устраивала. Ильковскому хотелось услышать варианты действий, планы на будущее. Позиция собственников — мы не знаем, что делать, мы не видим будущего, — слегка шокировала Константина Константиновича.

Когда один из собственников, Михаил Чевычалов, начал своё выступление со слов: «Понимаете, в чём дело. В области когда-то довольно промышленной не осталось промышленных предприятий», — Ильковский его тут же перебил, мол, не об этом сейчас речь. Отсылки в 90-е, а, тем более в Советский Союз, губернатору не по душе, потому что это всё слова-слова вместо продуктивного разговора.

Тем не менее, Чевычалов продолжал: «Мы были уверены, что оборона страны будет существовать всегда. Да, она и существует. Но холодильная техника у нас из Италии. Это у меня в голове не укладывается. Если бы мы знали, что так будет, то закрыли бы всё. Но мы боролись с надеждой, что государство обратит внимание».

— Мою помощь как губернатора вы в чём видите? — спрашивал Ильковский.

— Я прекрасно понимаю, вы же не волшебник. Вы же не возьмёте сотни миллионов рублей и неизвестно куда их не отдадите, — отвечал Чевычалов.

— Неизвестно куда точно не отдадим. Но если есть понятные планы на будущее…

— Я не буду сейчас говорить неправду. Я пока не вижу будущего. Вы же представляете, что мы находимся за тысячи километров от заводов, которые производят комплектующие. Это транспортные перевозки. Стоимость электроэнергии феерическая. В Иркутске в три раза дешевле.

— Электроэнергия у нас не дороже, чем у других. Если вы посмотрите в центральной России, — такая же. В Иркутске — особая ситуация. Счастья от дешёвой электроэнергии Иркутск ещё не получил, — спорил Ильковский, как будто побуждая собственников завода к действиям.

Но они, не смущаясь, говорили: «Не знаем, как дальше жить».

Решите за нас

Ильковский не единожды подчеркнул, что такая позиция ему непонятна: «Когда у собственников представления нет, очень сложно что-то делать и предлагать. Собственность подразумевает мощное действие собственника. Инициатива в отстаивании своих собственных активов не должна идти от постороннего дяди».

• 
• 

Продуктивных предложений всё равно не последовало. Тогда губернатор предложил уже повисший в воздухе выход — рассмотреть вопрос о продаже предприятия: «Давайте проработаем с «Ростехом», чтобы они купили по сходной цене, выполнили условия и загрузили заказами».

В этот момент, казалось, что собственники, наконец, свободно выдохнули: было озвучено то, что они сами не осмеливались сказать.

«Если это вариант, то, да, давайте продавать», — сказал Чевычалов.

Второй собственник машзавода, Геннадий Карбышев, подробно разъяснил Ильковскому, что руководство завода предпринимало все меры, чтобы загрузить предприятие местными заказами, потому что понимало, что это единственный путь к существованию. Но все эти попытки разбивались о бюрократические преграды. Даже был вариант собирать на базе завода комбайны. Приобрели один, чтобы разобраться в технологии изготовления, построили три, еле-еле реализовали.

«Говорить о том, что мы сможем поднять завод, я не стану. Я 40 лет отработал здесь. Мне до слёз жаль завод, но выхода не вижу», — заключил Карбышев.

Ильковский привёл в пример Сретенский судостроительный завод, где тоже, по его словам, не всё гладко, но есть заинтересованность руководства предприятия в работе завода: «Там тоже тяжёлая ситуация. Они приходят и говорят, что министерство промышленности России может в чём-то содействовать, компенсировать часть затрат. Мы всё подключили, поработали, ожидаем 70 миллионов получить. Загрузили их заказом на изготовление паромов, которые нужны в Забайкалье. Я сейчас не могу сказать, чем мы вас можем загрузить. Вы должны это понимать и предлагать».

Губернатор в качестве варианта предложил просчитать, сколько квадратный метр завода генерирует продукции, чтобы сопоставить с конкурентами и понимать, нужны ли такие большие площади, насколько их можно сократить, составить план модернизации: «Давайте ещё месяц возьмём на то, чтобы сформулировать подходы. Производство хорошее, жалко его бросать. Чтобы не ностальгировать о прошлом и не фантазировать о будущем, на сегодня поставим точку. Через месяц встречаемся».

Было непонятно, обрадовал ли такой отложенный финиш собственников завода или, наоборот, огорчил. По-моему, несмотря на то, что они со слезами на глазах говорят о проблемах завода, искренне переживают за его судьбу, веры в то, что можно что-либо изменить, у них нет. Им было бы легче умирающее не первый год предприятие похоронить.

Ильковский же в данной ситуации был готов к любому повороту событий: попросите помочь, чтобы работать дальше, — помогу, чем смогу; попросите содействовать в продаже — начнём вести переговоры. Но, увы, называть вещи своими именами и делать выводы собственники «Машзавода» на данном совещании были не готовы. Им хотелось, чтобы всё решилось само собой. Этой необходимой определённости не хватает всему предприятию. Никто так и не понял, жив «Машзавод» или нет.