Александр Баринов и пике «Забайкальского Рабочего»

Журналистика, которая могла бы быть в Забайкалье, если бы. Мне интересно сделать эти беседы с коллегами в сослагательном наклонении - самой. Чтобы не походило на профессиональный междусобойчик — я задам вопросы не только о работе, но и о жизни. Но мешающее «бы» обещаю вам в каждом тексте.

- Я эту длинную, больше чем 20-летнюю, историю постепенной гибели «Забайкальского Рабочего» давно наблюдаю и вижу, что рано или поздно газета умрёт. Может быть даже, она обречена. Одна из причин моего ухода была в том, что я не хотел быть последним главным редактором «Забайкальского Рабочего».

Претензий к историку, политологу, сотруднику пресс-службы, экс-главвреду «Забайкальского Рабочего» Александру Баринову у меня было больше, чем вопросов. Именно он, казалось мне, должен отвечать за крутизну пике, в которое свалился «Забайкальский Рабочий» и до сих пор не может из него выйти. По мнению моего собеседника, отвечать за грустные тиражи и волны сокращений должны люди с совсем другими фамилиями. Кроме того – из профессии вытаскиваются мужчины, журфак сильно подкошен ЕГЭ, а молодые журналисты слишком амбициозны.

- В 2000-е вдруг на 180 градусов поменялась политика губернатора Равиля Гениатулина в отношении газеты: нам за год на треть обрезали финансирование издания - без объяснения причин. Но они были понятны - в 2004 году президент принял решение об отмене выборов губернаторов. Гениатулин весной того года только-только был избран ещё на один срок и просто решил, что мы больше не нужны, что «лучшее из искусств – это кино», как говорил Владимир Ильич Ленин, и основное финансирование пошло в телевидение. А газету с того времени начали убивать, на свободу при этом не отпуская.

Хотя предпосылки были ещё в 1991-м - вышла газета «Восточная Русь», на первой странице которой был «Забайкальский Рабочий», перечёркнутый крестом. Это значило, что власть продемонстрировала тогдашнему главному редактору Вячеславу Смирнову: будешь сильно дёргаться, мы тебя закроем, будем издавать другую – времена революционные. И в тот момент был упущен, может быть, главный финансовый вопрос - о здании редакции. В советское время оно было построено коллективом редакции на средства, заработанные газетой «Забайкальский Рабочий», и было собственностью редакции. Но потихонечку здание ушло в собственность Читинской области, и его помещения нельзя было, допустим, сдавать. Второе – у «Забайкальского Рабочего» никогда не было собственной типографии, и поэтому было невозможно зарабатывать печатью никакой другой продукции.

Мы понимали, что официозная газета обречена на постоянную потерю тиража, - её задавливает публикуемая нормативно-правовая база. С другой стороны, это то, за что платят деньги. Поэтому к 100-летию газеты мы развивались в шести направлениях – законы публиковали в отдельном вестнике, издавали рекламный еженедельник «Забайкальская новь», «Молодёжную газету», журнал - «Забайкалье: наука, культура и жизнь». Были понятны тенденции развития интернета, и одним из первых среди региональных СМИ появился сайт «Забайкальского Рабочего».

… Нам не хватило полтора года. Настал 2004 год, и нас как вырубили.

- Можно было на этом этапе договориться?

- А с нами никто говорить не хотел. Все улыбались, все похлопывали по плечам, говорили: «Ты чё? Нет, всё нормально». Через месяц после разговора обрезали ещё миллион, потом ещё миллион, потом ещё миллион. В итоге, чтобы защитить газету к столетию, мне пришлось вступить в партию «Единая Россия», и новый избирательный цикл – в 2006-2008 годах - мы прошли достаточно ровно, без потрясений. А потом, в 2009 году пришла комиссия Кошелева (Алексей Кошелев - экс-вице-премьер правительства края, курирующий финансовый блок – ред.), который выполнил задание Гениатулина.

Столкнулись два концептуальных подхода, и время показало, что был прав я, потому как что-либо принципиально изменить с моим уходом им не удалось. Сейчас газета, вообще, в агонии определённой. Им продолжают резать деньги, они продолжают резать штаты.

- Зачем вы в 1999 году пришли в «Забайкальский Рабочий»?

- Чтобы помочь Гениатулину на выборах. У него очень тяжёлая была ситуация в 90-е годы, - против него шёл Войтенко, а газета умирает, а телевидение государственное, «Альтес» больше на Войтенко работает, и у него не было особых информационных опор.

- А ушли?

- Причин было много. Главная - в том, что мы с Гениатулиным до определённого момента были единомышленниками: я его поддерживал, он – меня. Потом, к 2004 году между нами пробежала собака, но мы были партнёрами, ещё можно было существовать. А после конфликта с Кошелевым я опубликовал статью против Кошелева и невольно поставил Гениатулина перед выбором: он должен был встать либо на сторону Кошелева, либо на мою сторону. Либо он должен был защитить Кошелева и мне указать на моё место, либо он должен был заставить Кошелева прийти передо мной извиниться. Он сделал первое, сказал, что есть люди, которые имеют больше прав, чем все остальные. Он сказал, что Кошелев «полицейский», он имеет право на грубость и на хамство. Другие не имеют, а он имеет, потому что он делает такую грязную работу и не может быть чистеньким… А я не могу защищать человека, если мы с ним разошлись. Гениатулин сделал свой выбор, после этого я сделал свой - стал искать другую работу.

Я прекрасно понял, что если я не уйду сам, к сентябрю газета опять окажется банкротом, и мне с позором придётся уходить. А я не хотел уходить с позором, потому что я этого не заслужил. В 2000 году, когда я стал главным редактором, на рекламе зарабатывали 10-15%, остальное было дотацией. А когда уходил - мы зарабатывали на рекламе порядка 56-57%.

- Что может себе позволить, а что не может себе позволить газета власти?

- У «Забайкальского Рабочего» было две ипостаси. Сначала - подпольная оппозиционная газета грозилась всех перевешать. Этакие майдановцы. В последнем номере так и писали - фонарей у нас на всех хватит, когда мы победим! А с 1918 года и по сей день – это газета власти.

Но я, например, считаю, что если у нас есть учредители, и это местная власть, то с ними должны быть партнёрские отношения. Я своим журналистам всегда говорил, что мы – самая демократичная газета, мы абсолютно легко можем критиковать муниципальный уровень, федеральные власти, устами депутатов можем критиковать правительство, и наоборот. И в этом отношении мы гораздо свободнее, чем любое частное издание, потому что у частного издания есть владелец, а у владельца есть отношения с мэром, губернатором, кем-то ещё. Во всяком случае, на этапе, когда владельцами были Степанов, Любин, Бутяев, было видно, кто кого может трогать, кто кого не может трогать, и что может получиться, если тронуть кого-то не того.

Газетой обкома, советской власти, «Забайкальский Рабочий» был и в свой звёздный период – брежневские времена.

- Почему журналистский состав тогда был таким колоссальным?

- Это было престижно. И это была достойная работа. Для сравнения, в 80-х я был доцентом в вузе, кандидатом наук, и получал зарплату порядка 160 рублей, это были очень хорошие деньги. Гонорары журналистов «Забайкальского Рабочего» иногда равнялись зарплате, он мог получать больше 300 рублей. А машина стоила 3 000 рублей.

Тогда в профессии, в основном, были мужчины. И они не были загружены. Газета маленькая, четырёхполосная, и, если журналист в месяц писал очерк и пару заметок, - он сильно напрягался. Журналист мог съездить в командировку на неделю и потом недели две отписываться. Сегодня это представить невозможно.

Проблема была, конечно, в том, что многие посадили печень, потому что им надо было писать о героях труда. А герои труда разговаривать не любили. Чтобы разговорить героя труда - его надо было напоить, при этом запомнить, что он о себе интересного расскажет, потом красиво это написать, приехав. При этом никого не подставить, потому что, не дай бог, он обидится, ты можешь лишиться партбилета и вместе с ним своей профессии.

Но, с другой стороны, они были свободны. Почему из журналистов того времени вышло очень много хороших писателей, поэтов? У них было время, свобода, они много читали, путешествовали, никаких проблем с командировками – куда хочу, туда еду, тебя встречают везде, как космонавта – журналист областной газеты. Были коллеги, которые потом очень долго этим страдали: пытались ногой открывать дверь в кабинет - а уже нет, уже ты никому не интересен и никому не нужен, уже надо уговаривать, чтобы тебя приняли, и так далее.

Это была другая журналистика: газета у власти была частью этой власти. Главный редактор газеты был членом бюро обкома партии, одним из идеологов региона. Это большая политическая фигура. Его передовые статьи были событием, если он сам писал. Но тогда зачастую происходило так: был «заказ», например, обком партии мог журналиста пригласить, дать ему дела, и он писал разгромную статью по уже готовым делам. После появления его статьи уже собиралось бюро обкома партии, и людей, которых он там упомянул, могли наказать или даже снять.

- В 2003-2004 годах был такой момент, когда издание было высококачественным – были ещё и старые кадры, и много молодёжи. Сочетания нескольких поколений так не хватает сегодня региональной журналистике. К сожалению, получилось так, что сильная плеяда журналистов на определённом этапе ушла в писатели и поэты. Ещё часть - спилась. У нас погибло от пьянства очень много талантов.

В 80-90-е в профессии остались в массе своей достаточно средние, а то и посредственные журналисты. Но они себя возомнили мэтрами, потому что никого другого не было. Из Иркутска перестали ехать в конце 90-х, потому что система распределения прекратила работать. Мы шли к демографической яме, нужно было омолаживать журналистский корпус, так в 1996 году в Чите появился журфак.

Но, когда мы открывали кафедру, мы не предполагали, что наступят времена, и вузу, преподавателям, чтобы выжить, нужно будет открывать дополнительный специальный сектор, невостребованный, собственно говоря, нашим рынком. У нас медиарынок достаточно небольшой, но, тем не менее, открыли отделение связей с общественностью, два заочных отделения, и стали выпускать просто кучу людей, общий уровень которых оказался достаточно низок. Сегодня вопрос о качественной журналистике стоит в том числе и потому, что выяснилось: наиболее яркие, интересные журналисты в нашем регионе – не выпускники журфака. Это ещё одна особенность.

Кроме того, журфак сильно подвела система ЕГЭ. В своё время, например, на отделение не смогли поступить Майский и Ветров (известные журналисты конца 90-х годов – начала 2000-х годов – Е.Ш.). Мы в приёмной комиссии поставили им самые высокие оценки, но средний балл в аттестате был настолько низкий, что они не прошли конкурс. А введение ЕГЭ ситуацию усугубило. Если сейчас посмотреть на журфак, то за редкими исключениями, это девочки.

- Как профессия стала женской?

- Девочки хорошо учатся в школе. А многие журналисты – это необязательно те, у кого пятёрки по русскому языку и литературе. Это немножко другие люди, с другим складом ума. Журналистов, как актёров театров, нельзя набирать по ЕГЭ.

- Должно быть что-то ещё…

- Конечно. Девяностые годы были периодом, когда журналистов убивали чуть ли не еженедельно.

- Тем более, в профессию логично идти мальчикам.

- А родители?

- А характер?

- Ну, какая-то часть мальчиков пошла. И, собственно говоря, те немногие мальчики, которые пришли в журналистику, они что-то из себя и представляли, никто не пропал. Другое дело, что мальчиков потихонечку вытягивают в пресс-службы. То есть, через какое-то время мальчики, как журналисты, вырастают, а зарплаты и должности не растут. А семьи, которые надо кормить, появляются, и в определённый момент этих мальчиков забирают в пресс-службы УВД, ФСБ, ЗабЖД…

- Пресс-служба, по-вашему, это логичный венец завершения журналистской карьеры или новый шаг развития личности?

- Всё зависит от человека. Настоящий журналист не может не писать, в каких бы условиях он не оказался. А достаточно много людей, для которых это стало ремеслом и вариантом заработка на жизнь. Пресс-служба в этом случае хороший вариант. Полный набор всего, очень хорошая зарплата, которая в обычных СМИ и не снится. При этом работа вполне конкретная, не пыльная, с девяти до шести. Другое дело, что на железной дороге, например, надо работать с внутренней ежедневной готовностью, что тебя сегодня уволят до конца рабочего дня. Причин может быть тысяча и одна, и так можно рехнуться.

- Чего не хватает региональной журналистике?

- В конце 90-х, начале нулевых стержнем информационного поля региона было телевидение и «Забайкальский Рабочий» - единственная ежедневная газета. Сегодня стержнем являются информационные агентства.

- Когда, по-вашему, это произошло?

- Наверное, в 2009-м, 2010-м, 2011-м. Незаметно, но постепенно и ежедневную газету, и – во-многом – новостные блоки на телевидении заменили «Чита.Ру», «Забмедиа», «Забинфо». И нельзя сказать, что это исключительно новости – есть статьи, есть видео. Но не хватает того, чего было с избытком в хорошие времена в «Забайкальском Рабочем» - аналитики. Серьёзной, глубокой, не поверхностной – что вижу, то пишу, а глубокой. Есть у нас политобозреватель? Нет. Обозреватель экономической жизни – не человек, который что-то видит, что-то слышит, а человек, который знает и понимает больше, чем говорится? Нет. Обозреватель культурной жизни - не человек, который пишет о событиях культурной жизни, а человек, который, зная подноготную, пишет о проблемах, с которыми сталкивается наша культура?

По пальцам пересчитать очеркистов, которые пишут о людях так, что и слеза продирает, и каждое слово на месте… Мне стыдно бывает за наших журналистов, когда я вижу какие-то репортажи… Я уже не говорю о пресс-конференциях: журналисты в массе своей не готовятся к пресс-конференции. Они не знают, что спрашивать. Они не понимают, к кому пришли и по какому вопросу. Но зато бич молодой журналистики – амбициозность, высмеять всё, иронизировать над всем.

- Можно ли назвать фамилию какого-то конкретного человека, который должен нести ответственность за трагедию «Забайкальского Рабочего»?

- Ильковский. Сейчас – Ильковский.

- Он ещё год назад вряд ли держал её в руках, какое отношение к газете может иметь Ильковский?

- Нет. Сейчас он имеет к ней прямое отношение, потому что он – учредитель. Уже год. Губернатор ни разу за это время не встретился с коллективом газеты, не определил задачи этой газете, его газете.

- Он не считает нужным, наверное, определять газете политику?

- С моей точки зрения, он, в принципе, не до конца определился.

Ну, не нужен тебе «Забайкальский Рабочий» - закрой его. Реши, что все законы вступают в силу с момента их публикации на сайте администрации. Всё. Если сегодня у «Забайкальского Рабочего» забрать деньги за публикацию нормативно-правовых документов - он завтра умрёт.