«Тайны истории»: бомбу бросили в окно, но он выжил

Николай Иванович Верхотуров — первый забайкальский дипломированный профессиональный художник, творчеством которого интересовались не только в России, но и за рубежом. Так о Николае Ивановиче писали читинские газеты в 1918 году, называя его то «известным читинским художником», то «известным забайкальским живописцем» («Русский Восток» № 18 и 40 от 20 (7) октября и 16 (3) ноября соответственно).

Во второй половине 1920-х годов он покинул Забайкалье, и на какое-то время его имя было предано забвению. В историю культуры нашего края его вернул в своих статьях и книгах, издававшихся на рубеже 1950–1960-х годов, известный краевед Евгений Дмитриевич Петряев (1913–1987). Но по-настоящему известным его, безусловно, сделал известный в Забайкалье искусствовед Елена Георгиевна Иманакова, не только написавшая о нем небольшую статью в «Энциклопедию Забайкалья», но и посвятившая его судьбе несколько больших биографических статей.

«Надолго его имя оказалось забыто, — писала она в одной из этих статей. — Но, осознавая сейчас свое прошлое, мы возвращаемся к забытым страницам забайкальской культуры, и фигура Верхотурова приобретает свои очертания. Мы начинаем осознавать его вклад в развитие отечественного искусства. В настоящее время детская художественная школа города Нерчинска носит имя своего замечательного земляка, а читинские музеи хранят его работы, пусть даже единичные».

Не обошел его вниманием и читинский журналист Сергей Николаевич Забелин, посвятивший ему очерк в вышедшей недавно в Чите книге «Забайкалье: проездом в историю». Поэтому, не вдаваясь в подробности, напомню лишь о важнейших этапах в судьбе этого художника.

Сторонник революционеров, но не большевиков

Родился он 5 декабря 1863 года (правда, на могильном камне в Москве стоит 1865 год) в селе Монастырском (ныне Калинино), недалеко от Нерчинска. Первое образование получил в Нерчинском духовном училище. Там же в Нерчинске у художника Прокопия Николаевича Рязанцева получил первые уроки рисования.

Ничто не говорило о том, что его семья была состоятельной, но он как-то смог поступить и проучиться до выпуска в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Проучившись восемь лет (!), он завершил учебу в 1889 году. Во время учебы, начиная с 1886 года, стал участвовать в выставках.

С 1889 по 1901 год жил и работал в Иркутске, куда отправился с молодой женой, дочерью богатого иркутского купца Клавдией Михайловной (в девичестве Михеевой). Ее отец — купец 1-й гильдии Михаил Васильевич Михеев (1824–1869), владевший, помимо всего прочего, и рядом приисков, к тому времени уже 20 лет как скончался, а его супруга Мария Павловна часть приисков продала в 1885 году.

Но денег на дальнейшую учебу для зятя она нашла — на этот раз в Императорской академии художеств, в мастерской такого мастера, как Илья Ефимович Репин.

Проучился он всю Первую русскую революцию, с 1905 года, и завершил обучение как раз в 1907 году. Понятно, что революционные идеи не могли не захватить и Верхотурова, хотя он и не стал членом какой-то революционной партии. В эти и несколько последующих лет появляются его известные картины: «Пропагандистка в рабочем кружке» (1906), «Прикованный к тачке» (1907), «Слушают» (1908), «Накануне» (1909), «Расчет» (1910).

Во время зарубежной поездки (и на это нашлись средства) начал создавать серию портретов «Старые революционеры» (Г. Плеханова, П. Кропоткина и других).

Самым революционным образом меняет и свой семейный уклад. Развелся с первой женой и женился на художнице Вере Сакен, вместе с которой в 1911 году создал живописный фриз «Торжество Диониса, или Рождение театра», украсивший новый драматический театр в Ярославле.

Чем художник занимался в годы Первой мировой войны, неизвестно. Февральскую революцию 1917 года он принял с восторгом. Его «Старые революционеры» были выставлены на выставке «Первые борцы за свободу», средства от сбора которой были направлены на нужды возвращавшихся из тюрем, каторги и ссылки политзаключенных. А вот Октябрь он не принял и в конце 1917 года вернулся на малую родину — в Забайкалье.

Новую власть он не принял, но сотрудничать с ней стал. Считается, что именно он разработал эскиз 50-рублевых кредитных билетов для Читинского отделения народного банка, главной фигурой на которых был кузнец. Поэтому обыватели тут же прозвали новые деньги «кузнецами», или «молотками».

Советская национализация и ее финал

Забелин, описывая этот период, акцентирует внимание на том, что Верхотуров был исключительно художником. Но дело в том, что каким-то образом он был одновременно и владельцем золотого прииска, который новая власть национализировала, что, понятно, не добавило ей любви со стороны художника. Как он стал золотопромышленником, не удалось установить даже главному его биографу Елене Иманаковой.

А вот что по поводу тех событий написала уже после первого падения советской власти в Забайкалье газета «Русский Восток» (№ 19, 22 (9) октября 1918 г.):

«У художника Н. И. Верхотурова на приисках во время большевизма часть имущества была национализирована для нужд Петровского Завода. Национализация была произведена честь-честью: приехали инженеры, сделали опись и увезли груза около 2 тонн пудов. В настоящее время, когда необходимо всё возвратить прежним владельцам, ему предложили самому всё собирать и привозить к себе на прииск! Как-никак, а ведь Петровский Завод был казенным, следовательно, казалось бы, возврат имущества с него нужно бы произвести за счет Завода».

Это было время, когда в Чите власть принадлежала «революционным партиям» (эсерам и меньшевикам). Ситуация изменилась после прихода к власти атамана Григория Семёнова.

Та же газета 16 (3) ноября 1918 года коротко сообщила: «Кунейский промысел денационализацией закончен, и в настоящее время в управление промыслом вступил законный хозяин Н. И. Верхотуров, известный забайкальский живописец».

Симпатия к атаману выразилась у художника в том, что он взялся написать его портрет. Об этом сообщил «Русский Восток» 19 декабря 1919 года. Однако, как считает Елена Иманакова, «в силу быстро меняющейся политической обстановки не успел этого сделать». Так ли это или нет, пока неизвестно.

А вот портрет создателя и директора краеведческого музея в Чите Алексея Кирилловича Кузнецова работы Верхотурова и сегодня можно увидеть в музее. Писать его он начал в период после свержения власти Советов, но до прихода к власти атамана Семенова.

«Известный читинский художник Н. И. Верхотуров в настоящее время пишет портрет местного общественного деятеля А. К. Кузнецова, ныне состоящего директором музея, — сообщил читателям "Русский Восток" 20 (7) октября 1918 года. — Портрет А. К. Кузнецова является последним из задуманной художником целой серии портретов деятелей революции. Если позволят обстоятельства, то г. Верхотуров устроит в Чите выставку своих картин и портретов, причем ввиду общественного интереса к "оригиналам" портретов он предполагает издать каталог с довольно подробными биографическими о них данными».

Правда, при атамане с идей этой выставки на время пришлось распрощаться.

Загадочное покушение

26 июля 1922 года читатели главной государственной газеты Дальневосточной республики (ДВР) «Дальне-Восточный Телеграф» (с ее подпиской, так же как и с подпиской вышеупомянутого «Русского Востока», познакомился в Забайкальском краевом краеведческом музее им. А. К. Кузнецова и Государственном архиве Забайкальского края) узнали очередную неприятную новость (их тогда было немало), названную «Убийство Н. И. Верхотурова».

В небольшой заметке было представлено сразу несколько очень интересных данных.

Но прежде всего информация, давшая название заметке: «Получены сообщения об убийстве Н. И. Верхотурова на принадлежащих ему приисках по речке Кунею. Н. И. Верхотуров был убит бомбой, брошенной в окно». Новость об убийстве оказалось ложной, но к этому вернемся чуть позже. А пока стоит обратить внимание на то, что, оказывается, во времена ДВР прииски Верхотурова во второй раз национализированы не были.

А далее шла очень интересная и в чем-то неожиданная информация: «Н. И. Верхотуров — давнишний забайкальский предприниматель, и участие его в развитии местной промышленности можно назвать весьма заметным. Между прочим, Н. И. Верхотуровым был разработан и сконструирован проект драги-лопаты в передаче движения и в действии самого черпака. Специалистами изобретение было признано существенным в деле развития техники разработки недр. Миннархозом Н. И. Верхотурову было выдано охранительное свидетельство за № 3 для получения привилегии на указанное изобретение».

Вероятно, что еще до 1917 года Николай Иванович получил и техническое образование. Позже оно ему весьма пригодилось.

Было также сказано, что «с Н. И. Верхотуровым ранена его жена, которая, будучи отправлена на ст. Карымская, скончалась». И это оказалось правдой. Только вот имя супруги, к сожалению, названо не было. Можно лишь предположить, что либо это была какая-то третья жена, либо… первая, к которой он мог вернуться.

На следующий день та же газета напечатала «Подробности нападения на Н. И. Верхотурова».

«Под вечер 19 июля на прииске Куней на квартиру золотопромышленника Николая Ивановича Верхотурова совершено нападение небольшой бандой неизвестных злоумышленников, — рассказывалось в этот раз. — Окружив квартиру Верхотурова, злоумышленники начали ее обстрел; стреляли из револьверов и винтовок. Одна из пуль тяжело ранила жену Верхотурова, и тут же экономке Албитовой оторвало два пальца левой руки. Прекратив ружейную стрельбу, злоумышленники к окну дома бросили бомбу, которая разорвалась, осколки ее проникли через окно и ранили самого Верхотурова.

После брошенной бомбы злоумышленники скрывались. Жена Верхотурова при отправлении ее в Карымскую больницу по дороге скончалась. По производимому познанию устанавливается, что нападение совершено не с целью грабежа, а с целью убийства Верхотурова. По производимому дознанию задержан гр. поселка Демидовского Радченко, но причастность его не установлена, и потому взят на поруки поселковым обществом. Дальнейшее дознание производится».

Лишь в последнем предложении газета признала свою ошибку: «Сам гр. Верхотуров отделался ранением, а не убит, как ошибочно было сообщено во вчерашнем номере нашей газеты».

Кто же и с какой целью покушался на известного художника и предпринимателя, так и осталось тайной.

В дальнейшей его судьбе особых тайн уже нет.

Со «Старыми революционерами» в Москву

В середине 1920-х годов ему (жил он тогда в своем доме в селе Жимбира недалеко от станции Дарасун) предложили провести выставку работ со сбором средств в пользу общества помощи борцам революции. Тогда вновь пригодились ему «Старые революционеры».

В 1926 году эта выставка прошла в Чите, Верхнеудинске (ныне Улан-Удэ), Иркутске и ряде других городов. В финале была московская выставка, имевшая тогда успех, что позволило Верхотурову перебраться в Белокаменную навсегда.

Как писала Елена Георгиевна Иманакова, живя в столице, Николай Иванович постепенно отошел от участия в выставках и перестал заниматься живописью. Работал непродолжительное время в Политехническом музее, сделал несколько открытий и изобретений и имел 14 зарегистрированных патентов. Его уход из жизни был результатом стечения обстоятельств.

В январе 1944 года с головы 80-летнего художника грабитель сорвал меховую шапку. Итог понятен. Простуда, болезнь и смерть. Умер художник-революционер 21 февраля. Похоронен на Новодевичьем кладбище. После чего для его памяти наступила эпоха небытия, которая теперь уже в прошлом.