В России впервые за два десятилетия выросло число новых случаев алкоголизма. Прежде, согласно официальной статистике с 2003 года, она только снижалась — за это время ежегодное число новых случаев алкоголизма, которые фиксировали врачи, стало меньше в четыре раза. В 2021 году диагнозы «алкоголизм» и «алкогольный психоз» получили 53,3 тысячи человек — это самое минимальное значение за 19 лет. Но в 2022 году тенденция изменилась, и кривая впервые пошла вверх — 54,2 тысячи новых пациентов с алкоголизмом и алкогольными психозами.
При этом врачи отмечают, что сама по себе эта статистика не очень показательна, в нее включены только те, кто обратился за помощью и теперь наблюдается у нарколога. Однако далеко не всегда люди готовы идти с этой проблемой к врачу, тем более в наркологический диспансер.
— В наркологические диспансеры, а у нас их около четырехсот по всей России, люди практически вообще не обращаются, — говорит нарколог Олег Новиков. — Поэтому, в общем-то, точное число лиц, больных алкоголизмом, мы не знаем. Но что их большое количество, что их миллионы, это уж точно.
Олег Новиков — психиатр-нарколог, заместитель председателя международной Лиги трезвости и здоровья.
Помимо данных наркодиспансеров есть и другие попытки оценить степень увлечения россиян алкоголем. Например, соцопросы. В статье «Алкоголизм как объект социологического исследования», опубликованной в журнале «Научный формат» в 2020 году, авторы приводят статистику федерального проекта «Трезвая Россия»: более 85% трудоспособных россиян употребляют алкоголь, 53% делают это систематически раз в неделю.
Эти данные можно соотнести с продажами алкоголя, которые, в отличие от статистики алкоголизма, вполне уверенно растут не первый год. Например, в 2017 году россияне купили 2,11 млрд литров алкогольных напитков, в 2020-м — 2,19 млрд литров, а в 2023 году уже 2,37 млрд литров. И это без учета слабоалкогольных напитков: пива, сидра, медовухи и так далее.
В пересчете на спирт рост тоже заметен — по данным Федеральной службы по контролю за алкогольным и табачным рынками, в 2022 году на каждого гражданина России старше 15 лет пришлось 6,41 литра спирта. Еще в 2019-м этот показатель был на уровне 6 литров.
Однозначного ответа на вопрос, почему мы стали больше пить, нет ни у наркологов, ни у социологов. Ученые делят факторы алкоголизации на объективные и субъективные. К первым относят макросоциальные (существующие в обществе в целом) и микросоциальные (например, отношение к алкоголю в семье, в ближайшем окружении). Ко вторым — индивидуальные биологические, психологические и личностные особенности.
А вы заметили, что стали больше пить?
В 2013 году профессор Владимир Морогин и научный сотрудник Наталья Костина из Хакасского государственного университета им Н. Ф. Катанова опубликовали статью «Социально-психологическая история алкоголизации России», в которой исследуют причины распространения в стране алкогольной зависимости.
— Можно предположить, что многие социальные проблемы в российском обществе, в том числе и алкогольная, возникают как результат социальных реформ, которые словно специально ведут к снижению жизненного уровня простых российских граждан. В таких условиях алкоголизм получает максимальные шансы для своего развития — после каждой экономической катастрофы в него вовлекаются новые слои населения, — писали тогда исследователи.
Ученые в своем материале приходят к выводу, что алкоголизация обусловлена не только биологическими механизмами и психологическими особенностями, но и является своеобразной социальной платой за радикальное реформирование страны. С 2013 года в России изменилось многое, но проблема, судя по данным статистики, осталась. Девиантолог Яков Гилинский говорит, что рассматривать ее нужно комплексно.
— Понимаете, всё очень сложно. Я много десятилетий занимаюсь изучением девиантного поведения, и сказать, чтобы была какая-то одна причина, это очень сложно, — объясняет Яков Гилинский. — Сейчас я думаю, что ничего удивительного нет — алкоголизм мог бы и еще в большей степени расти, так же как потребление наркотиков. Люди сейчас находятся в сложной психологической ситуации.
Яков Гилинский — правовед, криминолог и социолог, доктор юридических наук, заведующий кафедрой уголовного права Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена, автор книги «Девиантология. Социология преступности, наркотизма, проституции, самоубийств» и ряда других работ по социологии девиантности и социального контроля.
— И опять мне придется говорить о том, о чем мало кто сегодня хочет слышать. В каждой стране население делится на меньшинство включенных в активную экономическую, социальную, политическую, культурную жизнь и большинство исключенных из нее, — продолжает Гилинский. — Так вот, по официальным данным МВД, основная социальная база преступности — это исключенные. По результатам исследований самоубийств, я ими занимался много, та же самая история. И с пьянством, алкоголизмом — тоже. В любой стране исключенных больше, чем включенных. У нас это 80–90% населения.
Врачи солидарны с социологами — рассматривать алкоголизм только как медицинский диагноз нельзя.
— Проблема алкоголизма на 15–20% медицинская проблема, а остальное это психолого-социальная проблема, — говорит нарколог Олег Новиков. — Понимаете, это быт, это генетика, это всё что угодно, а каждый раз сбрасывают всё на медицину.
Он отмечает, что самой тяжелой ситуация с алкоголизмом в России, точнее, в СССР, была после Великой Отечественной войны. Он даже называет ее эпидемией.
— Сейчас идет спецоперация, дай бог, скоро закончится. Каждый человек, который побывал на фронте, ему два года нужна реабилитация. Этих людей нужно восстанавливать, психологически в том числе, — уточняет психиатр-нарколог. — Иначе люди сами лечатся, а лечатся чем? Алкоголем. Алкоголь-то действительно лекарство до какого-то момента. Алкоголь — это спасение иногда, это конфета для народа. Но если его всё время употреблять, он со временем превращается в смертельный яд.
Восстановлению участников спецоперации внимание уделяют: на днях министр здравоохранения России Михаил Мурашко заявил, что на реабилитацию раненых выделят еще 70 млрд рублей. Ветеранам СВО обещают материальную поддержку, бесплатное обучение и другие льготы — это должно помочь социализации и включению в активную жизнь. Но остаются и другие люди, которые пытаются «лечиться» алкоголем. А потом не могут вылечиться от него.
— Главная наша проблема — это то, что люди не обращаются за помощью, — считает Новиков. — Почему народ не обращается в диспансеры? Да боятся. Люди понимают, что если ты пьешь запоем или муж пьет, вы придете в диспансер любой и скажете — тут же шлепнут ярлык «хронический алкоголизм». Это наркологический, практически это психиатрический учет. А это уже и водительские права, и разрешение на оружие, и карьера, и тысяча других юридических моментов.
Он полагает, что если ввести некую дифференциацию и рассматривать алкоголизм как комплексную проблему, многоуровневое расстройство, это бы способствовало обращению за помощью. И Олег Новиков, и другие врачи-практики говорят о том, что зависимость вырабатывается у каждого по-своему.
— Если говорить с точки зрения психиатрии и обобщать, то можно было бы дать такое определение: алкогольная зависимость начинается с того момента, когда мысли о выпивке становятся навязчивыми. Это и есть первая стадия, — объясняет психиатр Максим Малявин.
Максим Малявин — врач-психиатр, автор проекта «Найди своего психиатра».
Заметить навязчивость мыслей об алкоголе могут близкие люди, но для лечения необходимо согласие и активное участие самого пациента. О методах лечения алкоголизма мы уже рассказывали ранее, как о «народных», так и о тех, которые предлагает официальная медицина.