Татьяна Пояркина, Ксения Зимина
Сквозь век
Откуда черпает силы прожившая 95 лет забайкалка
«Полдома занимала русская печь. Бабушка с вечера заводила квашню. В 9.00 просыпаешься, на столе свежий каравай. Она уже и сливки перегнала. Часто жарила лепёшки. У неё была глубокая специальная кастрюля. Нажарит гору, всех накормит. Стряпала пресные треугольнички с голубичным вареньем. Булочки тоже иногда пекла. Но у нас бабушка суровая, и булки у неё такие же — не пышные и не воздушные. Самые вкусные», - рассказывает Лена.
Мы едем в деревню Елизаветино, где живёт её 95-летняя бабушка Надежда Александровна Хайбулина. В дом, в котором она родила и вырастила пятерых детей. В прошлое, которое, несмотря на множество стеснений, кажется лучше, чем будущее. В место, где только правда. И всё напускное снимается с тебя, как дёрн. А запах богородской травы как будто очищает. А Ленины воспоминания о бабушке и такая сердечная любовь к ней безмерно трогают, обнажают своё личное, сокровенное, родное.
- О, Господи, чего вы с меня с глухой напишите, - встречает нас Надежда Александровна.
Подходит к комоду, достаёт цветастый платок и повязывает. Смотрит на фотокамеру, уголки губ чуть приподнимаются в улыбку.

В Елизаветино она всю жизнь. Сейчас живёт одна в том самом доме, куда пришла после замужества. В июне ей исполнилось 95 лет. Дети, внуки, правнуки давно зовут к себе. Она сопротивляется, но жалуется: «Утром в субботу приехали, в воскресенье вечером уже уезжают. Подольше не остаются. Всё дела у них».
Но в город переезжать не хочет.

В Елизаветино живёт сын Виктор с семьей, который несколько раз в день проведывает маму. В соседней деревне Александровка — дочь. Тоже регулярно приезжает.
Раз в неделю, а то и чаще, — внуки с семьями из Читы. Бабушка ждёт, любит всех, встречает.

- Чай пить будете? Я на стол сейчас соберу, - предлагает она нам несколько раз.
У Надежды Александровны было девять братьев и сестёр. Она вторая. Сейчас осталась единственная.

- Кого мы жили. Ничего не видели. Голодно было. Работали не покладая рук даже дети. А есть нечего было. Гнилую картошку собирали, и мама стряпала лепёшки. Чем-то накормить надо. А потом война, - и ещё большой голод, - вспоминает она.

Всю войну она проработала на лесозаготовках.

- Четыре зимы возила лес на быках. Босая почти, башмаки сошьют, пока там неделю лазишь, порвёшь. Дома чинят. Неделю в лесу, на выходные домой. Зима кончится, весна — пахота. Пахали на быках, на конях, за плугом ходишь. Хлеб посеешь. Затем покос, — кормить же всех надо в зиму, - рассказывает Надежда Александровна.

Вспоминает, как зимой в военные годы работала с пленными японцами:

- Они все закутаны, длинные бушлаты, одни глаза торчат. Сидят на кукурках, смотришь — упал, замёрз. Не могли вынести таких морозов. Я работала на совесть всегда. Не мухлевала, как некоторые. Все силы отдавала. Бог дал здоровья, и я живу.

У неё четыре класса образования, а трудовой стаж — вся жизнь. После войны она работала в колхозе.

- Гоняли, судили за недовыработку трудодней. Строго и хорошо было, а теперь распустила власть народ. Боялись бригадира, а не то, что там председателя. За кусок хлеба никто не работает. А мы работали за овсяную лепёшку, которую сейчас скот ест. А ты её всю и не съешь, домой надо отнести, - вспоминает она.

Замуж она вышла через два года после войны. Родила пять детей почти друг за дружкой. Но в декрете не сидела ни дня.

Дедушка наш татарин. Это его фамилия Хайбулин. В девичестве бабушка была Царёва. Он прошёл всю войну, награждён медалями и орденами. Бабушка всю жизнь со свекровью прожила. Она своенравная женщина с непростым характером — строгая и властная. Свекровь была повитухой, поэтому бабушка всех детей дома родила. Она их и лечила — заговорами и травами. Что-то пошепчет, руками поводит, травку заварит. И все здоровые.
дополняет рассказ Лена.
- Детишки пошли, ещё больше работы стало. Надо же всех кормить. Это уже потом хлеба досыта стали есть. А то и не видели его. Сахар по кусочкам выдавали, - говорит Надежда Александровна.

Вспоминает, что колхоз был большой. Много скота, огромные поля:
- Сначала колхоз, потом совхоз, затем какое-то коллективное предприятие, и всё развалилось. Куда что подевалось?

Сейчас на месте колхозных строений осталось несколько одиноко торчащих каменных столбов посреди луга. Поля, которые были засеяны вокруг села, пустуют.
Саму деревню Елизаветино, конечно, не назовёшь заброшенной. Здесь есть школа, детский сад, администрация, фельдшерско-акушерский пункт, магазины. Сюда регулярно приезжает автобус. Но почти на каждой улице через три-четыре дома видишь заброшенные участки с покосившимися избушками и заросшими сорняками огородами.
В нашем детстве такого не было. Все дома с хозяином. Ухоженные. В деревню мы приезжали на каникулы. Ходили купаться на речку, обрывали кусты с черёмухой, помогали бабушке по хозяйству. В огород она не пускала. Говорила: «Чего они там наполют, только картошку посбивают» . В советское время в деревне был хороший книжный магазин лучше, чем в городе. Мы там покупали книги, читали. Бабушка удивлялась:

- Что за дети — читают и читают? Всё они с книжкой. Тунеядцы.
вспоминает Лена.
Уже 37 лет Надежда Александровна вдова. Из пятерых детей сейчас живы трое. Двоих она похоронила: младшего и старшего сыновей. Всего у неё 11 внуков и 22 правнука. В мае родилась праправнучка. Назвали Надей.

Рассказывает, что пенсия хорошая.

- К 75-летию Победы Путин мне прислал поздравительную телеграмму. На столе лежит, - говорит она.

Только первый год она разрешила детям и внукам не засаживать большой огород картошкой. Раньше не позволяла. Объясняла, что земля не должна стоять пустой. Картошку посадили на небольшом поле. Рядом в парнике несколько кустов помидоров. Сама поливает, обрывает пасынки, следит. Перед домом в старых кастрюлях, как в вазонах, рассажены цветы: петуньи, бархатцы. Она сама всё сделала.. В прошлом году Надежда Александровна в литровых баночках солила огурцы.
Бабушка никогда никакой косметикой не пользовалась. Но у неё всегда были духи «Красная Москва». Когда в магазин шла, мазала ими за ушком. А какие у неё были красивые длинные волосы. Она их подворачивала в пучок и убирала под платок. А после бани распускала, расчёсывала. Любила бусы. Называла их корольки. Нравилось, как они на шее блестят.
говорит Лена.
- Что-то зажилась я. Все уже попомерли, а я всё живу. Но зимой умрёшь, - им могилу тяжело копать, летом помрёшь — прокиснешь, пока они все соберутся. Нет и времени помереть, - говорит она, шутя.
Выходит на крыльцо нас провожать. Сетует, что чай не попили.

- Махмут, угомонись, - отмахивается от привязанной на цепь собаки.

-Лена, ты одёжу свою оставила, приедешь или коль? - спрашивает внучку.
Радуется утвердительному ответу:

- Хорошо, может, мне крыльцо покрасите.

Машет нам рукой. Советует:

- На Оленгуй заедьте, посмотрите на реку.
Обещаем заехать. Прощаемся. Глазами. Она смотрит пристально, как будто надолго изучает. Калитка закрывается. Дерево черёмухи возле дома кивает нам вслед.
Берег Оленгуя, сопки с чабрецом, звенящий воздух и вся наша поездка ещё больше становятся чувственной правдой, а живущая здесь почти сто лет Надежда Александровна Хайбулина - символом безусловной преданности и любви. К людям и к месту. Она память, детство внуков, исток большой семьи.
Моему папе 70 лет, но он ещё работает. Говорит, что, как бросит работать, приедет в Елизаветино в отчий дом. Здесь будет жить. Я ему предлагаю куда-нибудь на море. Отказывается, мол, лучше моего Оленгуя моря нет,
- рассказывает Лена.
И в этих простых словах суть. Её порой ищут в достатке, путешествиях, развлечениях, отношениях. А находят рядом, у родного очага.