«Книжный развал»: Гедонизм Фрая, та-самая-Манро и Умберто Эко

Это такой странный книжный микс – где-то до боли проникновенный и родной, где-то до оглушения пустой, где-то лёгкий-лёгкий. Книги, от которых плачешь, смеёшься и удивлённо разводишь руками, - все они здесь, в свежем обзоре от редакции ИА «Чита.Ру».

Книжка Сергея Носова «Фигурные скобки» кажется сначала очень сказкой. Собственно, это и есть магический реализм. Не пугайтесь названия, его не испугалось жюри российской литературной премии «Национальный бестеллер», присудив Носову первое место.

Математик-менталист приезжает в Питер на конгресс микромагов. Сюрр в стиле булгаковской «нехорошей квартиры» начинается с поезда. В голове у него ссора с дочерью, тяжеленная какая-то усталость и ностальгия по Питеру. Вместо конгресса он ввязывается в расследование гибели своего друга Кости Мухина. Тут первая сложность - дневник Мухина почти невозможно читать — такая там ересь вперемешку с фигурными скобками. Но вы прочитайте ради эротической сцены, она красивая. Прорвётесь за дневник — будет чистое удовольствие и Питер, как мы любим.

— Марина, ты уверена, что мне это надо читать?

— Да, конечно, абсолютно уверена. Если тебе интересно, я никогда не имитировала оргазм, в этом отношении он заблуждался. Говорю тебе, чтобы ты не подумал чего. Оргазм был далеко не всегда, далеко не всегда, но при чем тут, черт побери, имитация? А когда я с гвоздодером стояла, он меня действительно очень сильно напугал, и губы у него были, это правда, очень холодные.

— В общем, так… я это не буду читать.

— Будешь. Какой адрес гостиницы?

Она вызывает такси — «самое дешевое и быстрое».

— Будешь, будешь… Я часто думаю, почему у нас с тобой никогда дело не доходило до постели. Не знаешь, почему?

— Наверное, потому… потому, наверное, что мы друзья.

— Зачет. Ответ принят. Ты дочитаешь до конца и, если захочешь, мне что-нибудь скажешь. Но только если захочешь. Может, поймешь то, что моему уму недоступно. Может быть, ты что-нибудь знаешь, чего я не знаю, вы все-таки вместе работали, у вас есть знакомые общие, которые… словом, я тебя прошу это прочесть. Предупреждаю, сначала очень трудно будет читаться, зато потом… потом будет легко. Я нарочно тебе говорю, чтобы ты не пугался. А то прочтешь пару страниц и бросишь. И пусть не пугает, что от руки… У него исключительно разборчивый почерк. Вот, посмотри.

Она раскрывает на середине тетрадь и, не выпуская ее из рук, демонстрирует Капитонову две станицы, исписанные рукой ее предыдущего мужа.

«Что же я медлю? Наставить рога Мухину — от одной этой мысли…» — успевает прочитать Капитонов на правой странице верхнюю строчку. О ком это он? О себе? Но более всего изумляет другое:

— Я не знал, что он был каллиграфом.

— Преувеличивать тоже не надо.

— Но мы все пишем, как курица лапой.

— Можешь ли ты допустить, что этот почерк не его? — серьезно спрашивает Марина.

Капитонов не знает, что сказать.

«Такси у подъезда», — сообщает диспетчер.

— То-то и оно, — говорит Марина. — А теперь мне обещай. Первое: ты дочитаешь это до конца. И второе: вернешь завтра.

— Разумеется, завтра. Послезавтра я улетаю.

Моё знакомство с Элис Манро произошло в бытность мою библиотекарем. Точнее, тогда я впервые только услышала о ней. Читательница очень хотела взять какую-нибудь из книг Манро в оригинале. А их не оказалось. Ни одной. Ни одного упоминания. А я в своей неосведомлённости несколько раз переспрашивала имя автора. Так, благодаря случаю я узнала об известной во всём мире (но пока не в России) канадской писательнице, обладательнице Нобелевской премии по литературе, авторе коротких рассказов, которую сравнивают с Чеховым. Для меня открылась новая современная литература.

И вот у меня в руках книга Элис Манро «Беглянка», сборник рассказов. Книга прочитанная и обдуманная. Книга о человеческой душе, о людских надеждах, поражениях, любви, семье. Некоторые герои переходят из одного рассказа в другой. Перед взором читателя разворачивается подлинная жизнь. Элис Манро обнажает душу современного человека. И делает это очень правдиво. Иногда в своей правдивости эти рассказы огорчают. В конце некоторых из них хочется, чтобы автор оставил больше надежды. Однако, тогда это были бы совсем другие истории. Они бы не производили такого сильного впечатления, не оставались бы в памяти навсегда.

Что до меня – я планирую прочитать всё, что уже переведено у Элис Манро на русский язык. И вам советую.

Когда в университете появилось объявление о вакансии учителя, все советовали ей попробовать свои силы. Это очень полезно. Хоть ненадолго выйти в большой мир. Увидеть реалии жизни.

Джулиет не впервой было слышать такие советы, но её огорчило, что на этот раз они исходят от тех мужчин, которые, судя по их виду и речам, не слишком близко знали реалии жизни. В городке, где она выросла, её склад ума зачастую относили к тому же разряду, что хромоту или шестой палец, и люди не упускали случая ткнуть её носом в довольно предсказуемые сопутствующие недостатки: она не знала, с какой стороны подойти к швейной машинке, не умела красиво упаковать подарок, не замечала, что у неё торчит комбинация. Выйдет ли толк из такой девушки – это был еще большой вопрос.

Он беспокоил даже её родителей, хотя они ею гордились. Мать хотела, чтобы дочка пользовалась успехом, и заставляла её учиться игре на фортепьяно и катанию на коньках. Джулиет занималась и тем и другим, но без желания и без блеска. А отец просто хотел, чтобы она была как все. Будь как все, твердил он, иначе тебя затравят. (Это противоречило тому обстоятельству, что родители Джулиет, в особенности мать, были совсем не такими, как все, но жили не зная горя. Видимо, отец подозревал, что дочери повезёт меньше.)

Ладно, сказала Джулиет, когда поступила в колледж. На отделении классической филологии я такая, как все. Мне здесь очень хорошо.

И вот теперь она услышала тот же самый совет от преподавателей, которые, как ей всегда казалось, ценили в ней способности и радовались её успехам. При всей своей доброжелательности они не могли скрыть тревогу. Выйти в большой мир, твердили они. Можно подумать, до этой поры она пребывала непонятно где.

О российском фэнтези часто говорят пренебрежительно, как о литературе второго, если не третьего сорта. Действительно, этим книгам не сравниться с эпичными сагами Джона Толкина или Джорджа Мартина, но ведь они на то и не претендуют.

Современное российское фэнтези – это не сага или эпос, а скорее сказка для взрослых. Здесь сказания и былины переплетаются с серьёзными темами, которые волнуют нас здесь и сейчас. Как должен отец относиться к чужому «нагулянному» ребёнку? Как после войны жить и соседствовать с недавними врагами? Как вообще жить – бездумно плыть по течению или самому выбирать путь? Роман Ольги Громыко даёт не ответы на эти вопросы, но пищу для размышлений. Читатель волен сам решить, правильно ли ведут себя герои книги и достойны ли они тех наказаний, что получают за свои проступки.

Вместе с тем, в этой истории немало светлых, радостных моментов. Очередной автор напоминает нам, как важна дружба и взаимовыручка, как отношение окружающих усиливает или ослабляет рвение, с которым ты берёшься за дело. Окунув читателя в бытность деревенской глубинки, Ольга Громыко пробуждает неожиданное желание уехать из города. Хочется пожить выходные в деревянном доме, вставать с первыми или вторыми петухами, гоняться за убежавшими со двора гусями и много бывать на свежем воздухе – пускай и возясь в огороде или саду. А затем, точь-в-точь как главная героиня, сорваться ни с того, ни с сего с места, толком даже не зная, куда идёшь.

Герои романа хороши прежде всего тем, что выходят за рамки шаблонов. В них нет упомянутой в предыдущем обзоре «мартисьюшности» — полного соответствия каким-то мнимым идеалам. У каждого из центральных персонажей свои недостатки: один – жадный, второй – самовлюблённый и сквернослов, а третья и вовсе – наивная деревенская дурочка. Страницу за страницей они меняются, притираются друг к другу, учатся жить и путешествовать вместе. И судя по тому, чем заканчивается книга, им это удаётся.

На выезде из вески путник рассеянно потянул за левый повод, объезжая бредущую навстречу девчонку: щуплую, оборванную, растрепанную, шмыгающую носом. На дороге порванными бусами алели капли крови.

«Лавины они боятся, ишь ты, – презрительно подумал всадник. – Чем может навредить мой выбор, если свой они давно уже сделали: наплодили нищеты, а теперь плачутся, что кормить нечем…»

Поздним вечером я выковырял книгу доселе неизвестного мне Смирнова непонятно из каких сусеков. Подкупила она меня, как ни странно, одёжкой, точнее нарядом паренька с обложки, показавшимся скаутом. Никакими скаутами, как оказалось, там и не пахло. Зато первые, буквально, страницы отдавали пороховой гарью красно-белых полей сражений, дымом горящих деревень, океанским ветром и жевательной резиной американских беспризорников. А затем появляется Яков-Джек, которого хочется держать за руку, чтобы не пропустить ни единого мига его жизни. Надо сказать, что познакомиться с ним надо было сильно раньше, ведь Смирнова представляют как подросткового писателя. Меня из этой аудитории безжалостно выкинуло время, но я с удовольствием променял несколько часов сна на пару сотен страниц.

Самый заметный недостаток в книжке один. Это отсутствие человеческого языка — такое чувство, что его на всю книгу выдали щепоть, велев расходовать разумно. Воспитанного в штатах Якова я могу оправдать, но за канцелярщину его земляков порой неловко. Так неловко бывает слышать «доброго времени суток», вместо «привета». А, может, это такой приём, который Владимир Сорокин подглядел в «американце» и гипертрофировал, писав «Тридцатую любовь Марины».

Книга появилась в 30-е годы и, разумеется, напичкана пропагандой страны Советов. Крестьяне у нас могут и трактор забесплатно получить, и электростанцию своими руками соорудить, мужики с завода им задарма окна вставят и фокусы покажут, а кооператив полмиллиона коров пригонит. Ура, товарищи!

Между делом писатель потыкивает палочкой эту самую пропаганду, а заодно и русского мужика, и советскую бюрократию. У него налитые классовой ненавистью крестьяне дивятся и потешаются над заокеанским буржуином, но при этом сами едва чешутся. Зато вот по части митингов и публичной сдачи излишков хлеба — у них порой прыти больше чем надо.

Знатоки советской истории, конечно, могут найти там тонны лжи. Мол, колхозы создавались огнём и мечом, чтобы народ голодом морить и баб обобществлять. Однако результаты работы, проделанной в те годы, видны и поныне, а вот свежих отечественных плодов — не видать почти. Наверное из-за этого смирновская пропаганда в отличии от киселёвской таковой и не кажется, а заставляет верить, что всё так и было.

— Он еще спрашивает! Хорош русский, нечего сказать! Да разве вы не знаете, что в России была революция?

— Прекрасно знаю. Но что из этого следует?

— Очень многое, дружище. За каким чертом вам выбиваться из сил в Америке? Ведь вы же имеете возможность получить землю бесплатно когда угодно…

— Землю? Бесплатно? Сорок акров с водой?

— Ну конечно, что-нибудь в этом роде.

Джек никогда ничего не слыхал о бесплатных фермах. Поэтому он испуганно спросил:

— Каким же образом можно получить бесплатную ферму?

— Да очень просто: после революции в России раздают землю даром.

Джек недоверчиво покачал головой:

— Наверное, какие-нибудь солончаки или пески?

— Да ничего подобного, жирнейший чернозем! Прямо как черная икра, которую в Нью-Йорк привозят с Волги и продают по двадцать долларов за жестянку. Намазывай на хлеб и ешь за обе щеки. В России почвы лучшие в мире. И пахотной земли там в десять раз больше, чем во всех наших штатах. Большевики передали все поля, все леса, все луга трудящемуся народу. Купить земли там нельзя, а кто хочет работать, просто подними руку. Ему сейчас же отведут участок, и пожалуйте в поле. Хо-хо… Вы думаете, революция — это шутка? Ошибаетесь. Ведь ее и устраивают только для того, чтобы жизнь стала легче нашему брату…

На «Имя розы» я натолкнулся в довольно ожесточённом споре на одном из книжных форумов – пользователи спорили о том, чьи произведения можно полагать за эталон в детективном жанре. В канве обсуждения Питера Мэя склонялся несчастный Дэн Браун, Эдгар По и Стиг Ларрсон, но за тот самый эталон спорящие единогласно выбрали итальянского философа, имя которого мне ни о чём не говорило. Меня подкупило единодушие людей, отстаивающих принципиально разные позиции – один считал Брауна идеалом современного детектива, второй – позором, но оба умилительно сходились в оценке Эко. Ну и странно начинать знакомство с Эко не с «Имени розы» — я не стал отходить от традиционной канвы и погрузился в похождения Вильгельма и юного Адсона, в которых только слепой не увидит напрашивающейся аналогии с Шерлоком Холмсом и доктором Ватсоном.

Кто-то говорил мне, что читать Эко сложно, и совершенно противоположное моё собственное восприятие серьёзно меня поразило. Поразило потому, что от «Имени розы» с первой и до последней страницы невозможно оторваться. Я даже не знаю, с чем сравнить первый роман Умберто Эко, ибо это не столько даже детектив (хотя детектив увлекательный, умнейший и захватывающий), сколько детализированное описание средневекового монастыря – храма не только веры и смирения, но и науки, сомнений и размышлений о смысле жизни. Это шикарный учебник по управлению персоналом. Отличный квест. Кладовка увлекательнейших диалогов. Пакет разноплановых героев, точно и ловко прописанных интеллектуальным автором. В конечном итоге это отличная зарядка для головного мозга – удержать весь объём информации, который даёт автор, почти невозможно, и приходится буквально работать с информацией. Я с самого начала нарисовал себе монастырь и с увлечением рисовал происходящие события на листочках, чего не случалось со мной со школы. Собственно, я и ощущал себя школьником, который в школьной программе натолкнулся на какого-нибудь Шолохова и утонул в нём на несколько месяцев. Или 22-летним молодым человеком, который позже всех своих товарищей натолкнулся на Стругацких и словил зависть сверстников, которые прочитали их уже на три круга и не верят в то, что всё это мне предстоит впервые.

«Так что же, – осмелился я спросить, – вы еще далеки от решения?»

«Я очень близок к решению, – ответил Вильгельм. – Только не знаю, к которому».

«Значит, при решении вопросов вы не приходите к единственному верному ответу?»

«Адсон, – сказал Вильгельм, – если бы я к нему приходил, я давно бы уже преподавал богословие в Париже».

«В Париже всегда находят правильный ответ?»

«Никогда, – сказал Вильгельм. – Но крепко держатся за свои ошибки».

«А вы, – настаивал я с юношеским упрямством, – разве не совершаете ошибок?»

«Сплошь и рядом, – отвечал он. – Однако стараюсь, чтоб их было сразу несколько, иначе становишься рабом одной-единственной».

Конечно, странно писать про «Чужака» Фрая сейчас. Когда уже сотни, если не миллионы грезят его миром Ехо, выдумывают дома рецепты камры, а при встрече с единомышленниками твердят: «Вижу тебя, как наяву!».

Но есть и такие, кто о мейнстримовом Фрае слышал, но чрезмерная популярность его отпугивает от чтения. И во вселенной всё ещё существуют те, кто о приключениях сэра Макса даже краем уха не слышал. Подумать только, какое упущение! Хочется схватить за плечи, хорошенько встряхнуть и заорать: «Почему? Почему ты ещё не читал?!». И страшно за таких людей, и завидно одновременно – они ещё не распробовали этот дивный мир «Лабиринта Ехо».

Книги о приключениях сэра Макса из Ехо вызывают у читателей диаметрально противоположные чувства. Одни – фу, да они там только болтают, едят и видят сны. Другие – вау, они только болтают, едят и видят сны, а выходит такооооое. Я, как раз, из последних, потому смело советую книгу, если вы любите нетривиальное фентези, обаятельных героев и злодеев, вкусную еду и поваляться на мягких подушках.

Странное дело, но проснулся я самостоятельно, на целый час раньше, чем следовало. Чувствовал себя на диво хорошо. Наверное, все еще сказывалось действие тонизирующего бальзама Кахара. Великая вещь!

Хуфа рядом не было. Наверное, крутился в холле, чтобы не пропустить появление сэра Лонли-Локли и честно выполнить поручение. Еще минут десять я просто валялся, потягивался, занимался ленивой утренней возней, которая доставляет настоящее удовольствие только тому, кто хорошо выспался. Потом я встал, со вкусом умылся и даже заставил себя побриться (ежедневная мужская каторга, только бородатые счастливы и свободны!). Замечу, что никаких нехороших ассоциаций зеркало в ванной у меня не вызывало. Не то что бы я был таким уж толстокожим. Просто я знал, что это – нормальное зеркало. Я вообще стал немного больше знать об окружающих меня вещах после вчерашнего превращения в вампира… М-да, славная, однако, страница появилась в моей биографии! Есть о чем рассказывать девушкам. Впрочем, были бы девушки, за байками дело не станет.

Тринадцать жгучих новелл - горьких-горьких и кислых-кислых. Настолько бесподобно выписанных, что ты невольно озираешься, неужто автор подглядывает и записывает твою жизнь. И каждый раз, как перелистывается новый рассказ, разочарование такой оглушительной силы захлёстывает тебя: это, увы, не ты, а невозможно прекраснее тебя, это, увы, не тобой написано, и теперь уже поздно даже пробовать. А когда заканчивается книга, то остаёшься ты такой выпотрошенный: рядом требуха твоих тревог, переживаний, непроговорённых слов, ненаписанных историй. Книгу Элис Манро стоит читать, чтобы можно было дальше жить, когда кажется, что лучше бы нет. Её вообще стоит читать, а иначе зачем всё?

Поутру, проснувшись, я ожидала увидеть горы, на худой конец холмы, но перед глазами тянулись только поля и перелески, а под окном стояла тетя Доди и поила из ведра теленка. Теленок так нетерпеливо тыкался головой в ведро, что расплескивал молоко, а тетя Доди смеялась, пошлепывала его и уговаривала не жадничать. И обзывала засранцем: «Ну ты смотри, какой засранец!

Мамино воспитание не подготовило меня к тому, что мы окажемся в родстве с людьми, которые способны так одеваться или употреблять слова вроде «засранец». Мама всегда повторяла: «Я терпеть не могу грязь». Но тетю Доди она спокойно терпела. Говорила, что они росли вместе и всегда были как сестры. (Бернис, адвокатская секретарша, была старше на несколько лет и давно уехала из родительского дома.) И еще мама обычно добавляла, что в жизни у тети Доди случилась трагедия.

Глубокомысленные, порой до банальности, цитаты из этой книги встречались мне на просторах Интернета, если не соврать, года уж три как. Там же можно найти огромное количество положительных отзывов, подкреплённых, как водится, теми же глубокомысленными цитатами. Стоит сразу сказать, что если вы более-менее знакомы с современной японской литературой и, в частности, с таким её представителем как Харуки Мураками, то в мрачноватой книге Монро вы волей-неволей натолкнётесь на стилистику этого автора. С определёнными оговорками можно сказать, что для всей японской литературы тема смерти и её фатальной неизбежности во многом характерна. Точнее, эта тема преподносится очень специфично, так сказать, с особым колоритом и поэтому, на первый взгляд, особой оригинальности здесь не сыщешь. Но всё дело в том, что Мацуо Монро – никакой не японец и даже не американец, а самый что ни на есть русский автор, знающий, как пишут на одном сайте, «современную Японию изнутри», включая менталитет и психологию среднестатистического жителя одного из мегаполисов этой страны. Поэтому не стоит удивляться тому, как Кирилл Алексеев (настоящее имя автора) время от времени вставляет в повествование элементы российского культурного кода – Достоевского, Егора Летова и даже группу «Тату».

Что касается общей тематики книги, то она, пожалуй, продолжает оставаться актуальной для эпохи победившего консьюмеризма, в которой и люди разобщены, и отдельный человек обезличивается, лишаясь полноты непосредственной жизни и переживания её конца – тяжёлого, бесспорно, но необходимого, – предпочитая осмысливать все эти вещи через программу вечерних новостей. А мрачным итогом такого отчуждения и самоотчуждения становиться то, что человек пытается найти жизнь там, где её нет по определению. И учится умирать…

Если долго молчать, люди попросту перестают тебя замечать. Перестань болтать – и станешь человеком-невидимкой. Окружающие замечают не нас, а наши реакции на них. Стоит никак не отреагировать на их поступки или слова, ты исчезнешь.

…
Я сказал ей, что думал о невидимости.

– Чушь, – фыркнула она.

– Ну, чушь, так чушь.

– Я с детства была такой невидимкой. Меня постоянно теряли. Не я терялась, а меня теряли. Понимаешь разницу? Я могла стоять рядом с матерью, в двух шагах, и она меня не видела. Озиралась и звала по имени. Мне каждый раз хотелось крикнуть: «Мама, я здесь!» Но почему-то я этого не делала. Ждала, пока мама меня заметит. Жутко, когда мать тебя не видит, хотя ты совсем рядом. Она и в комнате меня умудрялась потерять… Почему так было, как ты думаешь?

– Я уже рассказал свою теорию. Ты решила, что это чушь.

…
– Ты хорошо знаешь своих соседей? Если из них кто-нибудь умрёт, кто-нибудь одинокий, ты это сразу заметишь? Например, если умру я, меня хватятся самое раннее через неделю… В лавке напротив моего дома, где я обычно покупаю собу, подумают: «Что-то давно не видно той девчонки». Но будет ли кому до этого дело? Ну, нету и нету… А потом в газетах напишут: «По адресу такому-то найден труп девушки… Причина смерти выясняется… Тело обнаружили соседи, когда почувствовали подозрительный запах, и тут же позвонили в полицию…» – все в таком духе. И это если ещё напишут, что вряд ли. Никакой ведь сенсации нет. Вот если бы я бросилась с крыши Токио-но То… Да и тогда пошумели бы немного и всё… Умер ещё один человек-невидимка.

Вик замолчала. У нее было такое лицо, будто она только что одним махом взлетела на последний этаж этого самого Токио-но То. На верхней губе выступили бисеринки пота. Плечи мелко подрагивали. Мне показалось, что она плачет. Но это была нервная дрожь.

– Послушай, к чему эти разговоры? Ты ведь не собираешься умирать? Зачем… – начал было я.

Но она остановилась, посмотрела мне в глаза и произнесла медленно и чётко:

– Именно это я и собираюсь сделать.

Если вы желаете принять участие в обзоре книг, рассказать о понравившихся или не понравившихся вам произведениях, присылайте свои отзывы на почту info@chita.ru с пометкой «Книжный развал». Самые интересные из них будут опубликованы в нашей рубрике.