Тайны истории. Как имперский сыщик дело читинских фальшивомонетчиков раскрыл

Произведения русского криминалиста и сыщика Аркадия Францевича Кошко (1867–1928) стали переиздаваться в России начиная с 1990 года и теперь печатаются с завидным для многих живых авторов постоянством. А ведь на долгие годы его имя, как и имена (вместе с трудами) многих из тех, кто был вынужден покинуть Россию в период революционных потрясений и гражданской войны, были просто вычеркнуты из культурного наследия нашего Отечества.

И в этом году мне удалось приобрести и прочитать изданную в 2024 году в Москве его книгу «Уголовный мир царской России».

В издательстве «Эксмо» под оной обложкой объединили три книги этого автора, в которых было 53 рассказа из богатого опыта этого детектива. Понятно, что большинство историй, которые он припомнил, происходили в Петербурге и Москве, но были и те, что имели место и в других городах империи. И, что удивило, одно из дел касалось и Забайкалья. Оно поставило много вопросов, на которые у меня нет ответов, но быть может найдутся у нас исследователи, которые продолжат поиск.

Но прежде напомню, кто же такой автор этих интереснейших мемуаров.

В любом деле, кроме трудолюбия и ответственности, нужны талант и призвание. Будущий начальник Московской сыскной полиции в юности вряд ли думал, кем же он в конце концов станет в своей жизни.

Родился он в Могилеве, в дворянской семье с богатым пошлым, но бедным настоящим. Некоторые его биографы считают, что домашнее образование он получил исключительно из-за отсутствия в семье денег, необходимых для оплаты учебы в гимназии. Но дома учили неплохо. И в 1884 году он сдал экзамен на вольноопределяющегося 3-го разряда (так тогда называли своего рода кандидатов в офицеры. — Прим. ред.) и в тот же год был зачислен в 5-й пехотный Калужский полк. Через год службы Аркадий получил право на поступление в Казанское пехотное юнкерское училище. После его окончания в 1887 году получил звание подпрапорщика и вернулся на службу в полк. Первое полноценное офицерское звание (подпоручика) он получил в 1888 году. И тут же был… уволен и зачислен в запас. Надо было помогать семье, а служба младшим офицером скорее требовала расходов, чем давала необходимые для жизни деньги.

В тот же год теперь уже бывший подпоручик стал работать на Петербургско-Варшавской железной дороге (ОН был конторщиком на станции, помощником начальника станции, начальником станции. — Прим. ред.). Так прошло почти семь лет. В 1895 году произошел радикальный поворот в его судьбе, определивший всю его дальнейшую жизнь, — он пошел работать в полицию. Начинал в Риге помощником пристава. И с первых же дней молодой следователь зарекомендовал себя самым лучшим образом. Оказалось, что он был «сыщиком от Бога». И уже в 1899 году его назначают на должность пристава-заведующего сыскной частью (уголовного розыска) этого неспокойного прибалтийского города.

В 1905 году Кошко удалось раскрыть дело об изготовлении бомб для революционеров (в империи шла первая русская революция. — Прим. ред.), за что его приговорили в смертной казни и даже пытались этот приговор исполнить. Не получилось, но 38-летний сыщик вынужден был покинуть Ригу. Три года он прослужил в столичной полиции и феврале 1908 года надворного советника — это соответствовало званию подполковника в армии — Кошко назначили начальником Московской сыскной полиции.

Надо отдать должное Аркадию Францевичу, при нём в сыск Белокаменной получил фотографический, антрометрический и дактилоскопический кабинеты. Была составлена одна из самых точных картотек уголовных преступников. Семь лет работы в Москве стали одним из самых ярких периодов его жизни. В это время к нему пришли общероссийская известность в самых разных кругах. На прошедшем в 1913 году в Швейцарии Международном съезде криминалистов полиция Российской Империи по раскрываемости преступлений была признана лучшей в мире. В этом была и огромная заслуга Кошко.

В январе 1915 года его назначили делопроизводителем Департамента полиции. Шла первая мировая война, ситуация в столице, в том числе и уголовная, была крайне напряженная. Но он со своей командой справлялся.

Блестящую карьеру главного российского сыщика прервала Февральская революция 1917 года. Он вышел в отставку и с семьей уехал в деревенское имение в Новгородской губернии. А после Октябрьской революции того же года начались «хождения по мукам», завершившиеся в 1923 году в Париже. Там он прожил еще пять лет, за которые и написал свои интереснейшие мемуары, а точнее рассказы и о недавнем для него криминальном прошлом исчезнувшей империи.

Так называется его рассказ о деле читинских фальшивомонетчиков.

«В 1912 году, — вспоминал Аркадий Францевич, — кредитная канцелярия известила Московскую сыскную полицию о том, что в обращении появилось значительное количество фальшивых сторублевок идеальной выделки, и для примера прислала мне несколько образцов таковых. Местами усиленного обращения фальшивых билетов являлись поволжские районы и Читинский округ в Сибири».

Дело оказалось не таким уж простым. «По сведениям, полученным из мест заключения, — отмечал Кошко, — выяснилось, что все фальшивомонетчики либо благополучно находятся на месте, либо, отбыв наказание, ведут более или менее „добродетельный“ образ жизни на поселении, под надзором полиции. Исключение составляло лишь два человека — Левендаль и Сиив, отбывавшие наказание за подделку пяти и десятирублевых бумажек и бежавшие с полгода тому назад из Читинской каторжной тюрьмы. Оба в прошлом были искусными граверами по камню. Все попытки отыскать их — не привели ни к чему».

Но поиски продолжались. И вот пришел интересный документ из Забайкалья: «В это тревожное время я получил от начальника Читинского сыскного отделения рапорт, несколько отличавшийся от его предыдущих донесений. В начале этого рапорта он докладывал, что все поиски по-прежнему безуспешны, но в конце добавлял следующее:

«Живут у нас в Чите три брата С, местные золотопромышленники, богатые староверы, пользующиеся всеобщим уважением. Живут они замкнуто, дел их точно никто не знает. Я, разумеется, никаких улик против них не имею, но считаю своим долгом рассказать о подмеченном мною странном явлении. Младший из этих братьев часто ездит в Париж, и всякий раз после его возвращения поддельные кредитки вновь наводняют край. В Чите они не появляются, но распространяются усиленно по округу. Я было хотел произвести у братьев С. обыск, но, боясь испортить дело, решил дождаться вашего распоряжения».

Командировка в Читу одного из сотрудников Кошко ничего не дала, но стало известно, что один из братьев С. на днях едет в Париж. Золотопромышленника проследили до Москвы, а затем и до Парижа. Позднее чиновник К. рассказывал о своей поездке следующее:

«До границы наш читинец ехал тихо и скромно, но перевалив ее, заметно оживился и стал проявлять в своем (с.416) поведении нечто, плохо гармонирующее с понятиями о старовере-пуританине, каковым его привыкли считать в Чите. Я думал, что в вагон-ресторан он явится чуть ли не со своей посудой, и был удивлен, застав его там с сигарой в зубах и с бутылкой лафита на столике. Он ел со смаком, много пил и, наконец, познакомившись с какой-то накрашенной дивой, исчез вместе с ней в своем купе».

Первым итогом стал арест «путешественника» при его возвращении в Россию. В его багаже было обнаружено 300 тысяч рублей в фальшивых сторублевках.

А чуть позже, там же во Франции, обнаружились и два беглых фальшивомонетчика Левендаль и Сиив.

«По их словам, — вспоминал Кошко, — С. помог им бежать с каторги, снабдив деньгами и платьем. Они уговорились широко организовать производство сторублевок. С. по частям перевез в Ниццу необходимые станки, бумагу, краску и прочие материалы. Дело пошло. Сначала С. платил аккуратно, но затем стал сильно затягивать платежи, в результате чего оба они давно бедствуют и голодают. Перед последним приездом С. писал, что едет во Францию в последний раз, после чего уничтожит в Ницце фабрику и, прекратив дело, рассчитается с ними по-царски».

Не получилось. Все были арестованы.

Рассказ заканчивается двумя предложениями: «Все три фальшивомонетчика были приговорены к долгосрочной каторге. Что сталось с ними после революции — не знаю».

Казалось бы, самым верным было бы найти тех, чья фамилия начиналась с русской «С». Тем более, что Кошко гимназии не кончал, но образование всё же имел, а потому нельзя исключать, что он мог иметь в виду и латинскую «С», по-русски часто читаемую как «К». Круг подозреваемых сразу же увеличивается. Правда, есть еще одна подсказка. У этих героев были староверские корни, а значит, как минимум евреев, а их среди именитых золотодобытчиков края тогда было предостаточно, можно исключить.

Для начала всё же остановлюсь на русской «С».

Известными в начале XX века были золотопромышленники Самсовичи и Старновские. Но первые были евреями, а вторые не судились, и «засветились» в годы гражданской войны, а потом и в эмиграции в Маньчжурии.

Самыми подходящими были золотодобытчики Сабашниковы. Они владели основанной в 60-х годах XIX века кампанией «Ононская Кампания братьев Сабашниковы», добывавшей золото вплоть до 1917 года. К началу первой мировой войны им принадлежало 22 прииска. По данным известного забайкальского историка Александры Георгиевны Патроновой, их компанией с 1897 по 1911 годы было добыто 57 пудов 37 фунтов рассыпного и рудного золота (это около тонны золота), не так уж и много, но и не мало.

И что интересно, что корни этого рода уходят в Кяхту, где проживало достаточно много старообрядцев. Так что, возможно, именно о золотодобытчиках братьях Сабашниковых и вспоминал в своих рассказах криминалист Российской империи начала XX века Аркадий Францевич Кошко. Но обвинять в этом Сабашниковых не стоит торопиться. Точку в этой истории ставить рано.