Почему орала Алла. Что разозлило Пугачёву в Чите в 1998 году

В советские годы гулял анекдот: «Кто такой Леонид Брежнев? Мелкий политический деятель эпохи Аллы Пугачёвой». Но прошло время, и всенародная любовь сменилась для примадонны отчуждением и порицанием. Оказалось, недостаточно просто хорошо петь, важно ещё и быть достойным человеком. К сожалению или к счастью, тёмную сторону «женщины, которая поёт» мне довелось узнать задолго до её оскорбительных публичных высказываний о стране, россиянах и фанатах — в 1998 году, когда она приезжала в Читу с концертом.

Слухи о том, что великая певица осчастливит читинцев своим визитом, будоражили город почти месяц, и вот, наконец, настало долгожданное 9 июня: Пугачёва на личном самолёте с большой надписью «АЛЛА» прибыла в наш город с концертным туром «Да!», включавшим 45 остановок.

Две тысячи человек сидели на трибунах стадиона ЗабВО в ожидании выхода артистки. Одно не давало покоя — как назло разбушевавшийся в этот день дождь. Пугачёва задерживалась… Поползли слухи, что концерт вообще отменят, как уже было в истории города. «Не будет она петь в такую погоду!» — причитал зритель, ёжась от холода под зонтом. Однако через полчаса после назначенного начала концерта на сцену вышли музыканты группы «Рецитал», бессменно сопровождавшие звезду на гастролях. А затем, под музыку известной песни «Примадонна» и бурные аплодисменты, вышла и сама Алла Борисовна — несмотря на непогоду, без зонта, в одном тонком белом платьице, что вызывало у зрителей особое восхищение.

Двухчасовая программа концерта включала в себя песни из нового альбома «Да», предыдущего «Не делайте мне больно, господа», ранее вышедшие «Журавлик», «Озеро надежды», «Свирель» и другие. Всё было прекрасно: Пугачёва не просто выступала на сцене, а ходила по лужам от трибуны к трибуне, пела на бис и на заказ, благодарила зрителей за любовь, называла их чудесными и своим счастьем. Только хмурые лица многочисленных милиционеров и омоновцев, стоявших весь концерт между рядами почти плечом к плечу со зрителями, как бы напоминали: «Не забывайся…»

Снимать было запрещено, но разве меня когда-нибудь это останавливало? Пользуясь тем, что местные блюстители закона знают меня и не мешают работать, я продолжал делать фоторепортаж, периодически ловя на себе недовольный взгляд артистки. Как бы невзначай Алла Борисовна грозила мне кулаком в кадр и закрывалась ладонью от «взгляда» объектива, но, несмотря на это, получающиеся фотографии казались мне интересными. Хотелось распечатать их и подарить на тот момент любимой певице — просто на память о поездке в Читу.

Примадонна улетала на следующий день. За несколько часов до отлёта я позвонил Николаю Волкову — директору филармонии, которая занималась организацией концерта, и заявил о своём желании сделать Алле Борисовне подарок. Он без раздумий предложил мне поехать с ним. Застать Пугачёву в гостинице областной администрации мы не успели — она уже садилась в машину и ехала в сторону аэропорта. Намерения ехать следом у меня не было, но и выбора теперь не оставалось. Я сделал несколько кадров того, как она выходит из здания и садится в машину, и мы поехали за ней.

У самолёта Пугачёву окружили телохранители. Провожавший артистку Николай Васильевич спросил: «Алла Борисовна, а можно к вам подойдёт наш фотокорреспондент? Он хотел бы подарить вам фотографии». Она согласилась. Я протянул ей пачку снимков — штук 15 — и услышал в ответ: «И что тебе за это нужно? Сколько денег?» — «Нисколько. Просто хотел подарить их вам». Она стала небрежно листать фотографии, комментируя каждую из них неприличным словом на букву «г».

— Вот эта вроде ничего… — сказала она, выбрав самую, как мне тогда виделось, скучную фотографию, а после небольшой паузы добавила строго, — а вообще ты знаешь, что меня нельзя фотографировать?

— Нет, — я соврал.

— Меня могут снимать только определённые фотографы. И если я где-то увижу свои фотографии… — в словах Аллы Борисовны зазвучала угроза.

— Я этого не знал, — уже честно добавил я.

Заметив, что мимолётное раздражение на её лице сменилось снисходительностью, и попытавшись абстрагироваться от того, что мои снимки только что сравняли с отходами жизнедеятельности, я спросил: «А можно ваш автограф?» Тогда я уже начал собирать их у известных людей и теперь не попросить подписать фотографию саму Аллу Пугачёву просто не мог. Она расписалась на единственном понравившемся ей снимке, и я отстранился, оставляя её в компании вновь подошедшего Волкова. А через минуту Николай Васильевич обратился ко мне: «Жень, сфотографируй нас на память».

Как объяснить последовавшее далее, я до сих пор не знаю. Просто примадонна начала позировать, я направил на неё фотоаппарат, чтобы сделать попрошенный снимок, как вдруг она разразилась криком и матом: «Почему он меня фотографирует!? А вы стоите здесь и смотрите!!!» Она обращалась к охране. Два амбала тут же подскочили ко мне с двух сторон, схватили под руки и увели подальше от самолёта, в сторону здания старого аэропорта — там, за забором, стояла наша машина. Я сел внутрь и попытался переварить пережитое. Эхом до меня долетала непрекращающаяся брань Пугачёвой.

Проходит пара минут, и тут — смотрю — в мою сторону снова бежит охранник. Стало страшно — не столько за себя, сколько за аппаратуру. Если этот здоровяк вдруг саданёт, сломает, бросит на землю фотоаппарат, где я возьму новый в такое тяжёлое время? Сообразить, что делать, я не успел. Охранник открыл дверь машины и рявкнул: «Давай сюда пугачихинские фотографии!» Не дожидаясь ответа, выхватил у меня из рук все оставшиеся снимки, в том числе только что подписанный Аллой Борисовной. А затем схватил фотоаппарат, сам вытащил из него плёнку и засветил её. Если бы я знал, что такое произойдёт, я бы спрятал её заранее, поставил бы вместо неё другую. Да и вообще ушёл бы подальше от этого места. Теперь же у меня на руках не оставалось ни одной фотографии, начиная с момента, как знаменитость садится в автомобиль у гостиницы. А особенно жалко было напечатанный снимок, на котором внезапно изменившаяся в моих глазах артистка успела оставить свою подпись.

Что теперь сказать — спустя годы я и сам готов согласиться со словами Пугачёвой о моих фотографиях. Сейчас я понимаю, почему она была по-женски недовольная ими. Но в то же время я никак не могу оправдать её грубость и хамство, с которыми она выразила мне это недовольство. Всегда можно подобрать более приличные, уважительные, а главное — уместные слова, особенно для поклонников, которым ты со сцены признаёшься в любви. Ведь людей, которые были добры к нам, мы запомним до конца жизни, а тех, кто обращался с нами необоснованно грубо, не захотим лишний раз вспоминать. А может, это всего лишь естественное следствие близкого знакомства со звёздами. Лучше смотреть на них издалека и не стараться «потрогать»: вдруг обожгут.