Снятый Плюхин, Ревякин в Чите и голое посвящение - в обзоре недели

Забайкальский краевой суд 7 сентября решил оставить без изменения решение Могочинского районного суда о снятии кандидатуры Дмитрия Плюхина с выборов главы Могочинского района.

Но, конечно, сняла его с выборов не Либерально-демократическая партия, кандидат от которой подал на Плюхина жалобу, с которой всё началось. И, понятно, не могочинский райсуд. И даже не краевой. А сняла его, по-моему, чья-то истеричность, чьё-то неумение слышать критику, чья-то привычка принимать коллективы взрослых людей за расшумевшийся школьный класс, ехидничать и одёргивать, - какая-то большая и непредсказуемая в своей стратегии рука.

Потому что Плюхин, вероятно, слишком много брал на себя. Потому что Плюхин доступен по всем телефонам и во всех аккаунтах. Потому что Плюхин умудрился выбраться при Гениатулине и работать с Ильковским, и потому, что сработаться с умным мужиком с непопулярными нынче подходами к работе непросто, а гораздо проще оставить Могочинский район, который только 4 года назад почувствовал, какой может быть власть, без сильного управленца.

Потому что Плюхин вслух говорит такие простые и такие неприятные вещи: «У нас сейчас очень тяжело живётся людям. Большинству населения. Они живут в стеснённых и жилищных, и финансовых условиях. На фоне того, что сейчас происходит в стране, на фоне всех этих финансовых передряг, власть должна сейчас всем своим лицом повернуться к людям и вникнуть в их проблемы».

В клубном полумраке и приподнятом по понятным причинам настроении мой друг шептал мне на ухо: «Слушай, они всё гоняются за брендами Забайкалья, а его никогда и никто не имеет в виду». Мой друг говорил о музыканте Дмитрии Ревякине. Сам Ревякин в это время сидел в 10 метрах от нас и пел новую песню «Даурия». В концертной духоте, на премьере песни, некогда было объяснять, что для меня Ревякин - никакой не бренд. Он автор лучшего и практически безальтернативного музыкального сопровождения той стороны моей жизни, которая связана с забайкальской историей и природой, с душой Восточной Сибири.

Я слушаю много разной музыки. Когда играет Stone Roses, я слышу дух 90-х и звуки манчестерских клубов. Когда Limp Bizkit и Prodigy - вспоминаю студенчество. Когда в наушниках Doors, черпаю силы из конца кислотных 60-х, прокручиваю в голове стихи Блейка и вижу указатели к тёмным коридорам сознания. Музыка Ревякина и «Калинова Моста» - это звуки и запахи нашей земли, геном населяющего её многонационального и уникального по мировоззрению народа. Жаль, что мало кто здесь, в Забайкалье об этом знает. Мой друг прав - Ревякина нужно представлять обществу, как забайкальца, гордиться этим, рассказывать о нём туристам. Но до этого не мешало бы рассказать о Ревякине и «Калинове Мосте» самим жителям края. Большая часть о нём слыхом не слыхивала.

В Кемеровском государственном университете в студенты посвящают через публичное оголение. Фотографии попали в Сеть, увы, если бы только это можно было развидеть.

Вообще, обрядовость публичного унижения и разнообразных «пыток» при вступлении группы людей в новый статус другой группы людей всегда вызывала во мне отторжение. И в детских лагерях, и на первом курсе университета, и сейчас я так и не могу постичь, как позорные с точки зрения морали и этики «конкурсы» и «этапы» связаны с тем, кем я в конечном итоге стану, пройдя их. Почему перед тем, как воспитать во мне лидерские качества и культивировать таланты, нужно извалять в грязи и облить помоями, почему, прежде чем вручить зачётную книжку или студенческий, заставляют раздеваться? Где та невидимая логическая или хотя бы ассоциативная связь между клопом и синим китом, например, между поленом и созвездием Южного Креста?

Даже если допустить, что это непостижимое для меня, совершенно очевидно для окружающих и для тех кемеровских студентов, остаётся тихий ужас от того, что в какой-то выпущенный мной момент времени для 17-18-летних людей стало нормальным оголяться перед малознакомыми людьми, а для 20-21-летних стало нормальным фотографировать это и выкладывать в интернет.

У меня нет рецепта от повсеместной деморализации, вернее, он банален и общеизвестен, возможно, поэтому не работает – родительское воспитание, достойное образование, умные учителя, мудрые преподаватели, организованный для молодёжи досуг и открытые возможности для самореализации, рабочие места. Или, как говорила Верочка из «Служебного романа» - на них пахать надо и выбивать трудом дурь из головы.

Года два назад рискнула посмотреть «Сербский фильм» Срджана Спасоевича, перемотав почти полтора часа за несколько минут. Картина запрещена к показу во многих странах из-за натуралистично отснятых сцен насилия и убийств. Там всё действительно страшно, будто в реальном снаффе: изнасилованные дети, жёны, братья, кровь, сумасшествие и... человеческая природа в том болезненном виде, который мир игнорирует из-за страха и эгоизма.

Года два назад думала, что в реальной жизни даже у моральных уродов есть какие-то границы. Например, что мучить малышей - это за гранью. Но после новости про изнасилование и убийство двухлетнего ребёнка в Забайкалье, уже по-философски стала относиться к ленте сербского кинематографиста, который отразил реальность - не преобладающую, но одну из. Ту, которая до поры до времени с реальностью нормального человека не пересекается. До поры - это до высвобождения чего-то извращённого и чёрного, до момента нахождения жертвы. Очевидно, такое совершают психически и глубоко больные люди, и тут в статистике преступлений на социально-экономический фактор особо не сошлёшься. И что тогда делать?

Система отработала как надо - суд осудил, управление ФСИН проследит тем, что этот человек будет сидеть свой пожизненный... и никакой морали. Потому что в России мораторий на смертную казнь, и гуманизм здесь и сейчас простирается на все виды преступлений от коррупции до даже такого изнасилования. А мы молчим. Нет, мы говорим на кухнях, на работе, по телефону, что хотим отмены моратория. Но что, если бы мы потребовали от властей перестать бояться убивать за убийство? Что, если бы мы перестали игнорировать человеческую природу из-за собственного страха и спасительного эгоизма?

Мэрия Читы на этой неделе объявила конкурс среди оторванных от реальности альтруистов в сфере строительного бизнеса. Речь пойдёт про аукцион для ремонта объекта культурного наследия, на минуточку, федерального значения. Это дом Пономарёва, что стоит на улице Нагорной с 1910 года. Наверняка вы видели это деревянное здание причудливой формы, возможно, не обращали на него никакого внимания. Грязный, разбитый, покосившийся, он точно чудом выжил среди высоток и торговых центров в самом центре Читы. Ещё около него сохранилась уникальная ограда из кованых заострённых прутьев и кирпичных столбов, ну, а сам дом – это, говорят специалисты, пример провинциального модерна.

Дом без ремонта стоит уже больше века. Три года назад администрация Читы оценила в 1,2 миллиона рублей только разработку проекта реставрации особняка, но доля мэрии во владении особняком только 40%, остальное принадлежит жильцам. Да, в аварийном доме до сих пор живут некие асоциальные личности, то и дело выбрасывающие мусор прямо под окнами.

Так вот, чтобы показать свою заботу о здании, мэрия объявляет аукцион на ремонт некоторых элементов. За 300 тысяч рублей.

Думаю, за такие деньги никто не соберётся даже подходить к аварийному дому, не то, чтобы «отремонтировать тамбур и крыльцо главного входа, установить двери и декоративные элементы». Однако надо же что-то делать и показать свою небезучастность! Невольно вспоминаешь экс-министра культуры Забайкалья Виктора Колосова, который совершенно магическим способом умел затащить инвесторов на ремонт объектов архитектуры, и те восстанавливали уничтоженные помещения. Как ему это удавалось, многие до сих пор обсуждают. Но при нём открывались новые дома культуры, а музеи получали гранты на реставрации. Жаль, что работа сотрудников администрации в вопросе дома Пономарёва закончилась лишь на запуске аукциона, и он выглядит не более чем формальность. Но ещё обиднее будет стоять на обломках разрушенного памятника из-за лени чиновников и граничащего с идиотизмом нежелания сохранить историю.

Северная Корея взорвала мощнейший ядерный заряд в своей истории. Он лишь немногим сильнее бомбы, 71 год назад сброшенной на Хиросиму. Тем не менее, маленькая и гордая «настоящая» Корея снова в центре внимания, и во многих западных и российских СМИ обсуждают корейскую угрозу. И зря.

КНДР как надоедливый школьный хулиган - играет на публику, надеясь надавить на капиталистических соседей. Но у северокорейской армии нет главного - средств доставки. Существующие ракеты летают либо недалеко, либо только в мечтах Солнцеликого лидера Чучхе. Дешёвый китч, и только.

Всё, на что способна сегодняшняя Северная Корея - строить липовые города, симулируя благополучие, и раз в год взрывать бомбы, имитируя угрозу.

Студентка одного из нью-йоркских колледжей Яна Мазуркевич создала фотосерию It Happened, посвящённую сексуальному насилию. Всего в серию вошли девять постановочных фото, большая часть из которых изображает реальные истории.

Сексуальное насилие, да и вообще любое насилие – это явление, о котором мы предпочитаем молчать. Наверняка мы в разы чаще думаем об автомобильных авариях и крушениях самолётов, ведь они оставляют за собой громкие последствия. Они находятся на виду – результаты мы видим по дороге на работу, в социальных сетях, новостных лентах. Насилие же остаётся за кадром, словно кто-то приказал нам не разговаривать о нём.

Но о таких случаях нужно говорить во весь голос, даже кричать. Ведь многие пострадавшие стыдятся случившегося, винят в этом себя, не открываются даже самым близким людям. Они вновь и вновь прокручивают события в своих мыслях, но никак не могут выпустить их наружу.

Нужно громко заявить, что пережившие насилие – сексуальное, физическое, психологическое – ни в чём не виноваты. Что таких людей много, и все они продолжают жить нормальной жизнью, несмотря на случившееся. Один из способов – создавать такие постановочные фотографии. Другой – писать на тему в социальных сетях и СМИ. Третий – обсуждать новости вслух, не боясь сказать лишнего. И самое главное – не молчать.

За всеми политическими гостеприимствами, обещаниями, кортежами и милыми улыбками под обещания светлого будущего как-то прошло мимо то, что во вторник 6 сентября скончалась 12-летняя девочка, на которую на даче её родителей напал сосед. После нападения она прожила ровно неделю. На неделю больше, чем её 10-летний брат, который скончался на месте.

Врачи не давали обнадёживающих прогнозов: девчонка лежала под аппаратом искусственной вентиляции лёгких и оставалась живой только благодаря медикаментам. Страшно представить, что пережили, найдя забитых детей, родители и в каком состоянии они находятся сейчас.

Всё это время убийца, протрезвев, пытался убежать на вахту в Бурятию, а после задержания заявил, что причиной случившегося стало подозрение, что дети украли у него овощи и якобы их грубый с ним разговор. Вроде и раскаялся, а на допросе всё равно обронил, что терпеть не может такого обращения.

Я не знаю, как нужно разговаривать, чтобы это стало поводом для жестокого убийства двух детей. Страшно представить, что когда-нибудь этот «вежливый» человек выйдет на свободу.

Неужели до этого ни разу никто не замечал его агрессивного поведения? Неужели первая вспышка злости в жизни привела к такому? Вряд ли. Законы, помогающие предупредить преступление, к сожалению, сегодня если и работают, то только в отдельных случаях. Потенциальные преступники бросаются на людей, сбивают их на машинах, угрожают, избивают жён, детей и стариков, получая максимум штрафы или обязательные работы до тех пор, пока в своей безнаказанности не доходят до какого-нибудь дикого преступления.

Не надо удивляться, как так получилось. Надо менять законы. Надо суметь заставить людей отвечать за любую агрессию, и отвечать так, чтобы впредь неповадно было.