Гениатулин: «Вижу — идёт Лужков. «Ой», — думаю»

Бывший мэр Москвы Юрий Лужков скончался 10 декабря в Мюнхене. Это событие в разных частях мира отозвалось воспоминаниями о работе с ним во время тех 18 лет, пока он был главным человеком столицы России. Коснулось это и Забайкалья, куда Лужков прилетал, заинтересовавших возможностями участия московских властей в разработке Удоканского месторождения меди и освоения Байкало-Амурской магистрали. О работе с Лужковым и не только о работе «Чита.Ру» рассказал губернатор Читинской области, а после Забайкальского края Равиль Гениатулин.

— Мне очень повезло. В 1996 году Совет Федерации формировался из глав законодательной и исполнительной власти. Я сижу, и вдруг входит Юрий Михайлович. Идёт, со всеми здоровается, общается, поднимается и к моему ряду... Я думаю: «Ой». Проходит и садится со мной. Я смотрю табличку, а там: «Лужков Юрий Михайлович». Так 5 лет я сидел и общался, и, можно сказать, дружил.

Он посмотрел на мою фамилию, и первый вопрос был на башкирском, дословно «Что любишь-то?» Я говорю:

- Жизнь люблю.

— В футбол играешь?

- Немножко играю.

- Приходи!

Ему в то время уже за 60 было, он играл, 70 исполнилось — он играл. Когда я был в Москве, если была возможность, играли в футбол, общались. Нередко он меня увозил на своей машине в Совет Федерации — огромный, старинный ЗИЛ был.

Когда построили здание Московской городской думы, он позвал: «Поехали, сейчас откроем новое помещение». Раз был у него в кабинете, он меня мёдом угощал: «Ешь, это мой мёд». Он пчеловод был фантастический просто.

А потом через [Московский] институт стали и сплавов заинтересовался Удоканом. Не он, может, а помощники. Там была промышленная фабрика. Когда он был у нас в гостях с Иосифом Давыдовичем Кобзоном, то попросил туда слетать, и мы были на БАМе, в Чаре, провели там совещание.

В сентябре 2002 года Лужков прилетел на БАМ. Участвовать в освоении магистрали и Удоканского месторождения московское правительство согласилось при условиях, ни одно из которых выполнено не было. Москва настаивала на объединении Удоканского и Чинейского проектов и снижении налогов на время строительства и запуска горно-обогатительного комбината.

Впоследствии рассматривался ещё один вариант: правительство Москвы как один из акционеров Забайкальской горной компании согласилось участвовать в строительстве удоканской опытно-промышленной фабрики и потратить на это 100 миллионов рублей. Подробно об этом на портале «Байкал24» писал известный забайкальский журналист Анатолий Снегур.

- Мне запомнился сюжет, —продолжает Равиль Гениатулин. - Он говорит: «Ну-ка, где тут БАМ реальный проходит». На переезде между старой и Новой Чарой остановились, он вышел, встал между рельсов на шпалы, долго смотрел на восток. Спрашивает меня: «Это на Хабаровск?» - «Да, это на восток, а это — на запад». Потом провели собеседование, пообщались, и затем была поездка в Агинск с Иосифом Давыдовичем [Кобзоном], Баиром Баясхалановичем [Жамсуевым].

Заезжали там в село, он посмотрел лошадей. У него была в пригороде Москвы — я там не был — настоящая, можно сказать, ферма, где он держал лошадей, коз, кого только не разводил. Это человек заводной во всех смыслах был. И Баир Баясхаланович сделал ему подарок — агинскую породу овец тогда только зарегистрировали, по-моему — баранушку и баранчика. Ну, привезли их в аэропорт. Самолёт огромный, а как дальше везти? Хорошо, нашёлся водитель, кажется, Баира Баясхалановича: он быстренько перевязал животным ноги. Я потом спросил: «Юрий Михайлович, как долетели пассажиры?» — «Хорошо долетели!»

Он очень помог знаете ещё в чём... Первое футбольное поле на «Локомотиве» (стадион в Чите — Ю. С.) появилось благодаря в том числе Юрию Михайловичу. Тогда это был большой дефицит, дорого всё стоило. Как-то играли в футбол, и я сказал: «Ни одной нормальной поляны нет». В Москве мы уже играли на таких полях. Там скоро заканчивался турнир в «Олимпийском», и Лужков поручил приобрести это покрытие. Так нам удалось снять это поле после турнира, привезти в Читу за небольшие деньги.

А ещё была встреча с Церетели. Как-то сидели, и я поделился: «Давно мечтаю увековечить память декабристов». Он говорит: «Давай, Церетели тебе сделает?» Отказываться неудобно, хоть я и понимал, что это будет очень дорого. И Церетели сделал экскурсию по своему музею, накрыл такой шикарный стол... Позже поняли, что такой мемориал мы не осилим (смеётся). Я думаю: «Как-то надо аккуратно из этой ситуации вырулить». И мы потихонечку ушли от этой темы.

И появился памятник любви и верности, который сейчас стоит на углу Амурской и эскиз к которому выполнил новосибирский скульптор. Мне нравится.

Есть ещё один интереснейший момент. Может быть, вы слышали, что Юрий Михайлович и Иосиф Давыдович дуэтом пели нашу песню «Тропинка детства». А история была такая: во время прилёта Ил-62 я подумал, что как-то надо вывести эту песню Леонида Аверьянова на стихи Михаила Евсеевича Вишнякова, они были ещё живы. Я их попросил её исполнить.

Говорю: «Приезжайте в аэропорт». Уже вечер, вылетать пора. Вылетавшие поднимаются по трапу, а Михаил Евсеевич и Аверьянов в машине сидят. Было прохладно, и они там уже немножко «разогрелись». Мы зашли в салон самолёта, я говорю: «Послушайте, вам понравится». До вылета 5–10 минут. Срочно Георгию Дмитриевичу Стуканову (руководителю секретариата главы администрации губернатора Читинской области, а после Забайкальского края): «Давай, зови».

Заходят Аверьянов, Вишняков, баян свой растягивают и как начнут в самолёте «Тропинку детства» про отца молодого. Юрий Михайлович повернулся: «Иосиф, посмотри, какая песня-то, возьми её». Иосиф Давыдович попросил бумаги [с текстом]. И вот надо уходить. А мужики разогрелись же, пиджаки сняли, куртки. Аверьянов всё сворачивает, пошёл и куртку забыл. Юрий Михайлович ему вслед: «Подожди, дорогой, подожди». Берёт куртку, надевает ему в рукава прямо, как в гардеробе. Мы потом смеялись: «Ты единственный человек, которого Юрий Михайлович одел».

Более того, мы успели передать стихи Михаила Евсеевича, называются «ХреНОВЫЕ стихи», и потом мне рассказывали, что Лужков всю дорогу читал их вслух всему салону. Вот такой неординарнейший человек, потрясающий просто, ну никакого апломба.

Нас ещё вот что объединяет. Он от Черноморского флота получил орден «За военные заслуги» (вручил президент Владимир Путин в 2003 году - Ю. С.). И мне в 2005 году за другие дела, уже сухопутные, тоже вручили орден «За военные заслуги». Так он говорил: «Мы с тобой, похоже, вдвоём имеем военные награды».

А для москвичей чего сделал! Вообще, пенсионеры Москвы должны инициировать установление памятника Юрию Михайловичу: тот социальный пакет, который сегодня они имеют, создан им. Это бесплатный проезд, доплаты, медицинское обслуживание. Так, как сейчас в Москве, должно быть везде в России. И сделано это именно Юрием Михайловичем Лужковым.

Я ощущал, что он так по-отечески, очень благосклонно, по-человечески относится ко мне. Решали с ним какие-то мелкие вопросы. Он всегда реагировал. Позвонишь — даже если совещание, ответит на башкирском, дословно это: «Здоров ли ты?» Такие были отношения...

Вчера услышал по радио, и как будто родной человек ушёл.

Светлый человек, светлый. Большая фигура для истории России, истории Москвы, да и по-человечески. Светлая ему память.