Серб из окружения Петра I наладил отношения с Китаем. В Забайкалье его отправила супруга императора

Если Нерчинский договор между Россией и Китаем, подписанный в 1689 году опекуном Петра I Федором Алексеевичем Головиным, положил в нашем крае начало Петровской эпохе, то Кяхтинский договор 1727 года между этими же двумя государствами, заключенный графом Саввой Владиславичем-Рагузинским уже после смерти Петра Великого, можно считать чертой, завершившей эту эпоху.

Этого дипломата отправила в Забайкалье супруга императора, императрица Екатерина I, реальным правителем при которой был ближайший сподвижник Петра Александр Меньшиков. А заключен он был уже во времена императора Петра II, внука Петра Алексеевича. С учетом времени в пути от Петербурга до Забайкалья можно смело считать, что идея миссии Владиславича-Рагузинского зародилась еще при жизни императора Петра I. Ну а то, что она была реализована несколько позже, так это времена, да и, как сказали бы сегодня, логистика были такими малоразвитыми.

«Один из "птенцов гнезда Петрова", Владиславич, оставил заметный след в истории внешней политики России, — писал о нем один из самых видных советских и российских исследователей Петровской эпохи Николай Иванович Павленко. — Его имя, овеянное легендами, чтят и на родине — в Сербии».

Савва Владиславич-Рагузинский отправился на Дальний Восток решать проблемы, зародившиеся в отношениях двух стран как раз в Петровскую эпоху.

Ко времени назначения Саввы Лукича чрезвычайным посланником и полномочным министром (такой статус для переговоров он получил) проблемы с российско-китайской торговлей, да и не только с ней, привели к печальным результатам.

Караван, отправленный в 1718 году, свыше двух лет стоял у границы, а когда его все-таки пропустили в Пекин, то там он был поставлен в такие условия, что толком-то и торговать не получилось. Через девять месяцев безуспешных попыток реализовать пушнину караван с массой нераспроданного товара, а значит, и без нужных покупок был выслан обратно. Вместо обычных в то время трех лет время оборота товара в этом караване заняло шесть. Еще более печальной была участь каравана, собранного в 1722 году. Только разрешения на въезд в Китай на границе его купцы ждали шесть лет (!). И только благодаря настойчивости Саввы Лукича его в 1728 году, уже после заключения Кяхтинского договора, пропустили в Пекин.

Да, часть проблемы началась еще при императоре Канси, при котором когда-то был заключен Нерчинский договор. Но усилились они при его приемнике императоре Иньжчэне, пришедшим к власти в 1722 году. Именно при этом императоре были завершены меры по укреплению северных границ Поднебесной. Теперь требовалось установить границы между Халхой (Монголией), вошедшей в состав Цинской империи. Торговля была механизмом давления, который использовали маньчжуры в отношениях с северным соседом, предлагая раз и навсегда разрешить вопрос о разграничении и перебежчиках — часть джунгар и монголов убегали в то время от карателей-маньчжуров в Россию.

Официально императрица Екатерина I «командировала» графа для поздравления императора Иньжчэня с восшествием на престол. Одновременно он должен был решить и самые актуальные вопросы в отношениях двух империй. За месяц до отъезда посла Коллегия иностранных дел вручила ему инструкцию, по обычаю тех времен подробно излагавшую не только содержание возложенных на него поручений, но и способы их выполнения.

«Сквозь частокол сорока с лишним пунктов инструкции, — отмечал историк Николай Иванович Павленко, — отчетливо видны три важнейшие задачи посольства: "прежнее доброе согласие и свободное отправление купечества восстановить и утвердить", решить вопрос о перебежчиках и наконец произвести разграничение, причем «возстановление и утверждение российского купечества в Китае, сказано в инструкции, есть один из наиглавнейших пунктов».

Этот же исследователь писал: «Целесообразность назначения Владиславича руководителем посольства не вызывает сомнений — правительство Екатерины I едва ли могло сыскать кандидата, равного ему по жизненному опыту, образованности и умению вести дела в восточных странах, приобретенному во время пребывания в Порте, способности быстро ориентироваться в сложной обстановке. Нам остается, однако, гадать, что заставило Владиславича, человека преклонного возраста, оставить молодую жену, трех малолетних дочерей и торговые дела, чтобы отправиться в нелегкий путь выполнять нелегкое поручение: шесть тысяч годового жалованья плюс две тысячи четыреста рублей соболями на путевые расходы, или честолюбивое стремление сменить мундир надворного советника на камзол тайного советника, или чувство долга и сознание того, что именно он и никто иной способен успешно выполнить задание, или, наконец, любознательность и страсть человека, которому наскучила монотонная жизнь в Петербурге, к путешествиям и новым впечатлениям. Скорее всего, на решение Владиславича собраться в дорогу оказали влияние все соображения, вместе взятые».

Кем же был этот удивительный серб, пользовавшийся поддержкой самого Петра Великого? Как он оказался в России, как оказался в близком окружении Петра Алексеевича?

Его краткую биографию можно найти практически в любой современной российской энциклопедии, включая «Энциклопедию Забайкалье», в которой о нем написала известный краевед и музеевед Наталья Николаевна Константинова. А статья о Кяхтинском договоре в этой же энциклопедии подготовлена известным советским и российским ученым, москвичом, часто бывавшим в Чите, Алексеем Владимировичем Постниковым.

Но едва ли самую полную его биографию составил не раз уже упоминавшийся Николай Иванович Павленко. Не буду пересказывать всего, что написали о Савве Лукиче Владиславиче-Рагузинском (1669–1738). Остановлюсь лишь на некоторых важных для понимания дипломатических способностях этого государственного деятеля. Прежде всего, он был талантливым и удачливым купцом, предпринимателем, как сказали бы сегодня. С юношеских лет занимался торговлей, побывал во многих странах Европы и в Турции.

В последней он познакомился и сошелся с русскими посланниками — дьяком Емельяном Ивановичем Украинцевым, посланным Петром I в 1699 году в Константинополь, его преемником Дмитрием Михайловичем Голицыным и первым постоянным послом России в Турции Петром Андреевичем Толстым. По сути дела, при них Владиславич создал из славян, живших в Константинополе, разведывательную сеть, работавшую на Россию.

25 сентября 1702 года, накануне отъезда Рагузинского в Россию, Толстой обратился к своему непосредственному начальнику, руководителю внешнего ведомства Федору Алексеевичу Головину, с просьбой «явить к нему милость, а он всеконечно во странах сих Московскому государству благопотребен и ныне, государь, при отъезде своем прислал ко мне некоторые потребные ведомости». В другом донесении: «Он человек искусен и на многие тайные вещи ведомец». Головин тогда на это отдал распоряжение «чинить ему довольство и быть ему, пока захочет».

Вскоре сербский купец встретился и познакомился с самим царем Петром Алексеевичем, который вскоре оценил его коммерческие способности и высокую работоспособность. Отражением царской благосклонности стала выдача сербскому купцу жалованной грамоты на право свободной торговли во всех городах России. И ни разу Петр Алексеевич не пожалел об этом решении.

Более того, царь охотно откликался на просьбы Владиславича, который стал одним из влиятельных и честных поставщиков различных товаров для русской армии. Через некоторое время Савва Лукич стал своим человеком и при дворе царя. В 1711 году он получил титул графа.

В 1716 году ему вновь пришлось на несколько лет отправиться в Европу, выполняя различные поручения Петра Алексеевича. И надо отдать ему должное — первой европейской страной, признавшей Петра I императором, стала Венеция, что было результатом дипломатической деятельности Саввы Лукича. Именно тогда коммерсант стал настоящим дипломатом. Поэтому и понятно решение об отправке именно его в далекий и таинственный Китай.

Чтобы преодолеть расстояние от Петербурга до русско-китайской границы, Владиславичу понадобилось без малого десять месяцев — обоз в составе 60 телег отправился из столицы 12 октября 1725 года, а прибыл на речку Буру 24 августа следующего года. Даже с учетом транспортных условий того времени скорость продвижения Владиславича надо признать незначительной, тем более что инструкция предписывала ему ехать «с возможным поспешением». Тому причиной были длительные задержки в пути.

Продолжительное пребывание в Москве, откуда Савва выехал только 27 декабря, было вызвано «неустановлением рек, которые и поныне не очень крепки», как объяснял он накануне отъезда. Так как санный путь прокладывали по рекам, то пришлось ждать прочного льда.

Первым из российских историков Забайкалья о делегации и свите посла Рагузинского написал в «Кратком очерке истории Забайкалья от древнейших времен до 1762 г.» еще в XIX веке Владимир Константинович Андриевич, который даже дополнил историка Павленко:

«Ему даны обширные инструкции от Сената и от Коммерц-коллегии; даны деньги для поднесения подарков богдыхану; составлена внушительная свита и придано войско как веское доказательство готовности настойчиво вести дело. Свиту его составляли: секретарь Иван Глазунов, переводчик Иван Крушали, дьяк Никифор Кондратьев, подьячие: Иван Соловьев и Степан Писарев; для обучения китайскому и маньчжурскому языкам: Лука Воейков и Степан Яблонцев — студенты московской Славяно-греко-латинской академии; лекарь Георг; священник «да для чести посольства гвардии подпоручик Иван Павлов и капральство гренадер (т. е. часть гренадерской роты. — Прим. ред.)».

Кроме сего, для оставления в Пекине он должен был взять с собой агента Лоренца Ланга. С ним же отправлены для разграничения земель: стольник Степан Колычев, который прибыл в Селенгинск 8 января 1727 года, стольник Власов, умерший еще до выезда из Москвы, и секретарь Семен Кареев; из военной же коллегии приданы: кондуктор (помощник военного инженера. — Прим. ред.) князь Голыгин (умер, не доехав до места) и геодезисты Михайло Зиновьев и Иван Валуев».

Сложные переговоры, которые провел чрезвычайный посланник, — тема отдельного материала. Нам важен итог. Савве Лукичу удалось решить все поставленные перед ним задачи.

«Кяхтинский договор 1727 г., Кяхтинский трактат, устанавливал границу и определял принципы торгового сотрудничества между Россией и Китаем, — писал в "Энциклопедии Забайкалья" Алексей Владимирович Постников. — Включает в себя прелиминарный Буринский договор от 20.08.1727 и Кяхтинский трактат, подписанный 21.11.1727. Обмен экземплярами между русской и цинской делегациями произведен летом 1728-го в Кяхте, поэтому этот дипломатический акт получил название Кяхтинского».

С этого времени именно Кяхта становится центром русско-китайской торговли на достаточно длительный период.

«По окончании работ, — отмечал этот же автор, — в 1728-м Рагузинский привез в Москву переданные ему маньчжурские карты российско-китайского пограничья, составленные на основании карт Скобельцына, Свистунова, Баскакова и Шетилова, а также сведений, полученных от В. Беринга, с которым Л. Владиславич-Рагузинский установил и поддерживал непрерывную связь. В РГВИА (Российский государственный военно-исторический архив. — Прим. ред.) сохранились две авторские копии 1729 года с этих документов, заверенные собственноручными подписями полномочного посла С. Л. Владиславича-Рагузинского и секретаря посольства И. Глазунова; масштаб карты — 30 верст в дюйме. Главной целью миссии Рагузинского было установление границы и маяков (пограничных знаков). Скорее всего, по линии границы между маяками прокладывался астролябический ход таким же образом, как это делалось по дорогам Европейской России между уездным городом и границей уезда».

О том, что произошло сразу же после подписания Буринского трактата, написал Владимир Андриевич: «Савва Владиславич отправился ко вновь построенной на стрелке Чикоя Петропавловской крепости, где стоял казенный караван, и, осмотрев, отпустил оный в Пекин с агентом Лангом и комиссаром Молоковым, отправив с ними трех учеников: Воейкова, Пухорта и Третьякова. На следующий день по отправке каравана Савва Владиславич получил от иркутского коменданта Измайлова уведомление о вступлении на престол императора Петра II и стал приводить "к присяге верности Его Величеству тамошних разных народов и своей свиты", на что употребил целый месяц».

Утвержденный китайским императором договор был прислан в Кяхту в июне 1728 года. 15 июня на границе прошла церемония торжественного размена текстами трактата. К концу того года дипломат наконец-то вернулся в Санкт-Петербург.

Он еще 10 лет активно занимался торговыми делами. Умер Савва Лукич Владиславич-Рагузинский 17 июня 1738 года во времена императрицы Анны Иоанновны.

В заключение стоит отметить, что на него произвели сильное впечатление Сибирь и Забайкалье.

«Земля эта обетованная по хлебородию, в рыболовлях и звероловлях и преизобильна рудами разных материалов, разными мраморами и лесами, и такого преславного угодья, чаю, на свете нет», — написал он. Правда, продолжал российский посол, край слабо заселен и еще хуже «от глупости прежних управителей» защищен, но посланник уповал на расцвет края в будущем.