День знаний в 2024-м не совпадает с 1 сентября. Торжественные линейки пройдут в школах 2-го. Накануне первого учебного дня мы вспомнили учителей, у которых брали интервью в разные годы. Цитаты педагогов о детях, ценностях и любви — в этом материале.
Чтобы прочитать интервью полностью, достаточно кликнуть по фамилии учителя.
Моя школа — лучшая. И пока у меня последний в ней не выучится, я сама отсюда не уеду. Потом, может быть. Я человек такой, математик, мне нужно, чтобы всё было просчитано, проанализировано, просто так срываться я не могу.
Я считаю, что, когда технологию и общественно полезный труд убрали из школ, совершили ошибку. Именно через труд детей нужно приучать — они должны себя обслуживать. У нас дети порой приходят в первый класс и просят: «Мама, завяжи мне шнурки». Я в этом году выгнала одну [такую] мамочку и сказала: «Вы на порог больше не заходите, потому что мальчик сам должен завязывать шнурки». Ну что это такое, когда мама приходит в школу, чтобы на перемене переодеть ребенка в спортивную форму? Я говорю: «Вы чего, обалдели, что ли?»
У меня сногсшибательный возраст. Я нашего директора спрашивала: «Ирина Сергеевна, ну сколько я буду работать? Вы не чувствуете, что мне уже пора уходить?» Она ответила: «Господи, Галина Алексеевна, работайте. Работайте до 100 лет». Среди молодых учителей я не чувствую себя дискомфортно, мне хорошо. Сколько еще смогу [работать] — не загадываю. Может, еще год. Может, придут молодые педагоги, и я освобожу место. Если кто-то придет — бога ради.
Ценности были другие. У нас были пионерская и комсомольская организации, были Советы. Дети в то время сами ехали поступать в училища и вузы. И да — по лицам видно, что они были старше. Мальчишки у меня, например, ходили на бокс — здесь был тренер у них, он приходил к нам на комсомольские собрания, разбирали там [разные случаи], подтягивали [детей]. Летом мы отправлялись в трудовой лагерь на сельскохозяйственные работы. Пели песни, ели на траве. И вечера у нас были… Костры.
Раньше дети больше делились своими мыслями и мечтами. Но и сейчас такие есть. Дети стали меньше читать — вот это болезнь. Знаете, ведь Булгакова раньше не было в программе, он был запрещен, и когда только его ввели, мне ребятишки всё время: «Когда будем читать, когда будем читать?» Они заранее уже прочитали, такие интересные уроки были, мне самой нравилось это. Сейчас подходим читать — два-три человека от силы, и то уже такого интереса нет. Вот этого я не понимаю.
При встрече с классом я волнуюсь, пока их не увижу. Как только я говорю первое слово, завязывается диалог, включается какая-то лампочка, и я уже другая. Даже по утрам иду на работу еще немного вялая, не проснувшаяся, но как только переступаю порог класса, забывается всё. Я отключаюсь и не помню ни о чём — вот класс и я. И только когда закончился последний урок, прозвенел звонок, только потом я понимаю, что я устала, что что-то заболело. Я настолько погружаюсь в работу, что всё уходит на задний план. Есть дети, я и тема урока, мы работаем.
Вообще учителя, наверное, как солдаты. Надо значит надо. Идем и вливаемся в работу, особо не задумываясь, хочется или нет. Работая в малокомплектной школе, я долго совмещала. Я уже была учителем начальных классов и вела биологию в старших. Совмещать очень трудно. Про таких учителей говорят «многостаночники». Это участь сельских школ, так как кадров не хватает. Ты и чтец, и жнец, и на дуде игрец. Всё приходится делать. Я даже не помню, какой предмет я не вела в поселковой школе.
Детская энергия — это такой источник, который меня заряжает. И даже если день не задался, подбежит в конце дня ко мне ребенок, обнимет, как маму, и это перечеркнет все плохие эмоции. Когда у меня 30 учеников, и один родитель сказал мне: «Спасибо большое!» — это затмевает все неудачи.
Одно-два «спасибо» от детей и родителей — для меня это значит много. Значит, я правильно всё делаю.
Дети, когда едут на какой-нибудь конкурс, сразу интересуются, чем наградят. Я в таком случае отвечаю, что самое главное — это ваши знания, ваши заслуги и их признание.
Отношение к детям — это главное. Даже на примере «Разговоров о важном» это легко увидеть. Можно бумажку прочитать, растянуть на 40 минут, а можно творчески подойти, разнообразить классный час.
Учитель должен смотреть на личностный рост ребенка, идет ли он вверх или, наоборот, начал падение. И суметь предотвратить это падение, потому что в семье порой этого не видно.
Нынешние дети быстрее взрослеют. У них взрослее мироощущение, понимание жизни, самосознание. Говорю им: «На линейку придете, вам будут речи говорить о том, что перед вами широкий путь, светлый…» Они мне: «Нет, Валентина Константиновна, уже не так будут говорить, нам уже другие слова нужны». Становятся практичнее, серьезнее.
Я, бывает, ругаю. Строго спрашиваю: «Ты обязан был сделать? Обязан. И я тоже обязана с тебя спросить». И после уроков остаемся, и на каникулах встречаемся. Часто ребенку нужно выговориться, когда никого нет. Без класса он по-другому уже говорит и смотрит. Вот перешел из другой школы десятиклассник — огромный, здоровый, красивый. Знания на нуле. Всё запустил сам. И пришел наконец на этих каникулах и говорит радостно: «Я выучил». Я спрашиваю: «Всю морфологию будешь сдавать?» А он: «Нет, я выучил про существительное!» Вот вы улыбаетесь, а он подвиг совершил по отношению к себе — наконец-то выучил всё про существительное.
Без любви работать нельзя. Я очень строгий учитель, а вот люблю всех.