«Отец родной», «лапочка», «очень любимая сволочь»

27 ноября на гастролях в Иркутске умер главный режиссёр краевого драмтеатра Николай Березин. Прощание с директором театра, художественным руководителем, Народным артистом России, заслуженным деятелем искусств России пройдёт в театре 1 декабря.

Осенью 1990 года новый режиссёр, присланный из Москвы, очень круто взял в работу сразу два спектакля — один по доброй романтичной сказке «Король-олень», второй - о женской колонии несовершеннолетних. У театра было нелёгкое время – накануне трагически погиб прежний главреж, половина труппы разъехалась, нет репертуара, не укомплектованы монтировочный цех, радиоцех, электроцех. «Куда ты, мальчик, лезешь - театр разваленный, играть нечего…», - иронично смотрели актёры. 90-е годы, в стране — разруха, а Березин ставит музыкальную сказку.

Осенью 2006 года, когда деревья были большими, «АиФ – Забайкалье» - толстым, а драмтеатр – неосиротевшим, Николай Алексеевич Березин устроил мне боевое крещение интервью. Первое в жизни интервью! С главным режиссёром драматического театра! Посвящённое его 50-летнему юбилею! Я еле дождалась назначенного дня, могла соревноваться с ним в знании его же биографии и исписала вопросами несколько страниц блокнота. Меня учили, что сначала рекомендовано поболтать о какой-нибудь погоде, чтобы собеседник расслабился и отвлёкся, но через три минуты было бы очень неплохо, чтобы о погоде поболтали со мной. Березину было некогда. Березин не хотел интервью, морщился, как при зубной боли, тёр лоб и отправлял меня к завлиту. Березин плевать хотел на все свои юбилеи и не считал нужным это скрывать: «Ну, 50, ну, и что?»

Он много курил, ещё больше молчал, и, казалось, вообще не видел меня напротив. «Какое ваше самое первое детское воспоминание о театре?» - спрашивала я. Проходила минута. «Вы вспоминаете или формулируете?» - глупо уточняла я. Проходила ещё минута, я старалась подвинуться на стуле так, чтобы незаметно попасть в поле зрения главрежа. «Я вообще о другом думаю», - наконец признавался он.

Через четверть часа я не выдержала и, забыв все прописанные в учебниках нормы и способы, принялась уговаривать собеседника: «Ну, пожалуйста, Николай Алексеевич! Ну, сосредоточьтесь на десять минуточек, а потом я уйду, честное слово». Уговоры мало что меняли.

- Какие итоги в преддверии бенефиса Вы для себя подводите?

- Никаких… Жизнь продолжается… Ну, 50, ну, и что?

- Как Вы реагируете на пренебрежительное отношение к театру – когда человек говорит: «Я этого не понимаю – ходят по сцене люди и кричат?»

- Мне такого человека жалко. Если человек обделён чем-то – его жалко. Хотя театр без него проживёт. Впрочем, как и он без театра.

- Что Вы любите и что не любите?

- Много чего люблю - люблю свою работу, люблю своих артистов, люблю своих студентов, люблю своих детей, люблю свою жену, люблю цветы… И не люблю, когда меня отвлекают от того, что я люблю.

Прямее сказать о том, чтобы я уходила, можно было, только ткнув на дверь. В блокноте прибавилась строчка о необычном интерьере кабинета, потом я обвела в нём фразу «В работу вкладывай всю душу» и уныло спросила: «Есть что-нибудь такое, о чём я не спросила, а вам хотелось бы сказать?» Конечно, не было. Уходила расстроенной. Расстроенно писала коротенький текст, выкручивалась. Добивала необходимые полполосы эмоциями актёров:

Екатерина Рябова: Мы ему очень верим. Когда работаешь с кем-то другим - бывает, не доверяешь, особенно, если что-то не нравится. А здесь: нравится, как работает Николай Алексеевич, не нравится, как работает Николай Алексеевич – идёт такая безграничная вера, что играть легко, ведь все уверены, что будет хорошо… Он требовательный, но очень дипломатичный, очень сдержанный. Даже порой мы видим, как в нем всё клокочет, когда что-то не получается – сцена не идёт, актер чего-то не понимает… Но он никогда не подаст вида. Он упрям, он непредсказуем, он рискован, он не всегда понятен, он что-то себе доказывает. Но он имеет на это право. И обидеться на него нельзя, потому что Николай Алексеевич уже в такой категории людей, что слово «обидеться» по отношению к нему – мелко. Вот на Пушкина можно обидеться? Так и здесь…

Вениамин Прохоров: Он сволочь. (смеётся). Но очень любимая сволочь. Все главные – они сволочи. Были такие Гончаров, Товстоногов, Ефремов – это самые большие сволочи, но еще бОльшая сволочь – это Березин, который 15 лет душа в душу живёт с этим театром. И мы его так ненавидим, что готовы быть с ним всегда.

Светлана Алфёрова: Это человек, к которому можно обратиться по любому поводу – по рабочему, по житейскому, по личному. Он всегда поможет и советом, и делом.

Алексей Тебеньков: Это отец родной наш, потому что такую огромную семью содержать, удержать и каждому оказать внимание (не только артисту, но и шофёру, и уборщице – каждому) - это нужно большой талант иметь.

Наталья Нижегородцева: Я человек неверующий, но в Николая Алексеевича я верю. Если бы не он, то неизвестно, как сложилась бы сейчас моя жизнь. Он сосредотачивает в себе всю заповедь и любви к театру, и существования в нём… Ну, это жизнь, это как библия, пусть это прозвучит кощунственно... Но в него я верю.

Тамара Сидоровна, главный бухгалтер: Николая Алексеевича я знаю с первого дня, как он, лапочка, к нам приехал. Он лапочка, это человек – душа, редко бывают такие люди. Его хватает на всех – и на зрителя, и на артистов, и на нас. Он от природы талантливый человек. Я работаю 43 года, я видела разные таланты, но таких, как Николай Алексеевич, земля нам выдает на-гора очень мало. Поэтому Чите его надо беречь и хранить.

… За два дня, в которые верстался номер, Николая Алексеевича подменили, ей-богу. Он встретил меня внизу, когда я пришла сверять интервью, и сразу начал извиняться за нерадушие. Мне было неловко потому, что неловко ему, - и эти особенные, немножко извиняющиеся интонации так и будут чувствоваться потом всегда - в каждом звонке и при каждой встрече. Экскурсия по кабинету, выставка фотографий, истории про внука, куча сувениров с прошедших только что гастролей с рассказом про каждый — до самого маленького магнитика на холодильник.

Вот он - висит здесь до сих пор: смешной керамический хохол в красных шароварах. Буду беречь и хранить.