Выцветшие «комки», шершавые руки и золотые колосья

Пока чайный пакетик красил в рыжий кипяток в гранёном стакане поезда, я думала, что «уборочная» похожа на картинку в букваре: жёлтые колосья, красный комбайн с широченной линейкой острых зубьев, комбайнёр в синем комбинезоне. Помню, что в деревне уборочная страда для меня обычно значила августовский сенокос с туманными утрами и копку картошки морозным и ясным сентябрём. А механизаторы, комбайнёры — особая каста настоящих мужиков, чьи лица, руки, сердца цвета обожжённой глины закалены солнцем и ветром. И слово «хлеб» значит «труд», а не булку за 19 рублей в супермаркете.

Первое, про что подумал заместитель директора по производству в ООО «Целинный» «Забайкальской зерновой компании» Александр Иоганесович Кукса, представившись Сашей и услышав о журналистах из Читы, это про обед. - Покушаете в нашей столовой, потом поедем в поля, успеем на зерноток. Вам что нужно-то? - спрашивал он в телефонной трубке. Нам нужны были люди.

Внутри приехавшего за нами в Краснокаменск синего УАЗика-таблетки оборудован небольшой столик, на окнах — шторки, не трясёт. Дорога разная, но в худшем случаем проваливаешься вниз и взлетаешь как на качелях — плавно, мягко, с щекоткой под солнечным сплетением. Неразговорчивый водитель Иван Дмитриевич нас бережёт и правда везёт в столовую Целинного. Там наливают горячие щи, накладывают рассыпчатую картоху с гуляшом, здоровые пончики, которым бы позавидовали все полицейские США.

- Кушайте сытнее, - инструктирует нас подошедший Саша, - растрясёт сейчас по полям-то ездить. Саша здоров, как бык, у него густые усы жёсткой щёткой, крепкий лоб, глубокие морщины на лбу и от глаз к вискам, ладони размером с две моих. У него уже трое внуков, чего никогда не угадаешь — так молодо он выглядит с коротким ёжиком волос, цвета «перец с солью», звучным низким голосом и цепким взглядом.

Желание поспать после плотного обеда гонит любопытство. В синий УАЗик, кроме Саши, что садится рядом и пахнет ветром, загружается агроном Целинного Павел Васильевич. Улыбка на прокалённом тысячами солнечных дней лице, крепкие зубы, голубые до умопомрачения глаза, шершавые руки. Из-под кепки, как в старом советском кино, вьются волосы, стекает на красно-бурую шею пот. Он посмеивается над нашими наивными вопросами про западные технологии беспарового севооборота и мелиорацию: «Какая уж тут мелиорация, у нас и толковой речушки нет. Да и место не равнинное, хоть и степное. Перепады в высоте большие — не выровняешь. Мы здесь целиком зависим от погоды: Боженька не дал дождя — и всё».

Ровной геометрией разбегаются от просёлочной дороги бурые пары. Все уже обработаны от сорняков, обогащены, отдыхают. Изредка среди комьев земли выбивается зелёная стрелка — это ничего, это однолетние травы, уже не зацветут, а с морозом и вовсе уйдут в никуда или станут органическим удобрением. В мае нужно обязательно вспахать, обработать от сорняков, чтобы в дальнейшем использовать меньше химии. «Майский пар — самый лучший пар», - рассказывает Павел Васильевич.

Проезжаем поля с ровными стежками собранных валков — так проводится раздельный вид уборки. Он особенно важен, когда ярусность колосьев разная из-за неблагоприятной погоды: у одних уже метёлка поспела, а тут зелёная подсада пошла. Недозревшее зерно даёт повышенную влажность, на току оно начинает преть - «гореть», иначе говоря. При раздельной уборке скашиваются валки, подсушиваются, а после идёт молотьба. И зерно получается крупинка к крупинке.

Саше всё время звонят.

- Василич, ты скажи, как у тебя с машинами?

- Нормально, а что с ними?

- Одну надо отправить в Улан, там не справляются — помочь надо. Будет тебе накладно?

- Ничего, давай.

- Комбайнов им не надо, всё хорошо, а вот машина нужна.

- Добро! Будет им машина.

И этот разговор о такой простой, такой естественной взаимовыручке греет теплее печки УАЗика и плеча соседа. Надо — значит надо, выручать — так выручать. Они и говорят так же — ясно и просто. Ни расшаркиваний вежливых, ни штампованных отчётов об эффективности производительности новой модификации. У механизаторов нет крепкого расписания. В 8 утра начинается рабочий день: мужики обслуживают комбайны, смазывают, чистят, продувают, сами готовятся. С поля в Целинный приезжают часам к 10 вечера, бывает к 11. Пока работа не завершена — дома делать нечего.

Мы подъезжаем к механизаторам. Для нас у них небольшой привал. Здоровые мужики в потёртых «комках» будто робеют, посматривают недоверчиво, посмеиваются. Здоровые комбайны «Acros» гудят так, что диктофонная запись становится бесполезной. А за ними — пшеничное поле какого-то тёплого, золотого оттенка беж, а над ним — распласталось голубое небо и разлилось солнце. Солнца в Краснокаменском районе столько, что, закрыв глаза, всё время видишь зелёные блики, и лицо к концу дня румянится и горит.

Мы лезем на огромную махину комбайна. Павел Васильевич приоткрывает окошечко бункера показать нам зерно медового цвета. Удержаться от того, чтобы попробовать, нет никакой мочи. Зерно раскусывается с трудом. Значит — собрано в самое время. Влажность, конечно, ещё измерят. За маленьким окошечком не видно шесть кубов зерна, а раньше в комбайны входило куб двести, куб четыреста.

Нас снова качает до гаража по просёлочной дороге, под капот убегает шнурок выцветшей травы. Рядом — дорога ровнее и, кажется, мягче. Но «Митрич — старый механизатор». Он только недавно вышел на пенсию и знает, что рядом — дорога не настоящая, накатанная в поле. Ездить по полю? Никогда.

Мы пересаживаемся в японский грузовичок. Разница сильно ощутима в тряске и потере уюта. Иван Дмитриевич прощается с нами так же молчаливо. За руль усаживается Саша.

В Целинном не продают «сырьё», переработка есть своя - в Борзе. Нам обещают возможность поваляться в ворохе. В саму молотилку пускать не хотят — «там в масках работают, в респираторах, в специальных костюмах, пыль стоит столбом». А ворохи — здоровые кучи зерна, овса. Падаем без оглядки и лежим до одурения, уставившись в бесконечное небо. Вдалеке грохочет зерноток, рядышком заметают ворох, отгоняют птиц. Павел Васильевич учит определять влажность зерна. Показывает здоровые весы для автомобилей на выезде.

- По области крупнее хозяйства нету, - говорит он с гордостью. Меня переполняет гордость после знакомства с настоящими людьми труда. С ними, конечно, будет интервью — хочется поездку смаковать, не растрясти эмоциями. Хочется рассказать, как в 85-м году по молодости и глупости Александр Иоганесович Кукса приехал в Забайкалье за квартирой для молодой семьи, а теперь живёт в посёлке. Выходишь, яйцо тут же берёшь, скотина своя — «в селе без скотины никуда».

Дай Бог им здоровья, дождичка своевременно и счастья — как неба — в труде, семье, в крае.