«Это же стиль жизни» — как нашёл себя в робототехнике бывший полицейский

«Вот этого робота я слепил за семь минут», — показывает Александр Шайтанов мне какое-то сложное устройство на колёсах, собрать которое гуманитарии вряд ли смогут и за семь месяцев. «Вот этого дети собрали за две недели», — я снова цокаю языком и не перестаю удивляться таланту людей. Робототехнические детали, программы, коды и сложные формулы — всем этим живёт бывший учитель математики Александр Шайтанов, который преподаёт детям робототехнику в Дарасуне и инженерную математику в технопарке Читы.

Честный разговор о современной школе и современных детях, о профессиональном выгорании и поиске себя — с сельским учителем, который успел проработать 15 лет в органах внутренних дел, а теперь нашёл себя в робототехнике.

— Вы мне показали сейчас ваши разработки. Как вообще создать робота? С чего начинаете?

— Сначала берём схему из интернета или ещё из какого-нибудь источника, не столь важно. Потом садимся с ребятишками, собираем по образцу. Потом пишем программу — где-то сами, где-то используем готовые программы. Но это только на первом году обучения. Потом ребёнку интереснее придумать код и конструкцию самому.

— А из чего вы их собираете?

— Собираем из LEGO Mindstorms Education, это самый популярный детский конструктор для робототехников в мире.

— Прежде чем уйти в робототехнику, вы работали учителем математики. Выходит, у вас профильное образование?

— Да. Я отучился с 1981 по 1986 год в очень хорошем учебном заведении, это Читинский государственный пединститут, и у меня в дипломе написано «Учитель математики и физики с правом преподавания информатики». И потом я 11 лет отработал учителем математики и информатики, эпизодически преподавал физику.

— А почему именно на математика пошли учиться?

— Моя мама — учитель математики, отец — учитель физики. То есть база была очень хорошая, а дома я был самым примерным учеником. Математика мне нравилась больше, чем физика, тут уж не прикажешь.

— Я знаю, что вы работали в милиции. Как так получилось?

— Это были лихие 90-е, и в то время люди не жили, а выживали. Мы с женой работали в школе, дети были совсем маленькими, и нам по полгода просто не платили зарплату. Хорошо, что у нас в сельской местности был огород, где можно было выращивать какие-то овощи. Меня как мужчину и главу семьи напрягала эта ситуация. И я решил, пока ещё молодой и могу перейти, устроиться в органы внутренних дел. Как выразилась моя коллега: «Он ушёл кормить семью».

— Что можете рассказать о службе в милиции?

— Меня 15 лет не было в этой жизни, я был в другом мире. Это накладывает отпечаток на психику и на всё остальное. Там была достойная зарплата, и, не буду скрывать, когда я уже заработал пенсию, когда уже надоело копаться во всей этой мерзости, я уволился. Пот, грязь, кровь — никогда к этому не привыкнешь.

— После полиции вы снова вернулись в свою профессию?

— После полиции какое-то время поработал в МЧС на штабной должности. Появилось время после вечных дежурств, засад и усилений, и я подумал: «Так я же учитель». Позанимался некоторое время репетиторством и понял, что могу вернуться в профессию.

— И как вам это возвращение?

— Мне в такой кайф было после вот этой всей... (Александр Шайтанов задумался, явно пытаясь подобрать подходящее слово).

— Чернухи?

— Да, правильное слово подобрали. И после всего этого ты приходишь, на тебя смотрят дети, и ты понимаешь: «Ёлки-палки, вот оно». А педагоги на тебя смотрят и думают, что ты шибанутый, потому что идёшь к детям с горящими глазами, остаёшься с ними после уроков. А я говорю: «Да мне в кайф! После 15 лет этого ужаса».

Есть такое в любой профессии — профессиональное выгорание. И после всех этих перипетий я понял, что вектор развития с какой-то периодичностью нужно менять, чтобы выгорания не было.

— И тогда, чтобы не было выгорания, вы перестали преподавать в школе и ушли в робототехнику?

— Да, я ушёл в робототехнику, и пока мне очень комфортно. Я два года не преподаю математику, не знаю, навсегда или временно. Работаю сейчас сельским преподавателем робототехники в Дарасуне, занимаюсь частным репетиторством, преподаю инженерную математику в детском технопарке. Но это совсем другое — сюда дети приходят или по выбору, или их приводят родители. А когда в классе 30 учеников, большинству из них математика не нужна, единственное, что у тебя есть, — кнут в виде ОГЭ или ЕГЭ, которым ты иногда «машешь».

— Как вообще вышло так, что вы нашли себя в робототехнике?

— Это было примерно 7 лет назад. Я работал в краевой гимназии на Новобульварной, 60. Школе выделили комплекты робототехники, которые остались на складе мёртвым грузом, — в то время это было совершенно новое что-то. Меня вызвал директор школы и говорит: «Вы же информатик? Вы как с робототехникой?». Я тогда сказал, что для меня это только перспективное слово. Директор предложил поехать в Санкт-Петербург на двухнедельные курсы по робототехнике. Мне было дико интересно, и я согласился. И когда я туда попал, окунулся в свою родную сферу и понял, что это — моё.

— Вы уже вскользь затронули тему ЕГЭ и ОГЭ. Как относитесь к ЕГЭ?

— Однозначного нет ответа. Изначально ЕГЭ подавался как суперобъективная система, но у нас с Кавказа приезжали люди, которые с трудом по-русски могли говорить, а у них в сертификатах 100 баллов по ЕГЭ. В советской школе нам ставили объективные оценки. Другая сторона ЕГЭ — это очень формализовано. Учитель при подготовке к урокам какие-то темы убирает, потому что их на ЕГЭ не будет. И дети делают так же, в старших классах они перестают ходить на уроки и идут к репетиторам.

Мир изменился, но я всё-таки мыслю стереотипами, что образованный человек — это человек с широким кругозором, который может поддержать любую тему и не замыкаться на Тик-Токе. Люди тратят годы жизни на собирание лайков.

— Как вам новое поколение в целом?

— Молодёжь мы теряем, это однозначно. Смотришь в будущее со страхом. И это не брюзжание человека, который учился и работал в советское время — там тоже было много минусов.

Современные дети — ужаснейшие инфантилы. Они привыкли, что им родители скажут, куда идти и что делать. В робототехнике это особенно проявляется. Читающих детей очень мало, и читают они в основном фэнтези.

И ещё современные дети стали индивидуалистами. Если я в детстве выходил во двор и мы там проживали свою жизнь, общались, принимали коллективные решения, то сейчас игры изменились — теперь есть только ребёнок и гаджет. Команду подобрать на какой-то робототехнический проект очень сложно.

— Может, от родителей идёт это?

— Возможно, это слепая родительская любовь. Часто такое бывает, когда ребёнок ничего не сделал, а родители на его похвалу не жалеют прилагательных в превосходной степени. И ребёнок начинает думать, что он пуп земли. Его посадили в пару с другим пупом земли, и они не могут найти общий язык.

— Что в целом скажете о качестве образования на текущий момент?

— Общее образование проседает. По физматшколам это отлично видно. Качественные учебники, по которым занимались в физматшколах в советское время, сейчас лежат за ненадобностью в библиотеках – дети просто не берут этот уровень.

Ещё есть куча причин для этого: низкое качество учебников, низкая квалификация педагогических кадров, которая каждый год уменьшается. И потом, вы знаете, кого мы учим? Детей неучей. То есть мои родители были очень образованные люди, а сейчас мы учим детей тех, кто родился в 90-е, — там многие выживали и некогда было учиться.

И ещё изменился мир и его ценности. Когда можно напеть песни, начинённые всякой гадостью, и быть миллионером, как Моргенштерн, зачем учиться? Ещё можно быть блогером. Когда-то эта пена рухнет, я думаю, но подзатянулось это всё. Куда катится человечество?

— Пожалуй, поддержу вас.

— Люди, у вас бесконечная жизнь? Вы что там сидите часами, смотрите на эту ересь? Мне, допустим, жалко своё время. Я пришёл в Тик-Ток года полтора назад, потому что надо быть в тренде с ребятишками и понимать, где они там зависают. Но я удалил его через два дня.

— У меня с Тик-Током случилась ровно такая же история. Скажите, а как пандемия повлияла на качество образования?

— Мы какое-то время уповали: «О, дистанционка, как это прекрасно». Да, это прекрасно, но для мотивированных учеников и студентов. Но даже мотивированные дети проседают капитально, потому что это же обман. Нам показывают по новостям: «Вот Марьиванна ведёт урок». Какой она, к чёрту, ведёт урок? У неё на мониторе 20 торчащих голов. Не более того. Вы меня извините, но урок — это когда у тебя есть обратная связь, когда ты можешь подойти к Васе и сказать: «Вася, ты посмотри, что ты делаешь». Дистанционка — такая профанация.

— Вы говорите, что качество подготовки работников в образовании падает. В целом много молодых преподавателей?

— Работаю методистом в технопарке Забайкальского края — это флагман дополнительного образования региона. По-настоящему уникальное место, где педагоги и их воспитанники занимаются техническим творчеством.

Молодых наставников очень много, в технопарке это около 70% от состава примерно в 50–60 человек. Довольно толковые ребята и девчата приходят к нам преподавать из педагогического колледжа. Раньше распределялись по направлению, и по большей части это были подготовленные специалисты. А сейчас тебе никто готового специалиста на блюдечке не принесёт. Если повезёт, попадётся толковый человек. И что вы сами в коллективе из него слепите, то и будет.

— Ваши выпускники куда поступают? Остаются или уезжают?

— Ученики, которые заканчивают школы, продолжают образование и в читинских вузах, и за пределами края. У кого есть возможность и позволяют результаты ЕГЭ, ближе, чем в Томск, не поступают. А когда заканчивают университеты, обратно не возвращаются.

Из детей, которые у меня учились уже в годы после работы в МВД, некоторые поступали в ведущие вузы: политех Петра Великого (Санкт-Петербургский политехнический университет Петра Великого — ред.), одна девочка в Бауманке (Московский государственный технический университет имени Баумана — ред.) на робототехнике учится по целевому от Роскосмоса.

Одну девушку, которая у меня занималась математикой, отец тоже хотел отдать в технический вуз (Роскосмос), но она учится сейчас во ВГИКе (Всероссийский государственный институт кинематографии — рус.) на режиссёра. Ещё один парень поступил в медицинскую академию в Швеции — чтобы приступить к обучению, он год учил с арабами, афганцами и другими переселенцами шведский язык.

— А было у вас такое, чтобы ваши изобретения где-то использовались? Вы что-то патентовали?

— С патентовкой мы ни разу ещё не обращались. Чтобы запатентовать, нужно сделать разработку, представить близкий к промышленному производству образец, понимаете? В робототехнике это довольно сложно. Мы делаем своих роботов на уровне детских наборов с полукустарным оборудованием. Поэтому мы не патентуемся, хотя разработки есть у нас хорошие.

— Какие, например?

— У меня ребята изобрели синтезатор для инвалидов и выиграли с ним несколько конкурсов, аналогов у этой разработки точно нет. Ещё мы разработали шлем спасателя, который при помощи датчиков в задымлённом помещении определяет расстояние до препятствий. Под шлемом — вибромоторчики, по интенсивности вибраций которых можно определить расстояние до препятствия. Этот проект выиграл в 2019 году Всероссийские соревнования «Шаг в будущее» в городе Реутов в Подмосковье.

Ещё у нас было две красивые идеи — «Разделяка», где робот хвалит тебя за разделение мусора в контейнерах, и продажа бумажных пакетов, на которых робот рисовал эксклюзивный узор, а деньги шли в лесофонд на выращивание новых саженцев.

— Как можно оценивать роботов и определять, какой из них победил или проиграл в конкурсе?

— Робототехнических соревнований очень много, и везде свои правила. Робототехника делится на спортивную и проектную, я занимаюсь второй, она мне более интересна. Все проходят через спортивную робототехнику, и мы в своё время проходили с другими ребятишками. Там есть роботы-футболисты, роботы-андроиды, спасатели и даже сумоисты.

Проектная робототехника — это когда мы берём какую-то проблему и начинаем с помощью роботов её решать. Там поле деятельности гораздо шире, и это не приедается, потому что у нас есть золотое правило — два раза один и тот же проект мы не показываем. В конце года мы разбираем этого робота, и он остаётся только на грамотах, фото и видео. В течение учебного года один и тот же проект мы не представляем. Постоянно ведётся работа по его совершенствованию.

— Какие-то планы по занятиям робототехникой есть у вас на лето?

— У нас в технопарке есть автобус с прицепом — мобильный кванториум, который даже в пандемийный год выезжал в Агинский округ и другие населённые пункты края. В микроавтобус грузится аппаратура, роботы, 3D-принтеры, 3D-лазеры, компьютеры, и мы выезжаем в школы, чтобы вести занятия для сельских ребятишек. В этом году будут выезды по пришкольным лагерям и детским оздоровительным лагерям, но они большей частью будут пиар-компанией, чтобы привлечь ребят к нам на занятия.

— Для педагогов будут какие-то программы?

— Мы оповестили преподавателей, что готовы провести курсы. Я работаю методистом в технопарке и в то же время в Дарасуне работаю сельским педагогом робототехники. То есть я проблему самообразования знаю и с одной, и с другой стороны. Бывает, не хватает в рабочие будни времени на обучение, чтобы что-то новое узнать и потом передать детям. А когда проходят хорошие курсы, то хочется на них съездить и поучиться. Теперь имею возможность организовать их сам.

— Есть какие-то требования к педагогам?

— Нужно, чтобы был робототехнический набор, который мы знаем, и главное – желание.

— А вы проходили какие-то специальные курсы?

— В 2019 году я каждое воскресенье, в свой единственный выходной, ездил из Дарасуна учиться в Читу. Курсы вели робототехники из Москвы, Екатеринбурга, Нижнего Тагила, которые побеждали на соревнованиях международного уровня. Не знаю, как меня моя жена вытерпела, потому что нужно было домашние дела делать, на огороде помогать, но она мне сказала: «Если тебе в кайф и нравится, езжай и учись».

Я от этих преподавателей так взял, что мы в 2019 году летом поехали на всероссийскую олимпиаду в Казани и получили диплом в отдельной номинации.

— Насколько большие группы по робототехнике набираются?

— Когда набираешь группу в 3–4 классе или раньше, приходит человек 15–20. В первый год ходят все, а потом начинается отсев. Сначала для них это игра: кто быстрее проедет, кто быстрее роботраекторию нарисует. Пока ты с ними играешь в примитивные игры, это интересно и занимательно. Но ты понимаешь, куда детей вести нужно, и поэтому начинаешь подгружать потихоньку, и тогда у них интерес немножко угасает.

Но для тех, кто остался и с 4–5 класса окунулся в соревнования и конференции, это становится существенным куском жизни.

Александр Шайтанов показывает видео с кучей детворы лет 7–10, которая занимается конструированием роботов в Дарасуне:

«Смотрите, это каморка, в которой мы занимаемся. На видео 2017 год. Стены дети исписали техническими терминами, стоит старый школьный шкаф, а компьютеры собрали со всего края. На стенах фото — сейчас их гораздо больше. Мы где бываем на соревнованиях, эту листовочку к себе на стену вешаем. Многие из этих детей сейчас уже побросали занятия», — рассказывает преподаватель.

— Какие последние соревнования выиграли? Что можете из особенно яркого вспомнить?

— Мы когда всероссийский конкурс в Казани выиграли в отдельной номинации, у меня слёзы градом катились. Собралось 500 человек со всей России, всех уже наградили и объявляют: «А теперь ребята из далёкого Забайкалья». Я как в тумане пошёл на эту сцену, это было нечто.

Но тут пандемия, и всё стало рушиться.

Недавно на базе технопарка проходил турнир RoboCup, постепенно образовательная робототехника в крае возрождается, но всё-таки пик у нас был в 2019 году.

— Есть у вас на робототехнике особенные дети или, может быть, те, которым приходится преодолевать какие-то сложности?

— Когда я набирал детей в робототехнику, проводил входное тестирование. И одна девочка-третьеклассница не смогла набрать проходной балл, но так хотела заниматься, что ждала, пока кто-нибудь бросит занятия, и я возьму её в группу. И вот, она уже шестой год ходит, хоть и живёт за 6 километров от школы. Это характер, какая-то упёртость.

Дети есть разные. Есть сироты, есть изгои, с которыми никто не общается в классе. Ходил на занятия один мальчик, который болеет ДЦП. Я вообще из-за него не спал, но решил, что пусть ходит. И как это на детей действует... Он сидит, у него детальки падают, а другие-то дети ему помогают. Ёлки-палки, как хорошо! У него потом началось ухудшение здоровья, и он перестал заниматься. Но когда он ходил, я думал, что надо им быть вместе какое-то время — обычным детям и инвалидам, чтобы они видели, понимали и ценили.

— Всегда с нуля придумываете свои проекты или есть заготовки?

— У меня есть заготовки. У меня дома вот такая толстая тетрадь общая (показывает пальцами тетрадь примерно в два сантиметра толщиной), она исписана идеями проектов. Это же стиль жизни — ты сидишь дома и смотришь фильм, и думаешь, оба-на, а вот тут должен быть робот, а вот сюда он будет показывать, а вот здесь будет свет. Но от идеи до реализации целая вечность, галактика. И потом, с кем делать-то? Ребёнок же должен быть готов, понимаете? Надо его довести до этого, образовательную траекторию выстроить. Дети — это штучный товар.

— В чём вообще фишка робототехники?

— Точно не в том, чтобы взращивать из детей инженеров. Они все не будут инженерами по той простой причине, что их столько и не нужно в Забайкалье. Главное, что дети получают, — навыки творческого нестандартного мышления. Они же делают презентации и сайты, выступают и говорят на публике, развиваются в разные стороны.

У людей стиль жизни меняется. Моя жена говорит: «Ты в другом измерении живёшь, потому что ты постоянно в состоянии, где либо придумываешь проект, либо проверяешь проект, либо придумываешь что-то в дополнение проекта». Мне такой стиль жизни нравится, это моё. Это, как говорится, для души.

— Чем больше всего гордитесь?

— Моментами, когда в большом зале, где тебя никто не знает и куда ты приехал из какого-то далёкого Забайкалья, выходишь на награждение и понимаешь — какие же мы молодцы.

Но не только этим. Ещё я очень ценю, когда дети, которых я учил, вырастают и доходят до высот, учатся в лучших учебных заведениях. Пусть это не сиюминутная отдача, но с годами обратную связь получаешь. Всякое бывает, но то, что дети в тебе наставника увидели и с тобой делятся, это самое, конечно, важное. Я бесплатно решал с девочкой из Оловянной на удалёнке всё лето задания — готовились к ЕГЭ, и когда она прислала селфи на фоне Бауманки, я чуть ли не плакал.

Когда я встречаю где-нибудь своих выпускников, и они мне говорят: «Александр Владимирович, вы нас сделали людьми», а я им говорю: «Перестаньте, нет-нет», — вот это самое ценное. Может быть, я скажу громкие слова, но я точно знаю, что не зря в этих детях свой след оставляю.