«Главное — помнить, что я нарк, торчелыга жадный». Три истории зависимости

В эти заведения обычно звонят с вопросами: «Откапать можете?» или «А это вы кодируете?» Настоящая реабилитация нарко- и алкозависимых — это не капельницы, не кодировки или зашитые под кожу или залитые в жировую клетчатку препараты. Настоящая начинается обычно с падения и одиночества — даже если рядом по-прежнему остаются близкие.

Кто-то в Чите становится пациентом платной клиники, а кто-то обращается в один из диспансеров, которые обычно называют по улицам. «На Амурской» — значит, обычно симптоматическую помощь, те самые капельницы или стационар. Говорят, там творится самая жесть, туда загнанные родственниками пациенты ухитряются пронести что угодно. «На Бабушкина», сменившее «На Верхоленке» (здесь сейчас дневной стационар) — это то место, про которое люди с улицы думают, что там запирают на полгода, всё отбирают, что это как тюрьма.

Я поговорила с тремя людьми, каждый из которых в своё время оказался на реабилитации в стационаре.

Герой этой истории — консультант по химической зависимости (Включает алкоголизм, наркоманию, табакокурение, токсикоманию.) в реабилитационном центре на Бабушкина. Стаж трезвости — 2 года и 3 месяца. — Что для тебя стало критическим моментом, когда ты понял, что вот оно, надо спасаться?

— Я начну издалека, с начала.

У зависимых отношения с алкоголем и наркотиками (для меня нет разницы, и я это дальше буду называть «вещество») всегда развиваются по плану: друг, враг, хозяин.

Я начал употреблять алкоголь с 13 лет, тогда же попробовал наркотики. Для меня употребление стало поводом получить одобрение от старших подростков, войти в их круг, как-то себя возвысить. И тогда вещества стали моим другом. Помогали сближаться с людьми, веселиться, переносить грусть. Можешь купить алкоголь — ты крутой. Есть наркотики — ещё круче. Это извращённое понимание действительности, а я с ним жил долгое время.

Этот период «дружбы» длился долго. Потом вещества стали моим врагом, когда из-за них возникали ссоры в семье, предъявлялись претензии на работе, то упал пьяный, то телефон разбил, и подобный негатив.

Моим хозяином стали уже новые наркотики. Я не буду описывать детали знакомства с ними и всех подробностей употребления. Скажу, что оно длилось почти три года и было по большей части систематическим. Сидеть на системе — это вообще страшно. Добровольное рабство.

Я в какой-то момент понял, что не могу жить без веществ, и самое страшное, что с ними я тоже не могу, потому что утратил контроль над употреблением. Много наркотиков — я не могу себя собрать; мало — хочется больше; нет совсем — это полный трындец, надо срочно ехать, звонить, достать, землю носом рыть, быстрее-быстрее-быстрее. Ну или можно забухать — сняться с отходов (на сленге — избавиться от болезненных последствий употребления и вынужденного отказа от наркотиков — прим. авт.) А пьянка — это тоже то ещё приключение.

Из-за этого всё, вся жизнь в буквальном смысле повисла на волоске. Последней каплей был запой, длившийся несколько дней в очень опасных условиях — какой-то дикий притон на Острове, малознакомые собутыльники с криминальным прошлым. Я выпивал, падал на диван или даже рядом с ним, спал, просыпался, удивлялся, что всё ещё жив, выпивал, и всё по новой.

После этого запоя у меня случился разговор с женой, она меня обняла и сказала: «Давай, дорогой, делать что-нибудь». Во мне будто что-то лопнуло, хотя таких сцен было множество. Я попросил денег у матери, откапался в платной клинике и поехал в центр. Меня не взяли сразу, дали ещё день на размышления.

— Всегда ли бывает, что консультант вырастает из пациента? Может ли быть консультантом человек, сам не столкнувшийся с зависимостью?

— Может быть, есть такой опыт в других центрах, в нашем — нет. Консультант — это не психолог и не психиатр, он говорит только о себе, о своём опыте, о том, что сам испытал и пережил, какие трудности преодолел.

Ценность консультанта в том, что он может сказать: «Ребята, посмотрите на меня, верите ли вы, что я когда-то пьяный под забором валялся и обоссался там? А я валялся, но делал такие-то действия, и вы не нойте и делайте, что должны».

Примерно такой подход. Где-то человека надо успокоить: «Слушай, меня тоже дома ждала молодая красивая жена, и я беспокоился, что она меня бросит, а потом стал думать: бросит и ладно, зато я буду трезвым. (Герои истории имеет в виду, что во время реабилитации человек до полугода живёт в клинике, а не дома, и не имеет права общаться с родными — прим. авт.) Хотя с чего бы ей меня бросать? Ведь пьяного не бросила, а тут я начал менять свою жизнь к лучшему».

В общении между зависимыми есть много тонкостей — это и примеры из жизни, и понимание Бога, и ещё куча всего, что надо долго растолковывать.

— Как быть, чтобы люди, которым помогаешь избавиться от зависимости как консультант, не надоели и не истощили психику, как позаботиться о себе, занимаясь такой деятельностью?

— Надо понимать, что работа с зависимыми — это не обязанность. Мы работаем по 12-шаговой программе (Программа избавления от зависимости, основанная на обмене опытом.), и 12-й шаг именно про это — донести мысли до других зависимых. Это возвращение долга — в своё время мне помогали консультанты, теперь я делаю то же самое.

И ещё это работа для себя, нужно помнить о своей проблеме, о том, как решать жизненные неурядицы. Помогать себе, помогая другим.

— Бывает ли, что к кому-то из пациентов относишься неприязненно? Что делать в таком случае? Можно ли помочь человеку, который тебе неприятен?

— Во время лечения я послушал историю одной женщины и был шокирован эпизодами с её ребёнком. Очень было неприятно, я даже хотел травлю организовать. Потом пришло очень важное понимание — это не прихоть женщины так к своему ребёнку относиться. Это заболевание — зависимость — которое толкает людей на подобное. У меня были свои загоны, и, окажись я на её месте, не факт, что было бы всё иначе с ребёнком. У нас общая проблема, и никто никого не хуже и не лучше.

Будет неправдой, если я скажу, что ко всем отношусь с любовью. Иногда хочется в лицо человеку сказать: ну и мразь же ты. Но я всегда себе говорю — сам-то давно хорошим стал?

То, что человек оказался в центре — признак того, что проблемы свои он понял, готов их решать. И я могу ему помочь.

— Что ты чувствуешь или думаешь, когда люди убегают из центра и срываются?

— Таких людей жалко, но они сами сделали свой выбор. Зависимость — это болезнь, при которой употребление приведёт в тюрьму, больницу или в могилу. Можно сравнить зависимость и аллергию: какой аллергик в здравом уме будет наедаться апельсинами? А зависимость — коварная штука, она хочет погубить человека и заставляет его употреблять вещества, которые его рано или поздно погубят.

Чтобы этого не произошло, надо совершить определённые действия. Центр — это один из вариантов поменять свою жизнь. Там для всех одинаковые условия, и если кто-то их не принял, то не очень-то и хотел.

— Что помогает и что мешает держаться самому?

— Нет у нас такого понятия — держаться. Я не держусь, не креплюсь, не перебарываю себя. Я алкоголик и наркоман, а также курильщик, игроман и сексоголик. Я помешан на любом кайфе. Я понял это, принял себя и живу с таким самим собой. Я знаю, что малейший шаг в сторону кайфа повергнет меня в пучину безумия, из которой я могу и не выбраться. Жизнь нам, зависимым, редко даёт второй шанс. И это самое главное — помнить о том, что я зависимый (нарк, торчок, торчелыга жадный).

Есть ряд правил, которые надо соблюдать, чтобы оставаться чистым. Надо следить за своим эмоциональным состоянием, ограничить общение с употребляющими людьми и посещение опасных в этом плане мест.

— Корпоративы под запретом?

— Сначала да. Есть общая рекомендация — на первом году воздерживаться. Но каждый сам для себя решает. Главное — понять, для чего я иду: если есть хоть малейшее желание выпить, то надо, конечно, стопорить себя. Ну и степень опасности оценивать.

У него не всегда получается, многое в реабилитации вызывает протест. Самый долгий период трезвости — 9 месяцев. Сейчас — два месяца подряд. Говорит: «Я что-то три дня пил, мне так плохо было, девушка даже уколы делала».

Мы периодически разговариваем, его швыряет туда-сюда. Он пробует разные способы бороться с зависимостью, одним из них была реабилитация в центре.

— Как ты туда попал?

— Мать предложила. Я согласился, мне было интересно посмотреть, что это за место. Поначалу очень тяжело было.

— А как вообще люди оказываются в центре?

— Могут как бы предложить. Банально даже родственники. У девок — они попадают по комиссии по делам несовершеннолетних. Они что-нибудь косячат, с детьми связанное. К ним соцработник приходит, на учёт ставят, и всё. Парни в основном по решению суда. Или сами приходит. Им суд говорит — либо реба (реабилитация на сленге — прим. авт.), либо тюрьма.

— На сколько месяцев кладут?

— От 3 до 6. Всего пробыл там 2 месяца, потом ещё месяц на дневном стационаре.

— С чем приходишь? Как в больницу ложишься, с трусами-тапочками?

— Ну как бы шмот. Берёшь туалетные принадлежности. Ты просто туда заезжаешь и там живёшь. Палаты разные, есть на 4–5 человек, есть больше. Мужчины и женщины отдельно. Общение формально запрещено правилами.

— Даже здороваться запрещено?

— Можно. Межличностные отношения запрещены. Есть свод правил, и они придуманы самими реабилитантами. Они общие для всех, их первая самая группа, когда центр только открылся, придумала.

— Чего ещё нельзя?

— Краситься нельзя. В смысле, косметику. Курить в неположенное время. Там график определённый с понедельника по воскресенье. На какие-то группы ходишь, перекуры семь раз в день. На территорию во двор выпускают, там летом есть волейбольная площадка, огород.

— А какой распорядок дня?

— В 7.30 просыпаешься, умываешься, идёшь на зарядку, на завтрак. Потом утреннее собрание со специалистами. Может, какое-нибудь нарушение правил было или про события рассказывают. Минут 30. Потом на терапевтические группы ходишь, разные. Кто по алкашке, по наркомании — все вместе. В центре вообще психотерапия 24/7. Отбой в 22.00.

— Что больше всего помогает?

— Самому захотеть, без этого никак. Кого родственники запихали, они просто уходят обычно. Бывает такое, что целую группу за косяки выписывают. Или выгнать могут, если человек ничего не делает, косячит, отработок много. Если правила нарушаешь, то получаешь часы отработки от одного до трёх. Полы моешь и всё. Шансон нельзя слушать. Якобы жаргон. За мат, кстати, 50 отжиманий или час отработки.

— Много отработок у тебя было?

— Много! Там даже если лампочку в туалете не выключишь, час отработки. Первое время тяжело было привыкнуть, что ни интернета, ничего. Телевизор формально есть, но ничего не показывают. Книжки есть, спорт. С родственниками контакт запрещён, если увидишь в центре, максимум можно привет сказать. Звонить нельзя. Если хочешь что-то передать, сотрудник связывается с родными, и записку передаёшь.

— Сразу подписываешь контракт, сколько там пробудешь?

— От динамики зависит, сначала не знаешь, на сколько ложишься. Есть люди, которые работают на группах, а кто-то просто сидит и не понимает ничего. Меня выписали, потому что косячил много. Меня группа хотела выгнать, я попросился на дневной (дневной стационар — прим. авт.), разрешили. Потом вышел на работу, мне уже было не до центра. И потом меня выгнали из группы. Голосование идёт, если единогласно, ты уходишь.

— Обидно?

— Смешанно было. Обидно, бесился. Хотя ожиданно. У меня бывало, что не косячил, а потом какой-то срыв и всё. Треш начинается.

— Когда вышел, что-то изменилось?

— Полегче стало. Хотя и срывался. Потом ещё на психотерапию пошёл. Программа 12-шаговая не нравится мне, там в Бога верить надо.

— Что чаще всего срывы вызывает? Чего нужно избегать?

— Торга. Ты у себя в голове начинаешь торговаться: бухнуть или не бухнуть. Этого избегать надо. Ты просто проиграешь этот торг. А мысли эти возникают от раздражительности. И кто-то другой может спровоцировать, в компании. Потом привыкаешь, и тебе это не нужно. Бывает, что сидишь с людьми, и у тебя сухое похмелье. (Один из симптомов, который переживают бросившие пить люди. Несмотря на то, что человек не употреблял алкоголь, наутро он испытывает признаки похмелья. Часто бывает после того, как находился в пьющей компании — прим. авт.) Хоть и не пил.

— А помогает что?

— В работу уйти. Не раздражаться, не нервничать. И я пробовал культурное употребление. Поначалу да, культурно, а потом всё заканчивается вот так вот. Плохо. Сидишь наутро в самобичевании.

Этот человек тоже помогает зависимым. И стаж чистоты (жизнь без употребления алкоголя или наркотиков, трезвость — прим. авт.) у него самый внушительный — более 20 лет.

— …да, 23 года духовной жизни и работы с зависимыми. Тогда это был ещё наркологический на Бабушкина, диспансер, а не центр. Был в употреблении длительном, и положили. Меня мать привезла из запоя. В состоянии был безнадёжном, можно сказать. Это продолжалось довольно длительное время. Я тогда был молодой, 27 с половиной.

— Что спровоцировало употребление у вас?

— Предрасположенность, злоупотребление, и друзья, знакомые, окружение такое было. Вырос в такой среде, где это считалось нормальным. Алкоголизм, табакокурение. Я вовлёкся в это, потому что в семье было принято. Новый год, праздники сопровождались злоупотреблением напитками. Начал с 9 лет, когда я пробовал. В 16 это уже было злоупотребление.

— Кто-то из родни дал попробовать?

— Это отец родной. Он умер в 45 лет, по причине злоупотребления. И бабушка была, и это считалось нормально. Из семьи только сестра младшая ведёт здоровый образ жизни.

— Что было главной помощью?

— Разнообразные общества, которые в Чите были. Анонимные алкоголики и наркоманы, центр. Я ходил, общался и в итоге приобрёл то духовное, что помогло мне. Помогли ребята, которые прошли через этот путь. Проводник — человек, который прошёл через это всё.

— Бывало, что из последних сил наставнику звонили?

— Бывало. Одно дело — перестать употреблять. А другое дело — научиться жить по-другому, жить трезво. Это очень важно, обращаться за помощью. У меня был человек, который стал моим наставником, который помогает личным примером и опытом, делится надеждами, силами, энергией. Этот человек на тот момент имел опыт около 4 лет свободы.

Это здорово помогало. Сейчас и у меня очень много людей, не только в Чите, но и по всему миру, которым я помогаю восстановиться и быть счастливыми. Не просто не употреблять. Эти люди обрели семью, работу. Двигаются по жизни более уверенно.

— У вас случались срывы после начала реабилитации?

— Мне повезло. И человек был, который стал моим другом. Без срывов, 20 лет свободы. С женой мы прожили 28 лет, 8 лет в употреблении, и после — чистый и трезвый. Вся моя жизнь изменилась в корне. Мы живём, у нас двое детей. Два сына. Подаю им личный пример, опыт, поддержка моя.

— Когда вы были 21 год назад в центре, как всё было устроено?

— Это при Верхоленке было. Собирали врачи, чтобы помочь ребятам зависимым. Кто со мной был тогда — единицы остались в трезвости. Кто-то умер, кто-то попал в психушку, в тюрьму. Я там пробыл 5 месяцев, и на Бабушкина потом в дневном отделении. На Верхоленской — закрытое было отделение. Без связи с внешним миром.

В основном психологи, психотерапевты, занятия. Спорт, трудовая дисциплина. Настраивали, показывали, что есть другой образ жизни. Дисциплина очень строгая, порядок во всём. Штрафы за то, что человек курит в неположенном месте. Это позволило мне и по сей день относиться к этому со смирением. Я передаю тот опыт, что я познал.

— Был какой-то день, когда у вас глаза открылись и вы поняли, что надо менять жизнь?

— Когда жена ушла. Когда мать махнула рукой. Когда понял, что остался один, наедине с собой. Когда я упал на колени и взмолился, и понял, что либо я умру, либо мне нужна совершенно другая жизнь. Понял, что мне нужна помощь, обратился к людям, которые имели этот опыт.

Помогает связь с человеком, с наставником или проводником. С теми, кто позитивно мыслит и настроен на лучшее. А те, которые негативно воспринимают мир — только ухудшают, отравляют. Токсичные люди. Био-социо-психо-духовный подход здесь нужен. И общение с тем, кто знает не понаслышке. Может помочь тот, кто прошёл через это сам.

Все старые контакты отвалились автоматически, я выбрал трезвый образ жизни и взял ответственность. А кто остался со мной, сами начали меняться. Но насильственно это не работает, пока человек сам не попросит помощи и не начнёт что-то делать. А так это временно. Это всего лишь верхушка, а что происходит внутри — внутри нет изменений. Это, говорят, «сухая трезвость».

— Слышала от атеистов, что им не подходит программа «12 шагов», потому что там в Бога надо верить. Обязательно?

— Необязательно. Каждый может верить в то, во что он хочет. Может быть и агностиком, и атеистом. Даже люди порой верят в себя. Главное — на что-то опереться. И чтобы человек менялся. Для этого всё предлагается. Я прихожу свободным и ухожу свободным, никто меня ни к чему не привязывает. И только в свободе я могу меняться, а не в принуждении.

• Забайкальский краевой наркологический диспансер, Бабушкина, 30а. Телефон: 8 (3022) 41-72-25

• Краевой наркологический диспансер, Амурская, 65. Телефон: 8 (3022) 32-40-58

• Группа анонимных алкоголиков «Чароит» собирается на Матвеева, 35, по вторникам (19.00—20.00) и субботам (14.00—15.00) Телефон для связи: +7-914-355-12-12.