О государственном фонде «Защитники Отечества» знают многие, но не все представляют, сколько всего делают его сотрудники, особенно в Забайкалье. За 10 месяцев более 7 тысяч обращений, и всё это на сильных женских плечах (мужские тоже есть, не подумайте). А локомотив во всем этом Татьяна Лоншакова — руководитель регионального отделения фонда. Мы поговорили с Татьяной о работе, людях, бойцах и будущем.
Татьяна Лоншакова раньше работала в детском доме директором. Ее муж — военнослужащий, сын поступил в высшее военное командное училище, дочь учится в школе, 17 лет. График у Татьяны сумасшедший, впрочем, как и у всех сотрудников фонда. Они на связи 24/7.
«А на что я имею право?»
— Какую помощь может получить человек в фонде?
— Выдача удостоверения ветерана боевых действий, меры социальной поддержки, психологическая и медицинская помощь. Ребята, которые сейчас приходят, они еще все травмированы. У них ранения, нужна реабилитация, санаторно-курортное лечение пользуется спросом. Вроде все говорят про меры поддержки, но зачастую приходят женщины и говорят: «А на что я имею право?» Вот она садится к социальному координатору, и он рассказывает, на что семья имеет право. Ну и помогает оформить.
Социальные координаторы — специальная должность в фонде. Именно эти люди занимаются персональным сопровождением ветеранов СВО и членов семей погибших (умерших) участников СВО.
Мы посадили к нам специалиста из МФЦ, потому что люди зачастую приходят за восстановлением каких-то справок или документов. По вторникам здесь сидит человек из государственного юридического бюро. По четвергам дежурит военный прокурор. Мы взаимодействуем со всеми ключевыми министерствами и ведомствами. Как нам говорил Владимир Владимирович Путин, мы должны помощь оказывать в проактивном режиме по принципу одного окна.
Сейчас мы заходим на новшество — адаптация жилья под нужды инвалидов. Если мы говорили раньше, что это должны быть расширенные дверные проемы 90 см, пандус под углом 30 градусов, то сейчас это современные устройства, технологии: это и система «умный дом», и голосовые помощники.
Двадцать заявок у нас есть на сегодня. Еженедельно проходит планерка с Москвой. Мы вышли на первое место среди всех субъектов Российской Федерации, кто эту деятельность выполнил на высоком уровне, после нас еще три региона. Радоваться пока рано, работы непочатый край. Когда мы уже начнем в жилье заходить и адаптировать его, с удовольствием поделимся результатами.
— А насколько быстро решается?
— Буквально на уровне телефонного звонка. Куда бы мы ни позвонили — в Министерство образования, Министерство здравоохранения, Министерство труда, очень быстро всё решается. Удостоверения ветерана дольше. Бойцами ЧВК «Вагнер» подано 700 заявок, получили на сегодня 54. Работа начата, лед двинулся.
Благодаря выстроенному взаимодействию между фондом и Министерством обороны нам удалось восстановить права сотрудников ЧВК «Вагнер» на получение социальных гарантий наравне с другими участниками СВО. Получение удостоверения ветерана — процесс небыстрый и трудоемкий, в ближайшее время все, кто подал заявления, непременно его получат. Нужно набраться терпения и немного подождать.
— Бывает такое, что вы не можете помочь по каким-то причинам?
— Честно, отвечу, бывает. Такое происходит по независящим от нас обстоятельствам. Зачастую проволочки существует с какой-то документацией: запрос сделан, а ответа длительное время нет. В таком случае мы начинаем обращаться в военно-следственные органы, органы прокуратуры, чтобы нам оказали содействие.
Иногда бывают такие вопросы, которые выходят за пределы компетенции фонда. У нас создана в правительстве Забайкальского края специальная комиссия межведомственная, в которой присутствуют все ключевые министерства и ведомства. Если какой-то возникает вопрос, который мы не можем в фонде решить, который за полномочия выходит, мы вопрос этот выносим на межведомственную комиссию и там уже сообща со всеми — с правительством края, с депутатским корпусом, с общественностью — принимаем решение.
В принципе, нерешаемых проблем, как показывает практика, у нас нет. До всех дозвонимся, найдем. Настойчивость — наше второе имя!
— Кто может прийти в фонд, кроме участников СВО и семей погибших в СВО?
— Абсолютно любой человек, гражданин. Мы не делим на добровольцев, на частные военные компании, контрактник, не контрактник. Несмотря на то, что по указу президента мы работаем с демобилизованными гражданами, семьями погибших бойцов, в помощи не отказываем никому. К нам может прийти любой человек, даже с другого военного конфликта. К нам и чеченцы, и афганцы приходят (имеется в виду ветераны Афганистана и Чечни. — Прим. ред.).
— А чеченцы и афганцы зачем?
— Их мы вовлекаем в патриотические проекты, они могут пообщаться друг с другом. Зачастую ребята, которые к нам приходят после СВО, растеряны немножко, не знают, как вернуться в эту жизнь. Как раз другие ветераны им помогают в этом. Где-то подсказками, проводят какие-то совместные мероприятия. Так происходит интеграция в мирную жизнь через наставнический опыт.
Фонд является вторым домом абсолютно для всех защитников отечества, местом, где можно встретиться, что-то решить, организовать. Мы понимаем, что не должны быть забыты ветераны предыдущих войн и конфликтов. Мы приглашаем их на встречи с ветеранами СВО, на встречи со школьниками, они нам очень помогают, когда мы выезжаем в госпитали. Наши седовласые ветераны — люди, умудренные опытом, они делятся тем, как пережить ту или иную ситуацию, поддерживают своим авторитетом наших молодых героев. Это преемственность поколений, справедливость и уважение к защитникам родины.
— Работаете адресно?
— Да, конечно, работаем. С учетом инвалидизации не каждый может прийти в офис. Социальный координатор потому и персональный. Он закрепляется за каждой конкретной семьей. Как правило, мы это делаем по районам. То есть за Читинским районом закреплен один социальный координатор, Центральный обслуживает другой. Выходим на дом, узнаем проблемные места, что необходимо.
Были случаи, когда мы отправляли человека за какой-то справкой, а он не доходил туда, потом нам претензии. В следующий раз говорим так: «Садись в машину, сейчас поедем». Поехали в поликлинику, прикрепили его к поликлинике, взяли ему талон на прием, сводили к врачу. Вплоть до такого. (Смеется.)
Помимо всего, в фонде участники СВО могут взять напрокат средства технической реабилитации.
— Когда военный возвращается в обычную жизнь, ему важно снова обрести в ней свое место. Как вы помогаете вернувшимся домой солдатам найти работу?
— Фонд оказывает комплекс мероприятий по возвращению в мирную жизнь, это содействие в получении всех полагающихся мер поддержки, включающих медицинскую и социальную реабилитацию, лекарственное обеспечение, психологическую помощь, предоставление технических средств реабилитации и санаторно-курортного лечения, а также содействие в переобучении и трудоустройстве ветеранов.
Если говорить более предметно о трудоустройстве, то стоит отметить, что за гражданином сохраняется право вернуться на свое прежнее место работы. Если это невозможно, фонд готов переобучить человека и трудоустроить на другое место работы. Сейчас в Забайкальском крае более 15 тысяч вакансий. Кроме того, на территории края действует ряд постановлений правительства Забайкальского края. Одно из которых — приоритетное право ветеранов СВО при устройстве на работу, второе — установлен порядок предоставления субсидии работодателям, которые принимают к себе ветеранов СВО.
Это юридические лица, некоммерческие организации внебюджетного сектора, индивидуальные предприниматели. Выплата производится в первый, третий и шестой месяцы трудоустройства. Например, в Чите размер субсидии за одного работника составит около 76 тысяч рублей с учетом страховых взносов. Напомню, что фонд работает индивидуально, по запросу самого ветерана. В каждом конкретном случае мы ищем решение вопроса.
Вакансий много, все готовы принимать. Нет такого, чтобы кто-то отказался. Сейчас действительно чувствуется эта сплоченность, желание друг другу помочь. 19 апреля для участников СВО и их семей пройдет ярмарка (12+), где будут рассказывать про трудоустройство, переобучение, которое им доступно.
— Что организует фонд для семей участников СВО?
— Очень много. Мы открылись 30 мая, потом был День защиты детей. Мы еще дух не перевели, но нужно было что-то сообразить. Пригласили детей и погибших бойцов, и действующих бойцов, организовали для них праздник. Примечательно, что одними из первых, с кем мы заключили соглашение о сотрудничестве, был Забайкальский государственный университет. Они создали уникальный волонтерский отряд «Зов сердца». Там и дети участников СВО, и профессорский состав. И вот эти ребята организовали нам развлекательные мероприятия. Детки к нам пришли от 2 до 14 лет. Были мастер-классы, квизы, квесты, игры, чаепития.
Ездили по лагерям, День России провели, День семьи. Мы тесно взаимодействуем с Министерством культуры края. Они на постоянной основе нам выделяют билеты на музыкальные спектакли, праздники. Мы эти билеты очень быстро по своей аудитории раздаем. Естественно, бесплатно. Ребята потом приходят и благодарят за то, что мы помним про них.
Детей вовлекаем в различными мероприятия. Со всеми на связи. Была у нас организована елка губернаторская и кремлёвская. Чтобы не было такого, что кому-то что-то дали, кому-то не дали, мы стараемся их менять местами.
Фонд изначально создавался как место притяжения не только ветеранов, но и семей, место, где можно найти вдохновляющие примеры, где тебе помогут, где люди, которые тебя понимают, где можно найти возможности для развития.
«Захлебнулись в обращениях»
— Сколько социальных координаторов работает в фонде?
— Квота на регион определена в количестве 36 человек. В офисе трудится восемь человек, а остальные в районах Забайкалья.
— Хватает?
— Сейчас мы понимаем, 36 человек — мало. Мы захлебнулись. За 11 месяцев работы к нам обратилось 7994 человека лично, не считая телефонные звонки на горячую линию и инциденты в социальных сетях. Координаторы, конечно, справляются, но работа на износ. Хочется квоту, конечно, увеличить на регион. Основная нагрузка по обращениям приходится все-таки на город и Читинский район.
— Все ли районы закрыты?
— Не все. У нас открыт Тунгиро-Олекминский район, Краснокаменский, Шелопугинский, Каларский. Люди, которые у нас там находятся, без помощи не остаются. Закрывают их близлежащие районы.
— Сколько участников СВО, их родственников ведет один социальный координатор?
— Согласно приказу Минтруда, у одного координатора может быть до ста человек, у нас выходит гораздо больше. Но сообща со всеми структурными подразделениями Минтруда, Социальным фондом РФ по краю, замруководителя администрации муниципалитетов по социальным вопросам и самими главами, которые находятся с нами в тесном взаимодействии, всегда находим положительное решение. Без внимания не остается никто.
— Я не понимаю, как такое небольшое количество людей может всё это координировать?
— Это очень сложно на самом деле, мы не видим собственные семьи. Такого нет, что после 18:00 по окончании рабочего дня мы пошли домой. Ничего на завтра не откладываем. Решаем здесь и сейчас. Когда ты общаешься с бойцами, понимаешь, в каких условиях они пребывают там, за «лентой», понимаешь, что не имеешь пока морального права на такие слова, как «устала», «тяжело», «вот бы отдохнуть». Нужно помогать, отдохнем потом, после победы.
— Насколько всё это тяжело?
— Работа на самом деле сложная. Связана с человеческим бесконечным горем, которое пока я не вижу, чтобы заканчивалось. Был период, что нам самим требовалась помощь психологическая. Слава богу, у нас есть поддержка в лице наших психологов. Они проводят для нас тренинги.
Абстрагироваться не получается. Не получается, когда приходит человек, говорит: «Помогите найти сына». Не получается закрыться, какую-то стену психологическую поставить. Так невозможно работать. Ты максимально открываешься, включаешься. Тяжело на самом деле, но мы справились.
Многие ушли. Многие не справлялись.
— А что говорили, когда уходили?
— «Тяжело, не готов, не могу, сложно».
— Многие в коллективе родственники участников СВО?
— Тридцать процентов. В филиале фонда трудятся жены, вдовы, матери участников СВО, сами участники СВО. Они неравнодушны к проблемам защитников и, как никто другой, готовы им помогать. У этих людей особый статус. Несмотря на то, что война обожгла и их, они не очерствели душами, они продолжают помогать ближнему, понимают, что за их проблемами стоит боль родителей героя, тревога за внука, сердце мамы защитника отечества и надежда супруги бойца.
Наша работа не для всех, это совершенно точно. В коллективе смогут работать люди с высоким уровнем эмпатии, сострадания и сопереживания, стрессоустойчивые, уважительные и коммуникабельные.
«Вы что, нас решили бросить, как нас бросили родители?»
— Почему ушли из детского дома?
— Когда уходила, мне было очень сложно. Отвечаю всем одинаково — сложнее здесь. Там я видела результат своего труда. Это счастливые детские лица, успеваемость, культурно-досуговые мероприятия, кружки, сам детский дом преобразился. Когда нужно было выбрать, я выбрала уйти сюда и дети обиделись. Они пришли ко мне на разговор и говорят: «Вы что, нас решили бросить, как нас бросили родители?» Ну у меня, конечно, слёзы. Говорю: «Нет, ребята, я вас не бросаю».
Я свое обещание сдержала. Одно из направлений деятельности фонда — патриотическое воспитание. Мы часто ходим в госпиталь к бойцам, организуем концерты, которые проводят воспитанники детских домов, устраиваем очень много акций.
Там у меня было 32 ребенка, здесь у меня целый Забайкальский край детей, которые нуждаются в помощи.
— Вам эту должность предложили?
— Да, мне предложила Инна Сергеевна Щеглова (глава администрации Читы. — Прим. ред.). Она знала, как я работаю. Позвонила и сказала, что считает, я смогу. Не жалею ни в коем случае. Понимаю, сколько на меня возложено сейчас ответственности. Я не имею морального права совершить какую-то ошибку.
— Семь заместителей вам зачем?
— Когда рассказываю, сколько их у меня, у всех волосы на голове шевелятся: «Ничего себе!» Вы не думайте, что мы тут жируем или что-то еще. На самом деле каждый заместитель закрывает 2–3 направления огромных.
— Что для вас самое тяжелое в работе?
— Лично для меня, когда у нас проходит вручение орденов Мужества посмертно. На сегодня мы вручили более 80 таких орденов. Всегда сложно подобрать слова поддержки, они боль человека меньше не сделают. Не хочется просто сказать, чтобы сказать. Это нечестно, даже бесчестно. И ты понимаешь, что бы ты ни сказал, ты им не вернешь любимого человека.
Это всегда проходит очень тяжело. Люди заходят, с порога видят, как у нас развевается триколор, звучит торжественная музыка, выносят флаг. Сразу с порога начинают плакать. Иногда просто подойдешь, без слов обнимешь. Порой вручаем орден Мужества, а мама стоит с грудничком. То есть он даже не видел своего ребенка. Это тяжело. Ты не знаешь, что такой женщине сказать.
Поэтому мы максимально хотим быть ближе, рядом, чтобы хотя бы решить ее бытовые проблемы. Мы не только про меры поддержки, мы про пожизненное сопровождение, про дружбу на года.
Куколки-обереги, коллекция шевронов, сердечный приступ в окопе
— Зачем еще в фонд приходят? Кто?
— Бывают случаи, когда к нам приходят жёны, вдовы погибших, матери: «Я просто поговорить хочу. Мне ничего не надо. Можно просто поговорить?» Мы говорим: «Заходи!»
Недавно женщина обратилась. Сын — участник СВО. У нее домишко маленький, покосившийся, рядом старый столб. Говорит: «Боюсь, что упадет этот столб, придавит мой дом, и он развалится». Обращалась в «Россети», ее там не слышат. Ну наш координатор позвонил, тут же всё — в ближайшие сутки приехали, убрали.
Зачастую к нам приходят много людей, которые хотят помочь ребятам за «ленточкой». Официально какой-то благотворительной помощью, гуманитарной мы не занимаемся, но координируем всех. Кто-то хочет адресно помочь, мы потом сводим одних с другими.
Учителя приходят: «Мы письма написали, свечей наделали». Мы их тоже пристроим. Женщина просто с улицы зашла: «Вы, говорит, 100% знаете, куда это направить». Вот обереги-травницы принесла. Так что мы выходим за рамки.
— Куколки-обереги нужны бойцам?
— Часто разговариваем с бойцами. Они говорят, что там атеистов нет, и поверишь во всё, что угодно. И эти куклешки, обереги, которые все отправляют, они носят с собой по две, по три штуки. На самом деле они во всё это свято верят.
На столе у Татьяны коробка. В ней шевроны, глушитель, подкова — много всего.
— Что за коробка?
— Я не случайно эту коробку оставила. Хочу вам всё показать. Недавно пришла идея создать свой музей. Ребята приходили, дарили нам какие-то свои трофеи. Вот столько накопилось шевронов. (Показывает.) Я их складывала-складывала, потом думаю — ну куда. И мы решили, что у нас будет музей. Скоро уже. Мы всё заказали.
Они (будущие экспонаты музея. — Прим. ред.) все уникальны, я практически каждого бойца помню. Мы уже переговорили с воинскими частями. Они нам помогут с наполнением.
— В каком состоянии вообще люди приходят?
— В разных состояниях. Зачастую требуется психологическая помощь. Бывают абсолютно растерянные, в тревожном состоянии. Если говорить о семьях погибших, там всё понятно. Мужчины, которые прибывают в отпуск, кто в возбужденном состоянии и хочет скорее вернуться, другие растерянные, ищут помощи, идут к психологу.
— Часто людям требуется помощь психолога?
— По обращениям к психологу мы видим, что чаще всего всё-таки приходят семьи, жены, детей приводят. Зачастую запрос, как сказать ребенку, что папа погиб.
Мужчины обращаются реже, но тем не менее обращаются. Видно, что какое-то состояние подавленное, но от психолога выходят все более-менее. При условии, что им нужно вернуться. За 2 недели трудно кардинально изменить человека. Таких обращений очень мало.
В основном ребята заряженные, мотивированные на успех, на удачу. Нас приободряют. Несмотря на то, с чем им приходится сталкиваться, они находят в себе силы еще сказать слова поддержки нам, поблагодарить. У нас цветы не выводятся из фонда! Ребята с СВО только приезжают, к нам все идут с цветами.
— Много ли случаев, когда возвращается раненый, восстанавливается и уезжает назад?
— Самый яркий пример. Фонд может оказывать помощь в протезировании, если человек демобилизован. Пришел к нам молодой человек, он был не демобилизован, служил в военкомате, считается, что он должен быть обеспечен протезом по линии Министерства обороны, и он был им обеспечен. Но протез, к сожалению, ему не подходил. Молодой человек обратился к нам, говорит: «Помогите. Мне нужен другой протез. Я активно занимаюсь спортом, бегаю». Он бывший спецназовец.
От фонда мы не можем дать, потому что он действующий военнослужащий. Казалось бы, замкнутой круг. Мы начали обращаться к друзьям-предпринимателями. Нашли предпринимателя, он оплатил ему протез. Достаточно дорогостоящий. Он (военный. — Прим. ред.) нам скидывает на следующий день: «Всё примерили, подошло, на беговой дорожке стоит». И тут мы через неделю узнаём — уехал на СВО! (Смеется.)
Есть вот такие парни, которых не удержишь ничем. Когда они возвращаются оттуда, говорят: «Ну не могу я допустить, чтобы молодые парни 19–20 лет погибали. У меня есть жизненный опыт, боевой опыт. Я не могу здесь отсиживаться в стороне». Поэтому чуть-чуть подправив здоровье, большая часть таких, настоящих мужиков, бегут туда, забыв про всё, защищая наших парней. Чтобы наши молодые смогли хотя бы здесь какой-то свой след оставить, чтобы они успели ребятишек завести. Низкий поклон, конечно, таким ребятам.
— Расскажите еще о каком-нибудь уникальном случае.
— Был такой. Мы только открылись в Борзе. У парня произошел сердечный приступ. Матери отказали в выплатах, говорят: «Он же не погиб на СВО». Сердечный приступ случился в окопе. Специалист обратилась в прокуратуру, доказали, матери 5 миллионов выплатили в 10-дневный срок.
Будет как с ветеранами Афганистана и Чечни?
— Есть ли проблемы с неопределенным статусом бойцов «Вагнера», «Шторма»?
— Вопрос сложный, потому что он еще не закреплен на законодательном уровне. Пока мы исходим исключительно из их документов, с чем они приходят. Зачастую поступают жалобы, что им ничего не положено. На самом деле это не так.
Есть ряд норм, и мы ребятам постоянно эту разъяснительную работу проводим. Несмотря на то что им не положены меры какой-то региональной поддержки, они имеют право на получение бесплатной юридической помощи в фонде. А это на самом деле отличное подспорье, зная, сколько стоят услуги адвоката.
Медицинскую помощь, пожалуйста, мы помогаем вплоть до устройства в федеральные клиники. Средства реабилитации, протезирование, санаторно-курортное лечение, переобучение, трудоустройство — всё это фонд предлагает и для них.
Есть у нас ребята из частных военных компаний, которые открывали свое дело, успешно трудятся. И никаких проблем нет. Они желанные гости у нас в фонде, приводят к нам своих детей, участвуют во всех мероприятиях и с удовольствием отзываются.
— Что с нами будет? Нас ждет то же, что было в 90-х с афганцами и чеченцами? Или помощь в фонде и стране помогает?
— Наш президент, на самом деле, дальновидный человек. Это же уникальный фонд. Ни после Великой Отечественной войны, ни после других локальных конфликтов ничего подобного не было. Поэтому имели дело и с посттравматическим синдромом, когда люди приходили с ампутациями, это всё переходило и в алкоголизацию, и в бандитизм, и так далее.
Сейчас всё иначе, всё предусмотрено. У нас есть все ресурсы, чтобы этого избежать. Наши сотрудники нацелены именно на это. Наша задача ногами буквально дойти до каждого, не оставив без внимания никого.