Путешествие по «стране будущего»: как террористки «гостили» в Забайкалье

Путешествие по «стране будущего» — это совместный проект «Чита.Ру» и кандидата исторических наук, журналиста, краеведа и общественного деятеля Александра Баринова, статьи проекта выходят ежемесячно. Название проекта было взято у совершившего путешествие по Дальнему Востоку, Забайкалью и Сибири знаменитого норвежского путешественника Фритьофа Нансена, который в 1915 году издал книгу, названную им «Путешествие в страну будущего». Забайкальский край, понятно, серьезно изменился за прошедшее время, но в чем-то и сегодня остается «страной будущего».

Дамы-террористки

Во время подавления Первой русской революции в Забайкалье в разное время были отправлены несколько террористок, часть из которых уже тогда совершили ряд убийств.

Прожившая из них самую долгую жизнь Ирина Каховская (1887–1960) написала книгу мемуаров, которую так и назвала «Воспоминания террористки». Правда, в ней речь шла главным образом о событиях 1918 года, когда она в составе боевой группы партии левых эсеров участвовала в организации убийства германского командующего группой армий «Киев» на Украине, генерал-фельдмаршала Германа фон Эйхгона.

На Нерчинской каторге она оказалась за революционную пропаганду, а не за теракт, как ранее прибывшая в Мальцевскую тюрьму знаменитая шестерка эсерок-террористок (Мария Спиридонова, Анастасия Биценко, Ревекка Фиалка, Лидия Езерская, Саня Измайлович и Мария Школьник).

Мария Школьник в своих мемуарах, названных без затей «Жизнь бывшей террористки», дала некоторые характеристики своим попутчицам:

«Александра Измайлович — дочь генерала, который тогда еще не вернулся с Маньчжурской войны. Она покушалась на жизнь минского губернатора во время еврейского погрома в этом городе. За это она была приговорена к смертной казни, которая была заменена вечной каторгой.

Анастасия Биценко, которая убила в Саратове генерала Сахарова, одного из пяти генералов, посланных царем для подавления крестьянского восстания. Она была приговорена к смертной казни, которая была ей заменена бессрочной каторгой.

Лидия Езерская, которая покушалась на жизнь могилевского губернатора Клингенберга за его активное участие в еврейском погроме в этом же городе. Она была приговорена к ссылке на каторгу на 13 лет.

Ревекка Фиалка, которая была арестована в Одессе, судилась за лабораторию бомб и приговорена к 10 годам каторжных работ.

И, наконец, Мария Спиридонова, которая убила в Тамбове губернского советника Луженовского, когда он возвращался с казаками с карательной экспедиции по деревням. Она была приговорена к смертной казни, которая была заменена бессрочной каторгой».

Сама Мария Школьник участвовала в покушении на черниговского губернатора Алексея Хвостова. Именно брошенной ей бомбой губернатор был тяжело ранен. Ее также приговорили к смертной казни, которая была заменена бессрочной каторгой.

Позже они написали свои воспоминания об этой поездке и пребывании в суровом краю.

Триумфальная поездка на каторгу

В конце мая 1906 года из Москвы в Забайкалье на Нерчинскую каторгу был отправлен вагон, который прицепили к скорому поезду.

Ревекка Рачинская (Фиалка) в 1934 году вспоминала: «К моменту отправки Спиридонова сидела в Пугачевской башне, Биценко сидела в Полицейской башне, и мы четверо сидели в общем корпусе, в одиночках Бутырской тюрьмы (Езерская, Школьник, Измайлович и Фиалка). Примерно 20 числа июня 1906 года нас всех вызвали в сборную, совершенно не предупредив, для чего и как, и тут же надо было собраться».

Добавлю лишь, что самыми старшими из них были 39-летняя Лидия Езерская и 30-летняя Анастасия Биценко (в девичестве Камористая), самыми младшими — 20-летняя Мария Школьник и 17-летняя Ревекка Фиалка. Их лидеру, Марии Спиридоновой, был всего 21 год. Ни одна из них не имела университетского образования. Этих малообразованных, фанатичных революционерок-убийц уже либеральное общественное мнение превратило в героинь. К ним проявляли больше сочувствия, чем к их жертвам.

В декабре 1905 — феврале 1906 года карательным экспедициям баронов Ренненкампфа и Меллер-Закомельского удалось навести порядок на Транссибирской магистрали, наладить движение поездов, выбить «Читинскую пробку», которая закупоривала «Маньчжурскую бутылку», где после окончания Русско-японской войны скопилось большое количество солдат и офицеров, рвавшихся домой, в европейскую Россию. По этой дороге и ехал в Забайкалье особый вагон с шестью революционными «фуриями».

«Вся дорога наша — это был сплошной триумф, — с нескрываемой гордостью вспоминала Рачинская (Фиалка). — Не было такой станции, начиная от Самары, потому что до Самары было глухо, но уже в Самаре и после Самары нас встречали и провожали… Мы ехали по свежим следам всяких карательных экспедиций… Настроение было, с одной стороны, как будто пришибленное, с другой стороны — очень озлобленное… Мы из вагона выступали с речами, чаще всего выступала Спиридонова, реже Биценко, остальные выступали редко.

Такая масса пожертвований была нам, что нам пришлось специально для этого организоваться. Мы выстроились в ряд: одна принимала деньги, другая передавала в глубь вагона, и всё это сыпалось на лавки: часы, деньги, всякие кольца. Всякий с себя тащил, снимал всё, что можно, оставляя нам на память. К концу путешествия у нас собралось несколько тысяч, 2–3 тысячи».

Не стала исключением и Чита, где в марте были расстреляны четверо руководителей так называемой Читинской республики, а несколько десятков человек были арестованы.

«Очень большая демонстрация была в Чите, — писала Фиалка. — Когда мы подъехали к Чите, никого не было, было пустынно. Нас это очень удивило. Оказывается, их всячески обманывали и указывали неверное время нашего приезда. Но все-таки, когда Чита узнала о нашем приезде, нас задержали, и тут была менее удачная и менее обширная демонстрация, но все-таки она и в Чите была. От Читы до Сретенска было не особенно многолюдно, хотя на всех маленьких станциях мы останавливались, и везде нас встречал народ с приветствиями».

И в Сретенске их встречали как героинь. Из-за болезни Спиридоновой шестерка задержалась здесь на пару недель.

«Мы не сидели там в этапном здании, — вспоминала спустя годы Ревекка Моисеевна, — мы сидели в помещении даже без решеток. К нам ходили врачи и думали, что настолько удастся укрепить психику Спиридоновой, чтобы она могла быть хотя 2–3 ночи спокойно [провести]… О нас прекрасно заботились. Даже купец Лукин заботился о том, чтобы нам доставляли специальное кушанье, строго выписанное врачом. Лукин — это купец, виноторговец, миллионер. Он на двух тройках отправил нас и казаков в Акатуй, и таким образом мы не шли пешком 300 верст от Сретенска до Акатуя».

На «страшной каторге»

Об этом написала в своих мемуарах «Из жизни на Нерчинской каторге» плохо запомнившая поездку Мария Спиридонова.

«В 1906 году, — писала она, — политические каторжане на Нерчинской каторге были собраны вначале только в одной Акатуйской тюрьме. К лету 1906 года там было больше сотни человек. Разделение их на группы в основных чертах могло бы быть сделано на категории партийных, беспартийных и невинно осужденных. Партийными были с.-ры (социалисты-революционеры, сокращенно эсеры. — Прим. авт.), анархисты и с.-деки (социал-демократы — большевики и меньшевики. — Прим. авт.). Самой значительной по количеству (человек 25–30) и влиянию фракцией в Акатуйской тюрьме была группа партии с.-р., большею частью террористы.

В 1906 году в тюрьмах было вольное житье. Они походили скорее на клубы, в которых вроде добровольно и временно до улаживания некоторых политических осложнений «соглашались» посидеть социалисты и анархисты, чтобы, конечно, скоро выйти на волю и даже в случае чего крупно посчитаться с теми, кто стал бы угнетать их в тюрьмах. Воля шумела свободной печатью, протестами и митингами. Аграрные беспорядки прокатывались по стране грозными волнами.

Настроение у заключенных было бодрое, счастливо повышенное, почти праздничное. Режим на каторге до начала 1907 года был очень либерален. В Акатуйской тюрьме, где пока были сосредоточены все политические каторжане, было полное приволье. Выпускали гулять на честное слово далеко в лес, человек по 60 за раз, на весь день. А в деревушке за две версты от тюрьмы жило несколько десятков семей заключенных — жены, дети с целым домашним скарбом и хозяйством, даже с коровами. Отцов и мужей отпускали к ним с ночевкой. Они просто там жили дома со своими и являлись в тюрьму только показаться.

В самую тюрьму на весь день тоже приходили дети, жены и матери — и толкались по двору и камерам, как равноправные члены одной большой тюремной коммуны. Внутрь стража заходила только на поверку. В пределах каменных стен жизнь каторги пользовалась полной автономией».

Обратный путь и финал

Их (кроме умершей в 1915 году от бронхиальной астмы Лидии Езерской) освободила Февральская революция 1917 года. Обратная поездка была еще более триумфальной. Ну а затем началась борьба за власть. Сначала вместе с большевиками, а потом и против них.

Известный американский журналист Джон Рид в своей книге «Десять дней, которые потрясли мир» называл Марию Спиридонову «самой популярной и влиятельной женщиной в России». А идейный вождь анархизма Петр Кропоткин в одном из писем высказался, что эта «героическая девушка своими жертвами нанесла автократии больший урон, чем все наши писания».

Малообразованная, но харизматичная Мария Спиридонова взлетела на самый верх революционного политического Олимпа, откуда затем, после неудачного левоэсеровского мятежа в 1918 году, рухнула навсегда. Десятилетия в тюрьмах, лагерях и ссылке в СССР дали ей возможность сравнить суровость каторги при «кровавом самодержавном режиме» и заключения при народной советской власти. Ею судьба завершились расстрелом 8 сентября 1941 года под Орлом, к которому приближались фашистские войска.

Вместе с ней там же была расстреляна и Александра Измайлович. Еще раньше, в 1938 году, была казнена Анастасия Биценко. Больше повезло самым юным из той шестерки. Мария Школьник пережила Сталина и умерла в 1955 году. А Ревекка Рачинская, у которой в 1938 году расстреляли мужа, дожила до 1975 года.