«Культурный слой»: «Художник сегодня никому не нужен»

«В силу своего таланта могу не вставать на работу к восьми», - эта цитата Жванецкого стала первыми словами, которые я услышал, застав поздним пятничным вечером в мастерской за работой члена Союза художников России Вячеслава Скроминского. 44 года из 55 лет своей жизни Вячеслав Леонидович провёл вот так: с палитрой и кистью перед холстом.

- Вячеслав Леонидович, когда вы поняли, что ваше призвание быть художником?

- В самом детстве. Родители мне рассказывали, что я ещё не достиг сознательного возраста, а уже говорил, что стану художником. Так вот где-то лет с пяти я уже задался целью и постепенно добивался её. Сомнений никогда не возникало по этому поводу.

- А самый первый шедевр когда?

- Знаешь, я рисовал как все дети в моём возрасте. Если честно, я тогда больше любил смотреть, чем рисовать. И вообще считаю, что если ты чего-то сильно хочешь, то можешь этого добиться. Например, хочешь быть художником? Работай над собой всю жизнь, и станешь им. И этого касается всего.

- Наверное, всё-таки не обошлось без специальных учебных учреждений?

- Естественно. Я сначала окончил детскую художественную школу в Чите, а потом в 14 лет один уехал в Иркутск, где в 1972 году поступил в училище искусств. Там очень сильная школа художников: славные традиции, хорошие преподаватели. Даже в Москве и Санкт-Петербурге Иркутское училище признавали одним из лучших в стране. Со всего Союза будущие художники съезжались туда.

- Помните кого-то из преподавателей, ведь столько времени прошло?

- Да, по сей день помню всех: Новикову, Смагина, Шипицына, Тетенькина. Они до сих пор действующие художники, вот только Тетенькин и Новикова, царство небесное, уже покинули этот свет.

- Сразу после училища взялись за кисть в статусе дипломированного специалиста?

- Нет, я ещё в армию сходил на два года. Вот только послужить мне так и не дали. Сперва я попал в иркутский военкомат. Как только там узнали, что я рисую, меня сразу же определили на создание ленкомнаты. Как я её закончил, так, по-видимому, стал не нужен, и меня перевели в батальон связи в Кяхту. Там я тоже не сумел скрыть свои способности. Как только брал автомат, меня командир сразу разворачивал назад в клуб рисовать. И я с автоматом в клуб - шагом марш. Конечно, не очень хотелось выделяться, но как я ни скрывался за сослуживцами, как ни старался встать в строй, меня всё равно вычисляли. Естественно, от «тумбочки» я никуда не делся, стоял как все. И в наряды ходил, а вот если какие учения, то мне запрещали в них участвовать.

- Значит, за время службы навыков рисования вы не потеряли?

- Потеряешь там. (смеётся) Сразу как с армии пришёл, переехал в Иркутск. Там потолкался год и вернулся на Родину — в Читу. Ещё год поработал в таксомоторном парке и в 1979-м ушёл в худфонд. Это организация существовала при Союзе художников СССР и занималась, в основном, оформлением школ, больниц, офисов, ну, и город готовили к праздникам. Рисовали плакаты, портреты вождей к таким большим праздникам, как Первомай. Кстати, честь нарисовать кого-то из высокопоставленных выпадала не каждому, тем не менее, я за время работы в худфонде напрактиковался вдоволь.

- Сегодня можно найти ваши работы того времени в какой-нибудь больнице или школе?

- Например, в детской поликлинике возле стомклиники ниже краевого ГАИ, в Диагностическом центре до сих пор наши картины висят. В подвале филармонии одна стена нами разрисована — ребята из Битлз там красуются.

- А когда вступили в Союз художников?

- Вообще, у нас существовала определённая система. Сначала работаешь в худфонде, параллельно проводя какие-то свои выставки, и как только их набирается необходимое количество, получаешь право примкнуть к элите страны после приёма в Москве. Так я достиг желаемого - только в 1995 году. Здесь по этому поводу собралась комиссия, после чего мои документы переслали в столицу. Так я и стал полноправным членом союза. Выдали эту мастерскую, которая в аренде у союза. При СССР они были для нас вообще бесплатны, в 90-е платили сами за аренду и коммунальные услуги. Сейчас вот власти пошли навстречу и арендную плату убрали, поэтому я теперь плачу только за коммунальные услуги. Спасибо Александру Беспечанскому (руководителю управления внутренней политики администрации губернатора - авт.), он в своё время сильно помог нам, а так бы, может быть, выбросили художников на улицу.

- Вы почти 16 лет шли к вступлению в союз. Не долго?

- Мы тогда в худфонде получали приличные деньги и особо не торопились в Союз художников. Конечно, цель была, но рисовать я мог и без членского билета. Что, собственно, и делал.

- Чем отличается жизнь художника в двух разных эпохах — в советское время и российское?

- Что здесь скажешь? Художники коммунистам нужны были. Они чувствовали, что это сила, поэтому создавали все условия для жизни, даже строили бесплатные мастерские. Коммунисты думали, а сегодня художник никому не нужен. За исключением круга заинтересованных лиц, которые любят живопись. На этом и живём.

- Насколько мне известно, заинтересованные в живописи лица есть и среди забайкальских политиков?

- Согласен. От них мне также поступают заказы. В частности, совсем недавно моя картина из рук мэра Чита Анатолия Михалёва была передана секретарю маньчжурского горкома компартии Китая.

- Вы же писали портрет ректора ЗабГУ Юрия Резника?

- И его предшественников тоже. Мне говорили знакомые, при жизни Юрий Николаевич отказывался, как и любой другой умный человек, от увековечивания себя в портрете, это прерогатива амбициозных людей. После смерти Резника ко мне обратились с предложением нарисовать всех ректоров. Эту серию портретов я выполнил довольно быстро, несмотря на то, что работал с фотографий.

- А можете за время своей работы отметить какие-то наиболее важные картины?

- Андрей, это сделать очень сложно. У меня их тысячами было, и выделить какую-то одну-две не могу. Что-то было более удачно, что-то менее. Какую-то картину рисую за несколько часов, а какую-то несколько лет. Вот эту работу (показывает на картину с пейзажем) начал я лет пять назад. Сейчас вот достал и решил ещё что-то добавить. Вообще временных рамок работы нет, как я чувствую, что всё готово, так и заканчиваю.

На самом деле больше запоминаются выставки, нежели конкретные картины. К примеру, из последних серьёзных - участие в выставке при полпреде президента в Сибирском федеральном округе Леониде Драчевском, которая приравнивается по статусу к Кремлёвской. Где-то у меня буклетик с той выставки был (начинает искать на полке с книгами). А вот буклет с выставки в Москве, где, помимо меня, ещё четыре художника выставлялись (показывает подвернувшийся под руку буклет).

- Как вы считаете, есть в Забайкалье молодые талантливые художники?

- Конечно. Есть ребята по 25-26 лет, которые уже в союз вступили. Выделять конкретных ребят не буду, потому что не всех сейчас вспомню. Хорошо, что есть у нас учебные заведения, в которых можно расти. Это и училище культуры, и кафедра дизайна и живописи при ЗабГГПУ.

- Вы не преподаёте там?

- Нет, я не хочу. Это не моё. Я пытался преподавать в училище, но времени жалко. Кроме того, не хочется заставлять кого-то учиться искусству живописи. Если бы кто-то способный ко мне пришёл или хотя бы с желанием, то я, конечно, бы помог, подсказал.

- А приходят?

- Случается, но крайне редко. А таких, которые приходили твёрдо и упорно просили их чему-нибудь научить, нет. Разумеется, это плохо, хотелось бы, чтобы талантов было побольше. Художники, да и не только, учатся только друг у дружки, а когда ты варишься в собственном соку, то ничего хорошего из этого не получится. Как всё того же Жванецкого спросили - как вам там на вершине славы, а он: «Ну, как баран себя ощущает, когда один поднимется на гору?». Нужно всегда куда-то идти, к чему-то стремиться.

- Часто Жванецкого цитируете. Нравится его творчество?

- А чего? Он — молодец, у него хорошие цитаты, шикарные экспромты.

- Если не секрет, можете сказать, сколько стоят ваши работы?

- По-разному. В Китае мои работы стоят по 250-300 тысяч рублей, в Чите — 50-70 тысяч. В России произведения искусства реально оценивают, пожалуй, только в европейской части — в Москве, в Питере. В Забайкалье максимум, что можно выручить за работу, это 100 тысяч рублей.

- А кто покупает?

- В основном, это богатые люди, у которых бизнес, прииски, ещё что-нибудь, причём, собственные портреты почти не просят рисовать, в основном, пейзажи, родственников, семейные портреты. Чаще всего сходимся на том, что я предложу.

- А вам что больше нравится рисовать: природу или людей?

- И пейзажи, и портреты одинаково нравятся. Благо, интересных людей и мест для работы достаточно. У нас в Чите везде красиво. Нравится мне выезжать работать в берёзовую рощу на Молоковке, в районе Арахлея, Читинки, Никишихи. В общем, везде был, везде хорошо. Я бы многое мог показать, но у меня работы в Китае и Иркутске выставляются сейчас на выставках в галереях.

- Судя по тому, как ваши работы ценятся в Китае, вы часто туда выезжаете?

- Да не сказать. Бываю, конечно, иногда. Вот в прошлом году ездил в Хайлар в составе команды Читы на конкурс ледяных скульптур. Заняли там второе место после хозяев. Скульптуре я научился, ещё когда в фонде художников состоял. Мы тогда каждую зиму площадь Ленина обставляли работами из льда.

- Столь специфическая профессия влияет на личную жизнь?

- Как без этого? Я очень много времени провожу здесь — в мастерской. Это мой второй дом. Так вот каждый день из дома выхожу на работу, а прихожу домой. Читаю, музыку слушаю, работаю, когда чувствую, что есть желание. Да, и я не считаю, что художник — это профессия, это, скорее, образ жизни.