Укурик - Пьетрасанта. Чистый след

Впервые мы познакомились с Даши Намдаковым заочно, по телефону, вечером 31 декабря 2012 года и сразу договорились о встрече. Нужна была машина, уговорили друга, и уже 2 января в 8 утра поехали в Хилокский район, в Укурик.

Три часа пути, 45 градусов мороза, один день и одна ночь в маленькой бурятской деревне, где родился всемирно известный художник и скульптор Даши Намдаков. Наш современник, художник, который прикоснулся к вечности. Такой неожиданный подарок Нового года или судьбы! И вполне естественным было наше волнение в первые минуты. Потом мы пошли на невысокую сопку рядом с деревней. Это святое место для Укурика, здесь люди молятся о благополучии и здоровье своей семьи, своих детей. Мороз не помешал провести традиционный обряд поклонения хозяину местности, развели костёр, огонь согревал и уносил все печали старого года.

Короткий зимний день завершился бурятским ужином с бухлёром в доме друга детства Даши - Даши Цирена. Как принято, на столе чай, другие напитки покрепче и закуски. И уже потом вечерние разговоры в родительском доме Даши. С нами приехал Илья, тогда ещё студент факультета художественного образования ЗабГУ. Через год после поездки в Укурик он поступил на отделение скульптуры Красноярского художественного института. Того самого, который в своё время окончил Даши Намдаков.

В родную деревню Даши приезжает несколько раз в году. Родители, его сёстры и братья давно переехали в Улан-Удэ, семья самого Даши живёт в Лондоне. В столице Великобритании вместе с Даши работают скульпторы и ювелиры, его братья, племянники. Сам он, как принято говорить, человек мира, точнее художник мира. Но художник, который не забыл свою Большую родину - так он называет свой Укурик.

В сентябре прошлого года судьба опять улыбнулась нам - в городке Пьетрасанта, куда Даши прилетел буквально на один день из Лондона. Там мы встретились второй раз. Это Тоскана, полтора часа на поезде от Флоренции, полчаса от Пизы. Название города означает «Святой камень». В Пьетрасанте и в соседней Карраре лучший в мире мрамор. Когда-то Папа Лев Х отправил Микеланджело именно сюда добывать мрамор для фасада церкви Сан Лоренцо во Флоренции. Ещё до эпохи Возрождения здесь появились школы по обработке камня и знаменитые мастерские художественного литья - фондерии. Традиции и технологии прекрасно сохранились до нашего времени, поэтому сюда приезжают создавать свои шедевры художники из разных стран. Работать здесь комфортно и гораздо дешевле, чем где бы то ни было. А для душевного отдохновения - море и тихий провинциальный ритм Пьетрасанты, где нет шумных толп туристов, где всё подчинено искусству и высокому ремеслу.

Вот и команда Даши арендует здесь дом и несколько фондерий, в которых скульпторы из России трудятся вместе с итальянскими мастерами, используя самые новейшие технологии.

В 2013 году в Пьетрасанте была торжественно презентована новая работа Даши Намдакова - монументальная композиция «Царская охота», скульптор был награждён престижной международной премией и был признан художником года в Италии. Позже «Царская охота» была перевезена в Тыву и установлена на территории комплекса «Центр Азии» на берегу Енисея вблизи города Кызыл.

В Пьетрасанте нас угощали пастой, знаменитым тосканским стейком и превосходным тосканским розовым вином. Утром следующего дня перед отъездом успели поговорить о важном для Даши и для нас.

- Как формируется коллектив, с которым вы работаете?

- Случайных людей нет. Костяк образовался много лет назад. Каждый пришёл своим путём. Вася Руфов был моим одногруппником. Макс Доржиев - моим учеником, когда я преподавал в Улан-Удэ, в Академии культуры. Я видел, что он хочет работать, забрал его к себе. Со мной много братьев, племянников. Все талантливые, сильные.

Команда как резиновая. Когда мы занимаемся монументальными проектами, привожу ребят из Красноярска и Москвы. Мы расширяемся, потом ужимаемся. Есть стабильный коллектив на постоянной основе здесь в Италии, в Пьетрасанете, часть людей работают в Лондоне, где мы открыли ювелирную мастерскую и там же делаем некоторые скульптурные работы. Что будет завтра, посмотрим.

Назвать бизнесом то, чем мы занимаемся, сложно в том смысле, в котором мы воспринимаем. Это дело, которое мы любим. А бизнес - параллельно, чтобы весь механизм работал, вынуждены зарабатывать. Но прежде всего мы занимаемся искусством. Если бы мы занимались бизнесом от искусства, мы умерли бы давно. Я замечал и вижу, что, если начинаешь заниматься бизнесом, умирает нечто, что интересно людям в тебе. Надо делать искренне своё дело, любить его, развивать. Люди видят правду. Людей обмануть сложно. В искусстве, как только ты начинаешь фальшивить, ты становишься неинтересным. А команда нужна потому, что трудно одному.

- Как родители воспринимают ваш успех, славу?

- Знаете, легко. Как только начались мои выставки, один–два раза я видел у них дома вырезки из газет с отзывами. А когда выставок стало больше, я вырезок этих не вижу. Они же буддисты у меня. Очень ровно к этому относятся. И вся команда ровно относится. Я могу открыть выставку, а завтра могу быть в мастерской весь в пыли, в стружках, в гипсе.

Родители живут далеко от Италии и Лондона. Мне приходится часто ездить к ним. Ещё лет шесть назад мы могли поехать вместе в Москву, в Китай. Сейчас это тяжело для них.

Недавно я матери говорю: "Хyгшэдyyд" (старики — авт.) Она ответила: "Мы не старики". Мне так стыдно стало, что я произнёс это слово, хотя у них большой возраст. Как они на это реагируют, мне это так безумно нравится. Мама, отец - они люди уникальные, удивительные. Это пик человечности, естества. Мы, наверное, будем другие в их возрасте. Смогу ли я так? Я, конечно, другое поколение. Дети - другое поколение.

Недавно с женой Таней мы вспоминали, как тяжело родителям доставался кусок хлеба, чтобы нас прокормить. Нас было восемь детей. Я помню, они где-то находили кусочки кожи, меха, шерсть, из них шили унты, потом продавали, чтобы нас прокормить. Мы всегда помним цену этого хлеба.

В Укурике я бываю даже чаще, чем многие, кто живёт рядом, в Чите. Сначала заеду в Улан-Удэ, к моим родителям, братьям, сёстрам, а потом - сюда. Я счастлив, когда вижу, с какой радостью вместе со мной сюда едут трое моих детей: две дочери - одна школьница, вторая – ещё совсем маленькая и взрослый сын, его жена и двое малышей. Для нас наши святые места - это часть нас.

Когда я приезжаю, друзья растопят печку в родительском доме, где жила наша большая семья. Мне важно переночевать в постели мамы, отца. У порога родительского дома зарыт мой послед и пуповина – тонтоо. Я возвращаюсь и знаю, что оно здесь, как реальный заряд, часть моей жизни, моего мироощущения.

Тот мир, в котором я рос, и в котором я живу, он разный. Приходится жить не в лучшем мире, в котором хотелось бы, но реальность такова. Я не жалуюсь, мне грех жаловаться, я живу безумно интересной жизнью. Но она другая. Я всегда вспоминаю детство, для меня это лучшее воспоминание. Всё, что происходит во взрослой жизни, связано с трудом, с нервами, со стрессом, со страданием.

Я всегда упоминал имя отца, потому что он научил меня всему, объяснил, рассказал, увлёк, влюбил. И однажды я подумал, а мама? Она создала, организовала всю эту среду, атмосферу в нашей семье.

- Кто для вас самый строгий судья: вы сами, зрители, отец, братья?

- Для меня – это я. Я жестоко отношусь к себе. Мои близкие, моя жена за это критикуют меня, говорят, надо быть проще, отпустить себя. Но мне это так тяжело досталось, чтобы так легко к этому относиться. Это дело моей жизни. Семья, к сожалению, подчинена моим профессиональным прихотям, но все понимают, что с этим бороться бесполезно. Сейчас, правда, я стараюсь быть чаще в семье, раньше было некогда. Внуки пошли, с ними хочется повозиться. Со своими детьми на это не было времени.

А вот накануне, когда обсуждали с женой Таней, ехать мне в Пьетрасанту или нет, она сказала, поезжай, проветрись в родной Италии.

Я влюблён в итальянцев. Хотя в Европе к ним относятся по-разному. Англичане говорят, за итальянцами надо доделывать. У меня такого ощущения не было никогда. Я общался с профессионалами - самыми сильными. С чем можно сравнить? Кто-то делает «Жигули», а кто-то «Мазерати». Они делают «Мазерати» в камне, в бронзе. Сказка с ними работать. Я каждый раз, когда получаю результат - литьё, обработку бронзы, камня – такой процесс технологически сложный, я получаю удовольствие с ними работать здесь в Пьетрасанте. Они открытые, у северных европейцев нет такой открытости.

Были в Италии мастера высочайшего уровня рисунка, композиции, цвета. Сейчас куда они делись? Они, наверное, ушли в моду, в дизайн одежды, автомобилей, яхт, вертолётов, самолётов, сумочек. Они - итальянцы - диктуют моду на всё это. В высоком искусстве они куда-то исчезли, нет Микеланджело. Следующее поколение - будет взрыв. Этот народ ещё удивит.

- Теперь вы и с англичанами работаете…

Это другие люди. Я их до сих пор открываю, это интересно. Это тоже как перейти от бронзы к мрамору. Это другой материал. Англичане – тоже другой материал.

- До недавнего времени вы были известны, как скульптор, который работает с бронзой. Сегодня в мастерских мы увидели ваши работы в камне, это новое направление?

- Это влияние Пьетрасанты, архитектуры, истории, влияние Микеланджело. Не могло не случиться этого. Каждый раз охота открывать для себя двери, которые ты не открывал. И они открываются. И ты окунаешься в новый мир. Это то, чего ты никогда не знал. Первые мои скульптуры из камня будут представлены в Лондоне. Сейчас все в рабочем состоянии. И сейчас я испытываю то, что давно не испытывал, это как просмотр в институте, приходят педагоги и смотрят. Это некое испытание.

- Сейчас культивируется такое понятие как успешный человек. Это связывают с материальным достатком, признанием. А что для вас успех?

- Честно, я мало думаю об этом. Думать об этом бессмысленно. Во внешнем проявлении успеха меня мало что интересует. Дело, которым я занимаюсь, искусство, оно получает всего меня полностью, и все люди в моём окружении зависят от меня. Хорошо это или плохо? Я весь в этом. Для меня важен профессиональный успех. Хочу или не хочу, то, что я делаю, остаётся в истории. В камне, в бронзе. При всём желании это сложно уничтожить. Так как это останется, для меня важно, чтобы этот след был чистый.

- Вы кому-нибудь отказывали по каким-то причинам?

- Частенько происходит. Я берусь делать только то, что мне интересно, совпадает с логикой моего творчества, с моими творческими интересами. Когда чем-то заниматься неинтересно, продукт будет неинтересным, мне стыдно будет за работу, а так как эта вещь останется в истории, не хочу, чтобы потом было стыдно за то, что я оставил.

Я нечасто делаю выставки в России. Это связано с переездами, это недёшево. У музеев средства ограничены. Когда я не могу привозить в комплексе, я отказываю, так как не могу показать большой срез моего творческого состояния на этот день.

- Когда приезжаете в Россию, сравниваете с Европой? Что хотите увидеть на родине?

- Я самокритично отношусь к себе и своей родине. Это интимно. Я никогда публично об этом не скажу. Хотелось бы, чтобы было выстроено отношение к пожилым людям, инвалидам, сиротам. Критиковать легко, не люблю людей, которые критикуют. Люблю людей, которые что-то делают, чтобы было лучше.

Два года назад меня пригласили с выставкой в Государственный исторический музей в Москве. Это огромная ответственность. И в 2014 году, когда отделу археологии этого музея исполнилось 100 лет, состоялась наша совместная выставка «Кочевник. Между небом и землёй». Мои работы были рядом с шедеврами древних культур степей Евразии из собрания исторического музея. Археология - мои любимые залы, и даже в Эрмитаже я делал выставку рядом с археологией. Важен адрес Государственного исторического музея: Москва, Красная площадь, дом №1.