«Можно вкладывать миллиарды, но потом на выходе бюджет ничего не имеет». Что происходит с финансами в Забайкалье

— Начнем все-таки с ваших полномочий. Они не для всех очевидны. Иногда кажется, что Кефер отвечает за всё. Все привыкли думать, что Кефер отвечает за деньги. Но давайте на самом деле поймем, что вы курируете. Я вижу, что вы курируете Минфин, основные финансовые потоки. И мне почему-то кажется, что вы курируете развитие экономики региона в том числе, хотя это больше экономический блок, который курирует Буянто Балданжапович Батомункуев. А на самом деле как?

— На самом деле, вы абсолютно правы, это вещи взаимоувязанные, потому что как работает экономика, с такой динамикой и поступают доходы в бюджет. И это самый главный, наверное, фактор, самый главный бонус для бюджета от развития экономики, потому что все говорят: «Высокий индекс инвестиционной активности у Забайкалья», «занимает первые места в Дальневосточном федеральном округе», но нам-то важно, сколько в бюджет поступило.

Бывают и такие, кстати говоря, варианты. Так вот, хочу сказать, что за последние пять лет бюджет Забайкальского края значительно вырос.

— Я про это тоже очень много говорю. У меня в голове уже отложилось 145 миллиардов, он вырос в 2,5 раза. Но до того, как мы с вами к этим цифрам перейдем, давайте все-таки разведем. Есть собственный бюджет региона и консолидированный бюджет, который состоит из бюджета региона плюс бюджеты муниципалитетов. И доходная часть консолидированного бюджета сейчас составляет 145 миллиардов рублей после всех корректировок, которые внесены в бюджет уже в этом году. Правильно?

— 152.

— А когда входили в год, сколько было?

— 135, по-моему, вот такая цифра была.

— То есть на 17 миллиардов в течение года еще приросли по доходам?

— Да.

— Ну и обычно, на сколько растут доходы, примерно на сколько же растут расходы.

— Совершенно верно.

— То есть я вижу эту вашу, скорее, не стратегию, а тактику, хотя, может быть, это и стратегия, что вы дефицит не увеличиваете. Для вас это не инструмент увеличения расходной части?

— Говоря о дефиците, его целесообразно увеличивать на реализацию каких-то проектов.

— Какая сейчас в бюджете региона доходная часть?

— Доходная часть, ожидаемая в этом году, 96 миллиардов рублей.

— Дефицит?

— Пока бездефицитный.

— 96 миллиардов рублей — это наша доходная часть. На сколько она выросла за последние пять лет?

— По итогам исполнения 2020 года бюджет был 51. За пять лет плюс 45 миллиардов. По итогам шести месяцев мы идем пока к плановым назначениям плюс 3%. То есть примерно в районе арифметической ошибки, как я это называю. Поэтому к 96 миллиардам мы выйдем однозначно.

— Давайте разложим для людей, которые не обращают на это внимания. У нас, естественно, бюджет доходной части формируется за счет собственных доходов и за счет безвозмездных поступлений из других уровней бюджетной системы. Условно, это представляется так, что Москва дала денег. Собственные доходы — это, прежде всего, налоговые поступления и какая-то небольшая часть — это доходы, например, от сдачи в аренду. Условно говоря, налоговые доходы составляют львиную абсолютно долю собственных доходов бюджета. За счет чего растем? Все-таки за счет безвозмездных или за счет своих?

— Динамичнее растем за счет своих, и это очень сильно радует на самом деле, потому что раньше примерно 50 на 50 были собственные доходы и, соответственно, безвозмездные поступления. Сейчас динамика собственных доходов значительно опережает динамику безвозмездных поступлений, хотя мы здесь тоже работаем, будем так говорить. Федеральные деньги, что называется, никто не отменял.

— При этом существует мнение, что всё, что сейчас происходит в регионе, — строительство дорог, школ, деньги на увеличение зарплаты — это просто всё дала Москва. И вот поэтому это здесь могло свершиться. Так ли это?

— Без нашего софинансирования ничего не происходит. Это первое. Второе — уровень софинансирования субъекта иногда доходит до процентов выше 50 и даже выше 60.

— Но это скорее редкость, такой объем софинансирования.

— Я согласен, что это редкость. И это на самом деле не очень хорошо.

— Не очень хорошо что? Что такой большой объем софинансирования?

— Да, совершенно верно.

— Но вообще-то федерация часто щадит регион и дает там 80–90 процентов.

— Установленный объем софинансирования на этот год, официально установленный, по всем национальным проектам, — 91 на 9.

— То есть 91 дает федерация, 9 дает регион. Еще где-то муниципалитеты подливают.

— Ну вот, к сожалению, федерация, так скажем, не очень в этом плане следит за своими обязательствами. Поэтому с учетом технологического присоединения, необходимости [покупки] оборудования во вновь построенные объекты и так далее фактически уровень софинансирования доходит до 50 на 50, 60 на 40 — не в нашу пользу, к сожалению.

— То есть вы говорите, для того чтобы вытащить все эти программы, иметь возможность их реализовать, у субъекта должно быть достаточное количество собственных ресурсов, иначе нам просто не согласуют тот или иной проект, участие в той или иной программе. Такая логика?

— Даже если и согласуют по формальным признакам, соблюдая финансирование, то мы просто объект не сдадим. Вот о чем разговор. Если мы посмотрим на структуру собственных доходов, то 40% поступлений обеспечивают предприятия горнодобывающего дивизиона.

— В части НДФЛ, НДПИ (налог на добычу полезных ископаемых)?

— Всех налогов. 40% — это предприятия Забайкальской железной дороги и предприятия горнодобывающей, горнообрабатывающей промышленности: это и «Удоканская медь», и «Быстра», и артель «Усть-Кара», которая в Сретенске находится, и так далее.

— Давайте еще раз. Доля собственных доходов в этих 96 миллиардах?

— Ну 60 на 40 примерно.

— 60% собственных доходов?

— Да, 60% собственных доходов. Потом 30% собственных доходов — это бюджетная сфера.

— НДФЛ, прежде всего.

— НДФЛ, совершенно верно. 12% собственных поступлений — это так называемый средний бизнес.

— Средний бизнес — это уже достаточно большие предприятия. У них там критерии, по-моему, больше тысячи человек, например.

— Больше 300 миллионов, по-моему, оборот. Для нас это такой достаточно серьезный бизнес. Не с миллиардными оборотами, но с миллионными.

— Ну, наверное, можно к этому отнести крупный ретейл, условно говоря.

— Совершенно верно.

10% — это малый бизнес и сельское хозяйство. То есть это пекарни, небольшие мастерские и так далее. Это наибольшая доля занятости в Забайкальском крае. И 8% — это предприятия строительной отрасли. Я почему про них отдельно сказал? В прошлом году мы показали самые высокие темпы сдачи жилья.

— Самые высокие темпы роста.

— Да. Строительный сектор начинает занимать обособленное, свое положение. Это меня тоже очень сильно радует.

— Но при этом нам далеко до тех регионов, до той же Иркутской области, где строители — это не просто доминирующая экономическая сила, они и в политике, знаете, присутствуют, так что мало не покажется.

— Пока еще наши строители набирают силу, но набирают они ее неплохо.

— И вы верите в то, что они наберут все-таки?

— Я верю в то, что строительство, например, промышленных парков, где мы планируем разместить в том числе и производство строительных материалов, а это главный бич сейчас для нашей стройки, оно будет очень серьезным триггером для того, чтобы строительный сектор развился.

— Давайте немножечко, очень коротенько, отойду в сторону от нашей основной темы и спрошу: цементный завод-то появится или нет?

— Ну я в это однозначно верю.

— Когда запустим?

— Вы знаете, я здесь шапкозакидательством заниматься не буду по одной простой причине. Там очень много тонкостей, связанных с сертификацией, с получением соответствующих разрешений и так далее. Если бы этого не было, можно было и по-сталински запустить там за полгода. Но, к сожалению, бюрократия иногда побеждает, а в нашем случае всё чаще и чаще, что называется. Поэтому шапкозакидательством не буду заниматься, но к 28-му году планируем запустить.

— Я, кстати, вот сейчас прямо ждал, какой вы год скажете. 28-й, честно говоря, успокаивает, что не следующий и так далее. Хорошо, возвращаемся к нашему бюджету. Вы примерно описали, что экономика региона тянется вперед горнорудной отраслью, бюджетной сферой и, получается, строителями, условно говоря, малым и средним бизнесом. Меня, кстати, многие коллеги, которые приезжают из других регионов, спрашивают, что у вас тут люди-то в Чите вообще делают. Я не всегда нахожусь, что ответить. Вот надо было у вас спросить.

—  Теперь вы знаете.

— Теперь давайте вернемся к налоговым доходам. Раньше всегда был НДФЛ. Вот он был на первом месте, у него был отрыв в два раза от налога на прибыль. Сейчас, насколько я знаю, изменились нормы отчисления у НДПИ федеральные какие-то, да? И я вообще слышу о том, что налог на прибыль догоняет НДФЛ. И я когда первый раз это услышал от кого-то из депутатов закособрания, я прям удивился. Да ладно, я подумал. А что на самом деле там происходит в структуре ключевых налогов?

— Ну НДФЛ пока еще превалирует, больше 40% занимает в доходах краевого бюджета. Но вы абсолютно правильно сказали, если раньше налог на прибыль был абсолютно несущественным и был примерно равен налогу на добычу полезных ископаемых, то сейчас отрыв очень существенный. Если НДПИ занимает 5–6%, то налог на прибыль порядка 25%.

— Это уже очень сильно сокращенная разница.

— Совершенно верно.

— Это опять же горнорудные предприятия, скорее всего.

— Это в основном горнорудные.

— И это, наверное, «Быстра», у которой огромная чистая прибыль, и они налог на прибыль здесь платят?

— Они же пока в преференциальном режиме, поэтому они платят, но по минимальным ставкам.

— Но этот же преференциальный режим заканчивается?

— Совершенно верно, в 2024 году. В 2019 году мы туда зашли, и Забайкалье получило возможность применения префрежима. 5 лет основной преференциальный режим, потом еще 5 лет — это щадящие ставки, и по истечении 10 лет — максимальные ставки.

— Но «Быстра» — это действительно локомотив с учетом их объема чистой прибыли и с учетом динамики их развития, с учетом того, что они добычу увеличивают с 10 миллионов тонн руды. Ну и «Удоканская медь» (горно-металлургическая компания, созданная для освоения Удоканского месторождения меди, которое является одним из крупнейших в мире. — Прим. ред.), они еще не вышли на промышленные мощности, но они на них выйдут, и они тоже говорят те же самые цифры — 10, 15, 20 миллионов тонн добычи руды, я представляю, какие это объемы.

—  Сейчас бюджет исполняется устойчиво. Я вам сказал, что за 6 месяцев — плюс 3% к плану. Но при этом важно же не только сохранить эти темпы, но и, условно говоря, приумножить. И вот по нашим расчетам, с учетом того, что 24-й год — это год выхода первых предприятий из преференциальных режимов, бюджет будет, дай бог, устойчиво не только сохраняться, но и расти.

— И немножечко про районы. Совокупный бюджет районов — около 60 миллиардов рублей. Я хочу вас спросить, как вы вообще оцениваете работу муниципалитетов, которые добавляют еще треть к консолидированному бюджету региона? Это хорошая динамика, достаточная динамика, недостаточная динамика? Может быть, вы хотите кого-то отдельно выделить из районов?

— Работу муниципалитета оценивать очень сложно по одной простой причине, я сам 10 лет проработал в муниципалитетах, и там так напрямую сказать, что вы должны заниматься привлечением инвестиций и так далее, конечно, можно. Но когда у тебя там в очереди стоит, не знаю, 58 детей-сирот, 158 человек, которым нужно жилье улучшить и прямо сейчас квартиру выдать, то там не до занятий инвестициями, на самом деле.

— Да еще, кроме всех этих людей, за дверью стоит прокурор.

— Совершенно верно. Я думаю, что в случае недоработки по инвестициям это наша вина, наша недоработка. И Александр Михайлович [Осипов] уделяет этому особое внимание. Мы вот правительством сейчас, ну дай бог, эту добрую практику возобновим. И он-то говорит о чем? О том, что мы не то что должны в район приехать и о чем-то с ними поговорить, а мы должны реально сделать сначала исследование района, выявить точки роста, причем не просто какие-то, может быть, там что-то возникнет, а с реальными интересантами, с реальными инвесторами, и прямо, грубо говоря, запустить их в ручном режиме.

— Районы помогают вам?

— Районы помогают.

— И нет такого, что они где-то вам палки в колеса вставляют?

—  Нет, районы помогают, но в силу своей загруженности есть отдельные случаи, когда районы, мягко говоря, не очень быстро бегут.

— И давайте к социальной функции забайкальского бюджета. Насколько удается выполнять закон о повышении зарплат бюджетников? На сколько много средств удалось привлечь для повышения этих зарплат? Являются ли эти средства средствами региона или помогает федерация? Как это сейчас работает?

— Во-первых, помните, когда мы принимали первый закон, мы говорили о чем? О том, что это создаст правильную базу. И мы абсолютно были уверены, что получим увеличение дотации на заработную плату, которая, по нашим расчетам, по расчетам Минфина, эта сумма была примерно 4 миллиарда рублей. Хочу сказать, что всё сбылось.

Мы получили плюс 4,1 миллиарда, и всё направили на зарплату. Я напомню, что в 23-м году у нас было два повышения. А сейчас, в 24-м году, уже четыре повышения: с 1 января, с 1 февраля, с 1 июня, с 1 июля.

Вот этот крайний закон, который мы приняли, о повышении с 1 июля дает наибольшие полномочия по соответствующим сферам. Мы не стали его делать каким-то ограничивающим, мы не стали его делать каким-то указательным, условно говоря. Мы договорились просто об общих подходах, несколько совещаний провели и постарались установить самые болевые, больные, тонкие места в той или иной сфере. Но они очевидны. Отсутствие молодых специалистов, отсутствие высококвалифицированных, ну их называют «узкие специалисты», но я бы их назвал высокодефицитными, будем так говорить, специалистов, и отсутствие специалистов всех сфер — и образования, и культуры — в маленьких населенных пунктах. К сожалению, народ уезжает, никто жить не хочет. И мы договорились установить следующие правила: по молодым специалистам для того, чтобы привлечь их в отрасль и закрепить, установили надбавку 80% от оклада. Сейчас 20% плюс 80 — 100% к окладу он будет получать. Оклад, например, 7–8 тысяч, они небольшие, 7–8 тысяч сверху плюс районный коэффициент.

— А коэффициент наворачивается уже на финальный оклад?

— Да, совершенно верно. Это первое.

Второй подход по дефицитным специалистам. Со сферами договорились следующим образом, что по каждой сфере каждый сам устанавливает перечень специальностей, которые являются наиболее востребованными. Например, образование. Они установили шесть базовых: это математики, физики, химики, литераторы, русоведы и учителя информатики. Пока сказали, мы на этом остановимся. И договорились о чем? Что этим узкоспециализированным, высококвалифицированным и дефицитным специальностям установить надбавку 50% от МРОТ. МРОТ федеральный, там, 19 с копейками, поэтому половина плюс районный коэффициент — получается больше 14 тысяч — неплохая надбавка, я считаю.

И по малым населенным пунктам сделали, так скажем, градацию, четыре основных подхода — от 300 до 800, от 800 до полутора тысяч, от полутора тысяч до трех, и вот там 35, 30, 25, 20. Такую надбавку установили для всех, кто там работает. Помните, когда мы принимали закон, где просто повышали оклады? Просто сказали: 5,6 на оклады всем. Сколько было ошибок? Сколько было недовольных, сколько было там пересчетов, мы там с вами занимались, брали расчетки, пересчитывали и так далее. Сейчас, ну так скажем, вот такой дискретный свободный подход. Причем мы не ограничивали министров, мы им сказали: самое главное, преодолеть проблемы в отрасли. У вас какие проблемы? «Ну отсутствие специалистов». Всё, вот вам инструментарий, идите преодолевайте. Образование дальше пошло. Они сказали: по тем учителям, которые достигли больше 70 баллов в среднем по классу и вырастили, например, одного стобалльника, платим миллион.

— Но там у него должен быть и средний балл выше.

— Средний балл выше 70.

— Да.

— Или, например, по победителям всероссийских олимпиад. Платим по 250 тысяч. Нужны нам победители? Да, нужны. По 250 тысяч поддерживаете? Поддерживаем. Губернатор тоже поддержал. Например, здравоохранение, они ввели 16 специальностей, которые для них являются дефицитными по районам, и сказали: «Мы будем доплачивать врачам скорой медицинской помощи и еще какой-то одной категории». Подходы по каждой отрасли, они такие индивидуальные. И счетные работники, откровенно сказать, шесть повышений, причем такое не строго регламентированное последнее, они где-то даже запутываются на самом деле.

— Может, бухгалтерам надо повысить зарплату? Или вы им тоже повысили?

— Бухгалтерам повысили только на уровень инфляции, на 5%. Пока не повысили.

— Как, с вашей точки зрения, если не углубляться совсем в детали, часть которых вы сейчас, в принципе, назвали, типа выплаты миллиона рублей этим людям, которые обеспечили 100-балльников и обеспечили сохранение среднего уровня выше 70 баллов, в целом это сработало? Это уже что-то поменяло? Или еще нужно поработать в этом какое-то количество времени, чтобы это дало какой-то эффект? Или, может быть, вы не ждали суперэффекта, а просто динамику падения где-то оттормаживали? Как вы это чувствуете? Даже я без цифры вас спрашиваю.

— Социальное настроение наших бюджетников улучшилось.

— Вы это чувствуете?

— Но при этом есть ошибки и есть недовольство на самом деле.

— Но вы же понимаете, что люди всегда будут хотеть больше.

— Совершенно верно, это первое. А второе, вот эта раздифференциация, она, понятное дело, вызывает вопросы. Но есть четкий ответ. Хочешь получить миллион? Вырасти 100-балльника и соответствующую температуру по классу удержи.

— И я задам вопрос, который меня всегда волнует. Это вопрос про ключевые профессии для любого общества. Я везде про это говорю. Я с детства считаю, меня так, может, воспитали, я такие книжки читал, что главные люди — это врачи, это учителя и это ученые. Ну надо добавить военных, наверное, в том числе с учетом того, что у меня отец военный, и с учетом того времени, в котором мы живем. И всегда было так, что учителя — самые обиженные. Ну вот у врачей должна быть зарплата не ниже двукратной средней по региону. А у учителей почему-то однократная. Я никогда этого не понимал в майских указах, для меня это всегда была загадка. Потому что врачи, наверное, не всех лечат, а учителя уж точно всех воспитывают. И по учителям всегда было прямо вот это напряжение социальное, что они прямо реально мало получают. А как сейчас? Вот ушло это ощущение, что они на уровне уборщицы получают? Решили эту проблему?

— Ну вот мне сказали, на этот раз Марина Анатольевна Секержитская (министр образования Забайкалья. — Прим. ред.). Я говорю: мы с вами сейчас будем собираться, возьмем, то есть начисления уже начались, возьмем платежки, или, как она их назвала, жировки. И она сказала: «Андрей Иосифович, вот если собрать все три составляющие — молодой специалист узкодефицитной специальности в малом населенном пункте раньше получал 33, а сейчас на руки получилось 63». Ну, мне кажется, практически двойное увеличение. Это неплохо. Это, понятное дело, не предел. В этой части надо совершенствоваться. Кстати, вы спросили, сколько денег мы направили на это. Все повышения — больше 14 миллиардов рублей, крайнее повышение — 4,3 миллиарда.

— И в этих 14 миллиардах 4 миллиарда федеральных. То есть 10 миллиардов — это те средства, которые регион смог сам заработать.

— Совершенно верно.

— Как вы видите дальнейшую динамику? Будут ли еще повышения? Есть ли на это деньги сейчас?

—  Мы говорили с вами про бюджет. Есть надежда, расчетами подтвержденная, будем так говорить, что бюджет исполняется с устойчивым ростом. И губернатор об этом говорит, ну и в правительстве мы приняли такие основополагающие решения, что заработанные деньги частично будем направлять на экономику, но по большей части на повышение уровня благосостояния наших людей, то есть на повышение заработной платы.