Я не знаю, стоит ли снова общаться с отцом. Он ушел из семьи больше 20 лет назад

Однажды отец принес нам с сестрой шоколадки «Альпен Голд». Одну — с фундуком и изюмом, вторую — просто с фундуком. Это единственное возвращение папы домой, которое я запомнила.

Я ужасно его любила. Он был высокий, с большой зубастой улыбкой и длинными руками. Ходил в однотонных рубашках с широкими рукавами. Сидел, округлив спину, нога на ногу. Когда что-то рассказывал, выводил в воздухе жестами хаотичные узоры. Я сижу так же, и каждый раз, когда нахожу себя в отражении зеркала в прихожей (а оно прямо напротив кухонного стола, через коридорчик), мне почему-то неловко.

Урывками помню время, проведённое с папой. Когда он ушел, мне было 5, и я настолько идеализировала его образ, что следующие 7 лет периодически устраивала маме истерики. Мне казалось тогда, что с отцом будет лучше.

Две шоколадки застряли в моей голове проекцией счастливого детства. Как-то во время одной из ссор мама выкрикнула, что сладости он вообще покупал на ее деньги, потому что его попытки вести бизнес в 90-е не приносили доход, и он ушел, оставил ее в долгах. Так она нечаянно убила всё волшебство того момента, придавив его позже в довесок десятком фактов об отце, которые никак не вписывались в придуманный мной мир.

Выяснилось, что он постоянно обманывал приставов, бежал от ответственности и после и без того нечастых попыток перестал выходить с нами на связь. В глубине, где живут обычно самые невообразимые чудища и прекрасные эльфы воспоминаний из детства, я люблю их обоих.

Знаю, что папа сделал маме больно. И что ему жилось непросто. Знаю, что мама работала на двух работах, в три смены, и что все последующие годы после развода были для нее борьбой за лучшее для двух дочерей. Но я также знаю, что папа приносил нам шоколадки, а мама давала ему на это деньги. И вряд ли тогда оба думали про финансы. Они думали про нас с сестрой, и именно поэтому тот момент так запал мне в душу.

Лет до 16 я ждала отца, потому что мне казалось это важным. В каждый из его приездов в город я ходила кругами вокруг школы и дома, всматриваясь в припаркованные машины и лица прохожих.

Спустя 6 лет рассталась с грезами.

Но однажды я сидела в читинском баре после работы, и под какой-то таежный коктейль снова загоревала по нему. В тот день сводный брат дал мне папин номер. Я не решилась позвонить. Играли гордость, обида за маму и сомнения, но заслушанным до дыр хитом в этом альбоме был, конечно, страх: стать снова отвергнутой, услышать холодный тон, не знаю, сказать что-то невпопад.

Мы поговорили спустя три года. Он позвонил сам, узнав, что я практически без денег стою где-то на ростовской трассе в попытке словить машину и направиться в сторону Казани. Всё было хорошо, я просто ждала возврата денег после отказа от билета на поезд, ехала автостопом. И было чуть-чуть плохо, потому что мы поругались с подругой-попутчицей и почти до Волгограда ехали в напряженном непонимании, как быть дальше.

И вот он. Его голос был незнаком, южный акцент только усиливал чуждость. Отцовская забота была мыльным пузырем, а 20 лет, что мы не виделись, разорвали когда-то нежную связь.

Какое-то время мы пытались общаться, фоном меня всё же грел тот факт, что теперь я снова могу воспринимать слово «отец» как что-то настоящее и понятное. Но папой я его так и не смогла называть. Максимум, на который меня хватило, — перейти на ты. Потом наше общение прекратилось. Кажется, взаимно.

Кажется, он тоже рисовал себе ту меня, которая таяла от каждого его нежного слова и ужасно любила.

Сейчас будет банальная метафора, но если цветок не поливать, он высохнет. Где там твоя планета, Маленький Принц? Я не знаю, стоит ли снова общаться с отцом.

Что-то внутри действительно умерло. И я, маленькая, пошла закопала это что-то, как воробушка, утонувшего однажды в огородной бочке у бабушки. Обернула его крохотное тельце в крупные листы сорняка и втайне ото всех провела церемонию прощания, подобрав самый красивый надгробный камушек.

Такие моменты сопровождает светлая печаль: когда затихает нечто хрупкое и маленькое вроде любви дочери к отцу. И всё, что остается такой любви, — отбыть в мир эльфов и чудищ, чтобы навсегда найти себя среди воспоминаний.

***

Большой коридор «трешки» в панельке. Две не похожие друг на друга девочки мельтешат в ожидании ужина. На кухне за дверью со стеклянной вставкой готовит мама. Открывается входная, и появляется суровый отец. Он стряхивает с себя снег, топчет громко, садится на корточки и достает из кармана две шоколадки. Меховая шапка его пахнет морозом.

— Мне с фундуком!

— А мне тогда с изюмом!

И я совершенно не помню, что он говорит нам в ответ. Всю мою маленькую голову заполняет счастье от предвкушения вкусного ужина и мультиков перед сном.