«Книжный развал»: Ненависть к войне и сказка как мороженое

Что выходит из-под пера автора, пережившего бомбёжку Дрездена, как избежать тёмных предрассудков и кто такой Саший – об этом в свежем обзоре книг от редакции ИА «Чита.Ру».

Пересказывать содержание книг — неблагодарное дело, ведь их прелесть в том, что каждый может увидеть между строк что-то своё. А вопрос «О чём эта книга?» — вообще, одна из главных зол этого мира. Для меня это так.

Возьмём «Сирены Титана» — это однозначно антивоенное произведение. Пленный американец Воннегут пережил немецком в Дрездене самую мощную неядерную бомбардировку в истории и возненавидел войну, увидев чёрную пустыню на месте прекрасного города. «Сирены Титана» — социальная сатира, точно. «Думаешь ты многого достиг и всё знаешь? Наивный», — будто бы говорит героям автор, методично переходя от одного к другому. Но всё равно ближе к финалу можно сказать только «ОБОЖЕМОЙДАЧТОЖЕЭТОБЫЛО!?». Спасибо Воннегуту за то, что он также ненавидит вопрос «О чём эта книга?» и закручивает историю так, чтобы читатели даже не пытались на него ответить.

Война с Землёй началась.

Передовой десантно-штурмовой отряд уже смел с лица Луны все постройки землян. Штурмовая артиллерия вела обстрел ракетами с Луны, и каждый крупный город на Земле уже отведал адского пекла.

А вместо ресторанной музыки при этой адской дегустации марсианское радио глушило землян сводящим с ума речитативом: «Черномазый, бледнолицый, желтопузый стань рабом или умри».

…
Война между Марсом и Землёй продолжалась 67 земных суток. Нападение было совершено сразу на все народы Земли.

Земля потеряла 461 человека убитыми, 223 были ранены, 216 пропали без вести. Марс потерял 149315 человек убитыми, 446 были ранены, 11 взяты в плен, 46634 пропали без вести. Под конец войны каждый марсианин числился убитым, раненым, попавшим в плен или пропавшим без вести. На Марсе не осталось ни души. На Марсе не осталось ни одной целой постройки. Три последних эшелона штурмующих Землю марсиан состояли, к ужасу землян, которые перестреляли их, не глядя, из стариков, женщин и горсточки маленьких детей.

Эта сказка как многослойное мороженое. Сначала сливочная верхушка почти традиционного, «простого» фэнтези с магией и проклятьями, потом слой со взрывными фруктовыми шипучками, лопающимися на языке — так что хочется хохотать и хлопать в ладоши. Люди-дикари — не такие уж и люди, великаны — не совсем великаны, а дориги... вовсе не хладнокровные.

На дне — чуть горький шоколад, в котором есть чужие предубеждения, стоящие иногда жизни — не только воинам, но и детям. Книга наглядно показывает относительность таких понятий, как «свой» и «чужой», относительность ярлыков, которые мы навешиваем друг на друга — дориги, великаны, нелюди. А под всей чепухой и предрассудками часто скрываются сердца очень похожих «людей», которые могут договориться — было бы желание.

А вот Гейр прославился. Его узнают все Низины — по великолепной работе лучших дориговских мастеров. Туда вплетены три слова — Мудрость, Прозорливость и Отвага. Однако, когда в Низины приезжают великаны, они его не видят. И доригов тоже. И не пытайтесь, не советую. Мистер Мастерфилд запрещает вторгаться в свои владения — это входит в его соглашение с доригами, — а если вы случайно набредёте на Гарлесье, пчёлы зададут вам хорошую трёпку.

«Год крысы» Ольги Громыко – цикл из двух книг, главная героиня которых приключается с двумя своими то ли друзьями, то ли случайными знакомыми. О первой части я уже писала в предыдущем обзоре, а теперь добралась и до второй – не менее многозначной, интересной и спорной.

Несмотря на название и славу Ольги Громыко как автора скорее юмористического фэнтези, книга оказалось серьёзной. Нашлось в ней место и интригам, и козням, и похищениям, и даже убийствам во благо. Осталось и немало вопросов, скорее мировоззренческих, чем требующих однозначного ответа: скажем, убийство во благо – такой же грех, как убийство корыстное и продуманное? «Саший его знает», – ответили бы на это персонажи романа и были бы правы. Саший, подменяющий в их вселенной чёрта, действительно разбирался в убийствах.

Собственная религия, говор деревенских, язык соседнего государства – Ольга Громыко детально продумала воссозданный в «Годе крысы» мир. Проделанная работа не может не восхищать. В её результат веришь с первых же строчек, а за героев переживаешь, как за хороших знакомых. Они такими и стали с начала предыдущей книги – узнаваемыми, своими в доску и даже родными.

Первым девушка наткнулась на Миха. Белый-белый, выполосканный рекой до последней капли крови, батрак неестественно ровно вытянулся на мокрой блестящей траве, и борода на его застывшем лице выглядела особенно пронзительно-чёрной. Рядом топтался Колай, не зная, что делать: везти тело в Йожыг не на чем – все лодки унесла река, паромную переправу сорвало. К саврянам тащить – как ещё примут, неизвестно. Хотя Рыска видела – принимали. И лекари, и мольцы уже у берега суетились, вперемешку напутствуя в небесную Дорогу своих и чужих.

Колая до того изумило появление падчерицы – оборванной, резко повзрослевшей, совсем иначе держащейся, – что он даже окликнуть её не сразу решился, а пока прокашливался, девушка отвернулась и на негнущихся ногах прошла мимо. Не оттого, что ей было тошно глядеть на отчима или не жалко чернобородого батрака, отдавшего свою жизнь, чтобы они с Альком успели спасти остальные. Просто Рыска это уже видела, когда стояла на перекрёстке. А значит, и Альк с Жаром не избежали предначертанного.

Бывают авторы одной книги. Их прославила одна история, один герой, одна проблема – страшная, вечная, как у Харпер Ли в «Убить пересмешника». Когда о таких говорят «Оруэлл», подразумевают – «1984». Говорят «1984», подразумевают – «Оруэлл». Этого британца прославила одна из величайших литературных антиутопий, но всё же в связи с его именем стоит вспомнить и другие романы.

«Глотнуть воздуха» опередил главное детище Джорджа Оруэлла на целых десять лет. Мир тогда был немного другим, да и сам автор отличался от себя будущего. Как меняются с возрастом люди, так же менялся и герой романа на протяжении своих воспоминаний, начиная с самого детства. Он открывал разные истины, простые и не очень, а Оруэлл облекал их в на удивление простые слова: «Наглядевшись на жуткий, идиотский кавардак, ты переставал воспринимать систему чем-то вечным и безусловным, как египетские пирамиды. Ты уже видел — сплошная хренотень» или «Если убита женщина, первым подозревают её мужа — вот вам вся правда о том, что народу втайне думается насчёт брака». Этим роман и хорош: он безумно живой и честный, как написавший его человек. Оруэлл не стеснялся в формулировках, и это делает «Глотнуть воздуха» чем-то волшебным.

Когда бы этот роман ни был написан, и что бы потом не создал его автор, он был и остаётся классикой. «Глотнуть воздуха» – книга, в которой поднимаются вечные вопросы. Главный герой задавался ими в начале двадцатого века, а мы задаёмся теперь. Оруэлл усмехается между строк, на чём свет стоит поносит армию, войну, правительство и мировое устройство, и одновременно учит любить жизнь такой, какая она есть. Всё не так страшно, пока живёшь до или после, а не во время войны.

Вот в какой мир я возвратился, увидев газетный анонс про короля Зога. На несколько секунд буквально там побывал. Такие вещи, конечно, долго не длятся. Миг-другой, и я будто разомкнул сонные глаза: снова мне было сорок пять, снова передо мной теснилась пробка на Стрэнде. Но след это оставило. Обычно вынырнешь из воспоминаний и очнёшься, но теперь чувствовалось по-другому: словно бы я действительно вдохнул воздух 1900-го. Даже когда я, так сказать, проснувшись, опять смотрел на снующих туда-сюда болванов и в нос мне била вонь бензиновых моторов, сутолока эта мне казалась менее реальной, чем воскресное утро в Нижнем Бинфилде тридцать восемь лет назад.

Сигару я отшвырнул, шёл медленно. А сладковатым душком тлена тянуло по-прежнему. Он, этот запах, понимаете ли, продолжал мне ноздри щекотать. И я опять там — Нижний Бинфилд, 1900 год. Возле кормушки на Рыночной площади лошадь возчика жуёт из торбы овёс. В лавке сластей на углу мамаша Уилер отвешивает на полпенса сахарных коньячных шариков. Катит экипаж леди Рэмплинг, на запятках ливрейный грум, покойно пребывающий, надменно скрестив руки. Дядя Иезекииль честит Джо Чемберлена. Сержант новобранцев, в шапке коробом, алой куртке и синих кавалерийских штанах, гордо прохаживается, крутя ус. На заднем дворе гостиницы «Георг» тошнит пьянчужек. Вики в Виндзоре. Бог на небесах. Христос на кресте. Анания, Азария и Мисаил в пылающей печи. Сигон, царь Аморрейский, и Ог, царь Васанский, восседают друг против друга на каменных тронах — просто сидят: надёжно, нерушимо существуют на своих назначенных местах наподобие пары подставок для каминных дров или Льва и Единорога.

Прошлое наше уходит навсегда? Да вряд ли. И одно вам скажу — славный это был мир, жилось в нём славно. Я весь оттуда. Как и вы.

Долгие годы стояла на книжной полке череда неприметных книжек в серой обложке, с серыми корешками и ничего тогда не значившим для меня тиснёным именем — Джон Стейнбек. И дальше бы простояли подобно, многим другим, в череде юлианов-семеновых и эдгаров-берроузов, но надо было случиться тому, что по ошибке вытянул с полки не любимого и уютного Конан Дойля, а неведомого зверя в серой шкурке. Придя в себя в начале пятого утра, ощущая дикий ужас от реалистичности галлюцинаций, вызванных строчками букв на желтеющей бумаге, от пугающей настоящести написанного до рассвета, вынужден был пить чай на кухне, стараясь не верить этим галлюцинациям. Так, хорошо поставленным прямым ударом в челюсть, познакомил меня со своим миром мистер Стейнбек. Это были «Гроздья гнева». Долго ещё я боялся и близко подходить к полке, даже чтобы поставить на место прочтённую книгу. А потом набрался смелости и вытянул новую.

Ждал тех же ужасов, за гранью понимания современных людей, ужасов голода, безработицы, нищеты и предательств.

А получил - солнце, любовь, смешного щенка вместе с галлоном виски, ежевечерние полпинты пива с невероятно мудрым Доком и доброту, доброту, доброту. Там, где мы не надеемся её увидеть в принципе — среди бродяг, сильно пьющих безработных балбесов, мелких торговцев, проституток и бездомных, живущих в сараях...

Когда люди ведут себя неподобающим образом, и сделать с этим ничего нельзя, я достаю эту книжку, называется она очень просто "Консервный ряд". Эта книга целиком состоит из любви к людям, глупым, не всегда благородным, но людям.

Я стал намного добрее, прочитав её. И вы станете!

На верху высокой мачты еле различалась одинокая фигурка. Ричард ещё отхлебнул из бутылки. Сложил рупором ладони и хрипло крикнул:

— «Эй!»

Никакого ответа.

— «Эй!» — крикнул он громче и огляделся кругом, не идут ли полицейские, чей пост рядом с банком.

— Что тебе надо? — донёсся с неба недовольный голос.

Ричард опять поднял ладони ко рту.

— Как… как вы… как вы ходите в туалет? — прокричал он.

— У меня здесь банка, — ответил голос.

Если вы желаете принять участие в обзоре книг, рассказать о понравившихся или не понравившихся вам произведениях, присылайте свои отзывы на почту info@chita.ru с пометкой «Книжный развал». Самые интересные из них будут опубликованы в нашей рубрике.