«Исчезающая Чита»: Мариинский женский приют

Первый приют в Забайкалье появился по инициативе генерал-губернатора Восточной Сибири Николая Муравьёва-Амурского. В 1857 году военный губернатор Забайкальской области Корсаков начал сбор средств по подписке для организации детского приюта. Приют открылся 1 октября 1859 года, разместившись в трёх арендованных у купца квартирах. В 1861-м на улице Большой, там, где сейчас находится Шумовский дворец, для него было построено специальное здание. К началу XX века приютский барак обветшал, и попечители, продав его за 55 или 35 тысяч рублей, задумали строить новое здание.

Для строительства нового приюта городская дума бесплатно выделила 1,2 тысячи квадратных саженей или 0,5 гектара земли в Нагорной части города на углу улиц Корейской и Новобульварной. Стоимость здания оценивалась примерно в 105 тысяч рублей. К 1912 году собрали только 572 рубля 25 копеек. По просьбе попечителя заведения, купец Дмитрий Полутов согласился построить дом для сирот за 64 тысячи рублей, поставляя часть материалов за свой счёт. Работа закипела 22 июля 1912 года.

В книге врачей детской клинической больницы Анатолия Пажитнова и Сергея Матвеенко "Мгновения, спрессованные в годы", рассказывающей об истории лечебного учреждения, уделено внимание и бывшему приюту. Со ссылкой на архивные материалы авторы пишут, что на стройке работали 306 землекопов, 54 возчика, 410 каменщиков и 328 разнорабочих. С той же тщательностью приводится перечень материала: 60 тысяч кирпичей, 2 тысячи пудов извести, 40 кубических саженей камня.

«Возведение здания шло довольно быстрыми темпами, и через год строительство было окончено. Архитектура была оригинальной: над главным входом разместилась очень красивая кованая решётка и надкрыльцовый скат. Внутри стены украшены росписью, лестничные марши и перила установлены с такой тщательностью, что не раскачались и в наше время. Имелось водяное отопление с котлом системы Стребеля, электрическое освещение», - говорится в книге.

По словам Пажитнова, секрет крепких перил был прост — строители высверливали отверстия в гранитных ступеньках и заливали опору свинцом, с такой же тщательностью был сделан пол: «Во время ремонта пол не могли разобрать. К двухдюймовым доскам с замками просто так не подлезешь — нужно было сначала снять плинтуса, найти крайнюю доску и с неё начинать разбор. Как-то в здании произошёл порыв водопровода, и было видно, что доски не пропускают воду».

Стройка окончилась осенью 1913 года — 22 ноября был подписан акт приёмки, и в приют начали поступать воспитанницы. На первом этаже располагались кладовые, комнаты для прислуги, туалеты, столовая и изолятор для больных. Второй этаж полностью занимали спальни для 60 человек, на третьем этаже также были спальни, а ещё зал, мастерские и классы. В подвале работала котельная и прачечная, хранились продукты и уголь. Рядом со зданием открыли и часовню.

«Удобно писать о маленьких городах. Например, водяное отопление в приюте устанавливал инженер Выржиковский. С его сыном я был знаком, а его невестка работала в нашей больнице», - вспоминает Анатолий Пажитнов.

По словам Пажитнова, документов о существовании приюта в революционные годы почти не сохранилось. Очевидно, что прежним попечителям было не до того — купцы и промышленники теряли имущество и эмигрировали. Сохранились письма директора Ивана Козлова к атаману Григорию Семёнову с просьбами о помощи.

В 1919 году, по данным «Энциклопедии Забайкалья», помещение Мариинского приюта занимало третье высшее начальное училище, после окончания которого воспитанницы могли поступить в гимназию. В 1921-м здесь разместился центральный детский дом, переведённый спустя год в помещение ночлежного дома Игнатьева на Большом Острове. Что происходило в здании два года — неизвестно.

«К весне 1924 года приготовления были закончены, здание украшено по фронтону гирляндами, флагами, и в центре большой портрет Ленина. По периметру территория больницы обнесена новым забором, и 5 апреля состоялось официальное открытие «при большом стечении народа», как писала газета «Забайкальский Рабочий», - цитирует уже Пажитнов.

Больница получила имя Владимира Ленина на волне любви к вождю, поднявшейся после его смерти. Первым главврачом «ленинки» стал Пётр Флегонтов, получивший практику на фронтах первой мировой.

«Первые дни работы были очень сложные во всех отношениях: новый коллектив, нехватка кадров, недостаток лекарственных препаратов, убогое оборудование — матрасы набивались соломой, не хватало воды для санобработки. Но следует отметить высокую квалификацию врачей — в больнице был сконцентрирован весь медицинский «бомонд» Читы».

В больнице в 30-е годы работал Василий Коханский, гениальный врач и организатор здравоохранения, именем которого названа «больничная» улица. Его приём в «ленинку», кстати, создал прецедент: раньше всех медработников подыскивали в Чите, а Коханского пригласили из районной больницы. Спустя годы Василий Аркадьевич дорос до главврача. При нём на улице Ленинградской в 60-х начал строиться больничный городок, который сейчас известен нам как краевая детская клиническая больница.

С появлением новых зданий работа в бывшем приюте не прекратилась. Там работало отделение урологии, потом лор-отделение.

«Изначально канализации в здании не было, удобства были на улице. Но затем канализацию смонтировали. Она с какой-то периодичностью ломалась и в итоге стала причиной разрушения здания. Вода подмывала фундамент, по стене пошли трещины. В середине 90-х комиссия признала корпус непригодным для лечебного учреждения, и его законсервировали. Спустя годы там начался ремонт — сменили крышу, окна, частично пол. Починили рушащуюся стену с северной стороны, но дело до оживления здания не дошло», - вспоминает Пажитнов.

По его словам, в 2013 году у тогдашнего губернатора Забайкалья Равиля Гениатулина была хорошая идея о реставрации здания и открытии в нём филиала академии госслужбы. Туда провели отопление и водоснабжение от магистральной, а не от больничной сети. Однако головной вуз решил, что ремонт обойдётся слишком дорого. Потом, по информации врача, зданием интересовалось некое военное ведомство.

«Острой потребности у больницы в этом здании нет. К середине 80-х в нём делали ремонт, украсили стены изразцами и мозаикой. В подвале планировали сделать клуб для отдыха молодых докторов, но потом — всё. Сейчас на восстановление и «начинку» нужны огромные средства. Здание, конечно, интересное с точки зрения архитектуры и истории, но найдётся ли кто-то, кто его восстановит — не знаю, особенно в нынешней сложной финансовой ситуации. Сейчас психология людей поменялась, стало больше равнодушия — стоит и пусть стоит. В первое время мы суетились. Но потом кто-то сказал — хорошо, отремонтируем, но вы согласны не получать зарплату в течение года», - подытоживает Анатолий Пажитнов.

Бывший приют сейчас принадлежит краю и закрыт на замки. Пробраться в него мы смогли через разбитое окно. Внутри — следы неоконченного ремонта. Если бы не толстый слой пыли, то можно было бы думать, что строители ушли на обед и вот-вот вернутся, чтобы стелить пол, менять разбитые окна и материть крепость дореволюционной кладки.

Восхищаться здесь практически нечем. Не осталось ни дореволюционных росписей, ни советской мозаики. Перила и впрямь сохранились — стоят не колышутся.

Из окна зала второго этажа выглядывает печка-буржуйка, соседствующая с разбитым столом. Подставить стул, бросить пару книг, да зажечь свечу — и получится жутковатый натюрморт рабочего места.

В подвале ничуть не веселее. Белесые потёки застыли на вековых камнях фундамента. Толстые стены не пропускают с оживлённой Новобульварной ни единого звука. Запах сырости оживляет в голове все байки из жизни диггеров. Но минуту назад Анатолий Пажитнов улыбаясь рассказывал: «Подвалы там, конечно, роскошные. Но привидений нет». А жаль.

Байку из своего советского детства, связанную с этим зданием, как-то рассказывал журналист Борис Ветров. В конце 70-х он с одноклассниками, как и все школьники СССР, помогал металлургической промышленности страны. Поиски металлолома заводили юного Бориса и на территорию больницы: «Рядом со старинным зданием стояла небольшая избушка — морг. Смелые могли заглянуть в него и увидеть трупы. Ходили слухи, что в морге работает не совсем нормальный сторож, который может схватить ребёнка и утащить его к себе. Поэтому в больницу мы ходили большой толпой, но всё равно боялись».

О здании ходила и другого рода байка. Скучающие пациенты детской больницы, глядя из окон палат на багровые кирпичи приюта фантазировали, что здание за годы пропиталось бациллами и вирусами. Из-за этого-то его и не могут отремонтировать - все строители, едва начав работу, валятся с ног от неизвестной болезни.

Конечно, в реальной жизни болезни ни при чём. На ремонт здания просто нет денег.

«По очень грубым подсчётам, которое по нашей просьбе делала строительная фирма, ремонт здания обойдётся в 24 миллиона рублей. Это восстановление и очень скромный косметический ремонт. Если за дело возьмутся проектировщики или другая фирма, то сумма может измениться. Денег в нынешней финансовой ситуации у нас нет. Хотя мы тоже хотим вовлечь здание в работу, чтобы оно приносило деньги, а не требовало затрат на его содержание. Однако реальных предложений у нас нет», - пояснил руководитель департамента госимущества Алексей Хосоев.

Так что в ближайшие годы приют и сам останется сиротой, ожидая богатого попечителя.