Страусиная ферма без поддержки - в обзоре краевых газет

В проблемах – врозь

На экоферме, известной под названием «Страус Забайкалья, Сергея Косенка не спешат сеять овёс, ячмень. Здесь до сих пор оправляются от последствий засухи прошлого года, в которой пострадавшему фермеру обещали помочь и возместить затраты от потерь, но, к сожалению, в этом случае ситуация не получила положительного развития.

В хозяйстве фермера более 200 баранов и коз, 50 коней, около 30 коров, 20 страусов, а также свиньи, куры и много другой живности. Корм для скота выращивают сами работники. Прошлогодняя засуха, подкосившая многие хозяйства, до сих пор сказывается, но уже на посевной.

– В прошлом году мы подали все необходимые документы на получение государственной поддержки как пострадавшие от засухи, но ответа так и не дождались, – рассказал Сергей Косенок. – Мы рассчитывали за счёт полученных средств решить проблему с покупкой семенного фонда, а также дизельного топлива. 15 рублей стоит килограмм овса – такой высокой цены ещё никогда не было. С фермерами из сёл Иргень, Беклемишево разговаривал, они не знают, что сеять, субсидий не дают.

Для того, чтобы выручить хотя бы часть суммы, необходимой в том числе и на выплату заработной платы работникам, оплату налогов, кредитов, фермеру пришлось забить часть скота, продать оборудование, приобретённое для кафе, забросить строительство ресторана, гостевых домиков. В общем, о развитии не приходится думать, первоочередная задача – выжить. В очередной раз решить проблему помогли кредиты, которые, как выразился фермер, становятся удавкой. Не так давно, в 2013 году, уже приходилось делать непростой выбор – либо закрывать ферму, либо брать кредит. «Из восьми миллионов осталось выплатить ещё три. В среднем на налоги, зарплату, кредиты, электроэнергию, которая стоит очень дорого – почти 7 рублей за 1 киловатт в час, в месяц уходят сотни тысяч рублей. Получается, в год нужно заработать миллионы рублей. Где их взять? Вот и приходится брать очередной кредит, закладывать оборудование, землю, автомобили...», – поделился фермер.

Сейчас по-прежнему приходится справляться с проблемами самостоятельно, не рассчитывая на обещанную господдержку, субсидии на приобретение дизельного топлива, которое обходится дорого. Однако без помощи государства фермер вынужден поставить крест на дальнейшем перспективном будущем. В этом году в рамках международного туристического проекта «Великий чайный путь» китайским туристам, посетившим Читу, пришлась по душе экзотика экофермы «Страус Забайкалья». Летом восточные соседи пожелали снова приехать группой в это удивительное место, затмившее, по их мнению, даже достопримечательности Красноярска, Новосибирска и других городов. Однако для проживания иностранцев необходимо создать определённые условия – построить гостевые домики, ресторан, с чем по объективным причинам фермер самостоятельно не может справиться.

«Ресторан почти готов, осталось решить вопрос с внутренней отделкой. На это требуется порядка пяти миллионов рублей, а на постройку гостиницы и домиков – не один миллион рублей, – рассказал Сергей Алексеевич. – Домики начали также строить: залили фундамент, купили брус, но часть его пришлось продать, чтобы свести концы с концами».

Экоферма «Страус Забайкалья» – это тот проект, который интересен как российским туристам, так и иностранцам. Уже сейчас многочисленные заявки на проведение экскурсий для школьников, выпускников говорят о повышенном спросе на услуги предприятия, которое в силу собственных возможностей продолжает поступательно развиваться. К примеру, в некогда чистом поле, где в 2009 году появилась страусиная ферма, кафе, где можно поесть домашнюю пищу, приобрести для себя экологически чистые продукты питания, высадили саженцы сосны. В планах у фермера выращивать кедр. В перспективах также построить на территории хозяйства закрытый бассейн.

Пример главы хозяйства Сергея Косенка наглядно демонстрирует, что у общества есть потребность, интерес к подобным туристическим проектам. Яркое тому подтверждение – многочисленные заявки на экскурсии. В 2015 году Сергея Алексеевича признали лучшим среди забайкальских предпринимателей в номинации «Бизнес-прорыв». Также глава хозяйства по мере своих возможностей продолжает оказывать благотворительную помощь церквям, поддержку сёлам Угдан, Верх-Чита в проведении мероприятий. «Обращаются, помогаем, насколько позволяют силы. Я смеюсь: нам бы к кому обратиться, чтобы помогли», – поделился фермер.

Екатерина Фомина, Забайкальский рабочий №104-105. 8 июня

Добрые волшебники живут среди нас

У великого русского педагога Владимира Сухомлинского есть замечательные слова: "Дети должны жить в мире красоты, игры, сказки, музыки, рисунка, фантазии, творчества». И это действительно очень важно, ведь именно в детстве человек начинает формироваться как личность. И чем разнообразнее будут интересы ребёнка, тем добрее и гуманнее будет окружающая его атмосфера, внимательнее и мудрее по отношению к нему родители, учителя, воспитатели, тем больше вероятность того, что он войдёт во взрослую жизнь цельной личностью.

Безусловно, есть и у нас в Чите такие активные подвижники в деле духовного воспитания детей, среди которых хотелось бы отметить детскую писательницу Аллу Георгиевну Озорнину. Дочь известного забайкальского поэта и писателя, одного из основоположников забайкальской литературы Георгия Рудольфовича Граубина, она приняла от него по наследству не только неординарный дар прирождённого писателя, но и уникальную способность чувствовать душу ребёнка, быть с ней, что называется, на одной волне.

Мне приходилось не раз убеждаться в этом во время присутствия на детских мероприятиях с участием Аллы Георгиевны, её общения с забайкальской детворой на ежегодных литературных праздниках «Забайкальская осень». Недавно я побывала на одной из таких встреч Озорниной с читинскими школьниками в библиотеке №7 микрорайона Северный, которая запомнилась особенной тёплой атмосферой, царившей там. Безусловно, дети чувствовали себя сопричастными к удивительному миру поэзии, читая стихи Георгия Граубина и запросто общаясь с самым настоящим писателем. Хотя и организовали это мероприятие взрослые – председатель Забайкальской краевой общественной экологической организации «Ареал» Александр Семёнович Кибалин и заведующая библиотекой Ольга Сергеевна Верхотурова, по сути, его истинными хозяевами были дети.

Эта встреча проходила в рамках Граубинских чтений, которые сегодня проводятся в краевой столице, с участием детей 4 класса средней школы №22 вместе с классным руководителем Галиной Семёновной Десятник.

Читая стихи Георгия Рудольфовича, дети тонко и выразительно донесли их весёлую, а порой и озорную тональность до аудитории. Слушатели – школьники, их родители, ветераны микрорайона – по достоинству оценили выступления юных чтецов, заслуженно награждая их дружными аплодисментами.

Ребята с интересом слушали и Аллу Георгиевну, которая рассказала им о том, каким был при жизни её отец, отметив, что он любил общаться с детворой и дарил им свой искромётный талант. По словам дочери писателя, стихи Граубина не только написаны яркими художественными красками, но также мудры, проницательны, играя важную роль в воспитании детей.

Безусловно, свою духовную лепту в этот праздник внесли учащиеся детской музыкальной школы №3, которые представили ряд музыкальных произведений в собственном исполнении. Особый колорит в этом музыкальном ряду имела также известная песня «Я живу на самой длинной долготе», написанная на слова Граубина, представленная в видеозаписи.

Неслучайно сегодня произведения Граубина включены в школьную программу Забайкальского края, как и ряда других известных местных писателей. А мне вдруг подумалось тогда, что Георгий Рудольфович незримо присутствовал в уютном зале библиотеки и, слушая свои стихи из детских уст, тоже одобрительно улыбался.

И в том, чтобы память о Граубине всегда жила в сердцах людей, прежде всего юного поколения, во многом способствует Алла Озорнина,которая, как и он в своё время, всегда привносит в общение с детьми частицу своей тёплой и щедрой души, где есть место удивлённым и любознательным детским душам. Надо отдать должное Алле Георгиевне в том, что она умеет разговаривать с детьми, строить с ними доверительные отношения. Согласитесь, не каждому взрослому удаётся найти ключик к сердцу ребёнка, который увидит в нём своего большого друга и откроет ему свои секреты, поведёт за собой в свой удивительный мир. Несомненно, писательнице Озорниной удаётся быть своим человеком в ребячьей среде, ведь и её книги повествуют об этом детском мире, где всегда светит солнце и живут добрые волшебники.

Следует отметить, что детского писателя Аллу Озорнину знают по её книгам как у нас в Забайкалье, так и далеко за его пределами. Вот что пишут о нашей талантливой землячке в официальных источниках, рассказывающих о ней.

Творческий путь Аллы Георгиевны был непростым. С детства она увлекалась литературой, мечтала ещё со школы стать писателем, но по совету родителей поступила в Читинский медицинский институт и сразу же после его окончания – на заочное отделение историко-филологического факультета педагогического института.

В 1994 году Алла Георгиевна ушла из медицины и в течение 8 лет работала корреспондентом в Читинской государственной телевизионной и радиовещательной компании. Первые серьёзные шаги в литературе она сделала как автор коротких юмористических рассказов. Книга «Мы с Витькой» положила начало одноимённому циклу, который был продолжен в книге «Чудеса начнутся завтра». Здесь раскрывается талант Озорниной как писателя-фантаста.

С 1998 года Алла Георгиевна полностью перешла на жанр детского детектива. Её книги выходили в Чите, Иркутске, Москве. Реальные исторические события, происходившие в Забайкалье, описание уникальной природы края – всё это присутствует в книгах Аллы Озорниной.

В 2009 году писательница заняла первое место в одной из номинаций литературного конкурса «Золотой листопад» им. Геннадия Михасенко, объявленного журналом «Сибирячок». Алла Озорнина является членом Союза писателей России с 1998 года.

Думаю, что читателям нашей газеты будет интересно ознакомиться и с воспоминаниями Аллы Озорниной об отце, которыми она нередко делится во время своих встреч с почитателями его творчества:

«Отца своего мы с сестрой в детстве практически не знали, Георгию Рудольфовичу было не до нас. Если он был дома, что случалось редко, то закрывался в кабинете и писал, нам в эти дни было запрещено даже разговаривать вслух. Полноценно общаться мы с ним начали только тогда, когда у меня появились свои дети. В пятом классе я прочитала Фенимора Купера и узнала, что писать он начал в 40 лет. Тогда я подумала, что к сорока годам я успею многое. Но отец даже слушать не хотел о моём желании стать писателем, и я решила прорываться в литературу сама.

Георгию Рудольфовичу удалось меня убедить в том, что будущему писателю нужно познать жизнь с изнанки, а это можно сделать, связав свою жизнь с медициной. Он был уверен, что со временем я просто забуду о своей детской мечте. Я поступила в медицинский, но о мечте не забыла. Я стала несчастным человеком на целых 18 лет, не считая обучения в институте.

Уже в зрелом возрасте ушла работать на телевидение, и произошло чудо: времени стало значительно меньше, ведь у врачей рабочий день до 16 часов, плюс командировки, но откуда-то появилась и энергия, и мысли. Стала писать, начали выходить книги, в результате в конце 90-х меня приняли в Союз писателей России.

Свой жанр я не искала, он нашёл меня сам. Какое-то неизрасходованное ребячество во мне осталось с детства. У меня всегда хороший контакт с детьми. Так что детская литература для меня – естественная среда.

Сегодняшние дети совершенно отличаются от детей XX века. Раньше ребятишки на встречах с писателями боялись ручонку поднять. Нынешние могут задать любой вопрос, они стали раскованными и с ними теперь очень интересно. А самое поразительное, что чем дальше в глубинку, тем дети интереснее. Так что никакой катастрофы с современными детьми не происходит, они очень хорошие...».

Сегодня Алла Георгиевна считает своим долгом, не только как дочь нашего знаменитого забайкальского писателя, но и как литератор, продолжить дело Георгия Граубина в его книгах, обращённых к своим землякам. В связи с этим она намерена в ближайшее время издать последнюю прижизненную книгу Граубина при поддержке спонсоров. Мир не без добрых людей – гласит известная русская пословица, а потому хочется надеяться, что такие люди найдутся в Забайкалье и помогут Алле Георгиевне исполнить её давнюю задумку в интересах читателей, а, главное, – пополнить литературное наследие края ещё одной талантливой книгой Георгия Рудольфовича Граубина.

Мне бы хотелось закончить свою статью на той же светлой ноте, как и в её начале. И пожелать детям встретить на своём пути как можно больше добрых волшебников, ведь в нашей жизни всегда есть место чуду.

Надежда Гуменюк Эффект № 24. 8 июня

Пополам с печалью и радостью

…живёт село Новоберёзовка Шилкинского района

Деревня весной – это свежевспаханные огороды, выбравшаяся на простор живность, засидевшаяся зимней порой, редкие клочки пашен, курящиеся туманом после дождя. Отдохнувшая земля будто шепчет: «Работайте, а я в долгу не останусь...» Сбившись с лирического настроя, начинаешь приглядываться, искать «точки роста». Есть ток – значит, сеют; видна пилорама – строятся понемногу. Немного радостей в селе, всё пополам, вперемешку с печалью, надеждой да воспоминаниями.

Скот в достатке – село в порядке

На подъезде к Новоберёзовке по-современному типичная картина: общественное стадо пасут с помощью «коней железных» – мотоцикла и трактора. Стадо приличное – почти 900 голов без учёта молодняка. Глава поселения гордится, что односельчане рук не опускают и стараются жить пусть небогато, но со своим крестьянским достатком.

Всего в селе прописано 440 человек, но проживают меньше, на каждый двор приходится приличное поголовье, если ещё учесть, что примерно 100 жителей из четырёх сотен – пенсионеры.

Тому, кто выбрал здесь место для села, жители благодарны: лес недалеко и покосов и пашен хватает. «В лучшие времена располагался на здешних землях колхоз имени XXII партсъезда, только овец насчитывалось больше 20 тысяч, 2,5 тысячи голов крупного рогатого скота, а уж про посевные площади и говорить нечего. Была своя мельница, пекарня, столярный цех, автопарк – 70 единиц техники», – рассказывает глава сельского поселения «Новоберёзовское» Александр Назимов.

Отыскать дом главы можно по простым сельским приметам: рядом с ним пожарный АРС «припарковался»; гараж для такого – проблема для глав, зато в пожароопасную пору спокойнее. Александр Назимов приехал в село в 1984 году ветеринарным врачом («распределили» сюда после окончания Нерчинского аграрного техникума). И уже 25-летнему односельчане предложили ему возглавить сельский совет! «Так и пошло. Третий срок главой дорабатываю. Что у нас особенного? Так же, как и у всех, – безденежье, к которому привыкли. Как придётся, выкручиваемся», – говорит он.

Вроде бы неплохо получается: есть в селе водокачка, поменяли старенький УАЗик на водовозку и организовали подвоз воды – всё людям радость. Работает летний водопровод – несмотря на безденежье, латают и берегут драгоценные 10 километров труб (огород для селян – подспорье великое).

Есть две детские игровые площадки: одна возле дома культуры в центре села, другая – напротив дома главы. Сделали общими стараниями, нашлись и средства и рабочие руки. А в целом владения у Назимова немаленькие – в поселении четыре села: Островки, Золотухино, Нижняя Хила и центр – Новоберёзовка. «Самое маленькое – Островки. 47 дворов, ни начальной школы, ни клуба, ни детского сада. Клуб – вообще отдельная тема. Давняя смета обошлась нам в 120 тысяч рублей. Как-то во время предвыборной поездки первого губернатора Забайкалья Равиля Гениатулина заручились мы поддержкой, что клуб будет, проголосовать пообещали, а тут возьми и ветер переменись – сняли губернатора, и остались Островки без клуба», – вспоминает глава.

Спрашиваю об обыденных для глав проблемах: свалки, скотомогильник, бюджет, дороги. «Что-то в последнее время со штрафами поутихли, бывало в месяц до 15 тысяч штрафов приходило. Свалку, с которой намучился, я вроде как купил. Вроде всё улаживается со скотомогильниками – они отходят в ведение края. Свой мы пытались огораживать, да без толку – разобрали. Собственных доходов в бюджете около 160 тысяч, всё уходит на коммуналку, оплату связи и электричества. С заработной платой тоже туго – в администрации только 20% за февраль получили. Без своей скотины с такой системой точно не проживёшь. Дорожный фонд прошлого года был в нашем распоряжении: кое-что подлатали, три моста поправили, в этом году надо бы в Островках и Золотухино мосты подладить, будем ждать – средствами теперь район распоряжается».

А как же культурные мероприятия, праздники? Улыбается: «Было бы настроение, а праздник и без больших денег может получиться. Хотя наши сельские предприниматели в таких случаях всегда помогают».

«Достоянием» села считается врач-терапевт Елена Посёлкина. «Она и стоматолог, и хирург, и окулист, и «бабка-повитуха», – шутит глава, тепло отзываясь о незаменимом специалисте, отдавшем селу не один десяток лет. Только вот медицинской сестры не хватает, нелегко врачу одному на три села разрываться. Но всё-таки медицина есть, на верном человеке держится.

Вопросы без ответа

На остове колхоза сохранилась на здешних землях и сельскохозяйственная артель «Новоберёзовская», второй год её возглавляет бывший колхозный агроном Александр Казанцев. «Отсеяться чуток не успели, дождь помешал, а вообще у нас 1170 га посевных, из них 600 гектаров пшеницы, остальное – овёс и ячмень. Нет долгов. Отсеялись за счёт денег, полученных по прошлогодней чрезвычайной ситуации, у нас тогда около 60% посевов списали», – рассказывает председатель артели. Новоберёзовское – одно из немногих поселений в районе, где сеют зерновые, в артели 60 единиц техники, 150 коней, 200 голов крупного рогатого скота. Штат немаленький – 93 человека, а участки и пашни разбросаны по нескольким сёлам, на центральной усадьбе только зерноток. В горячую пору машина председателя пробегает за сутки по 180 километров.

Как выглядит «крестьянское счастье»?

«У меня заработная плата 2 700 рублей в месяц, у главного специалиста – 2 000 рублей, а людям даём аванс, натуроплату. В зависимости от валового сбора она разной бывает, по окончании уборки по 5-6 тонн зерна можно получить. Всегда стараемся детям к Новому году подарки сделать, 8 марта отметить. «Живых денег» сильно не видим. Молоко сейчас сдаём в нерчинский «Макнер» по цене 18 рублей за литр. Раньше сбывали в Первомайский, где со сменой собственника с нами до конца так и не рассчитались», – рассказывает председатель, сравнивая день вчерашний и сегодняшний.

Основная часть артели – пенсионеры и люди предпенсионного возраста, молодых чуть больше 20-ти. «Как им здесь жить на такие деньги?» – грустно заключает Александр Казанцев. За два года его руководства приобрели в артели УАЗ и не новый гусеничный трактор. Комбайны латают, как придётся, в уборочную им снова выходить на поля – «старичку» 1967 года выпуска и самому «молодому», отслужившему в артели уже 25 лет.

Зимой от волков отбою не было. Недавно пожарами выгнало серых в село – напали на молодняк, жеребят перерезали. От «двуногих» хищников хозяйство тоже страдает. «Воруют…», – просто заключает председатель, не ища виноватых. Кто защитит выживающих крестьянским трудом и имеющих от государства крохи субсидий? Почему труд на земле стал почти бесплатным? Почему молоко с фермы стоит 18 рублей, а в магазине 58? На эти вопросы за много лет так и не нашли в государстве стоящего ответа…

Культурный базар

На входе в сельский дом культуры памятная доска: «Здесь в 1946 году выступал маршал Советского Союза Родион Малиновский». И взору предстаёт…восточный базар! Приезжие продавцы предлагают селянам свой товар, расположившись в просторном фойе. «Единственное, чем заработать можем», – объясняет директор Валентина Фёдоровна Селедцова. Платные дискотеки проводить пытаются, только вот ходить на них почти некому – молодёжи в селе по пальцам пересчитать, школьников из четырёх сёл меньше семи десятков набирается. «Денег даже на канцелярию не выделяют, из техники – только ксерокс в библиотеке да две колонки (кое-как купили)», – характеризует она материальное благосостояние сельского дома культуры, где часть стёкол заменяет плёнка...

«Хорошо хоть, что у худруководителя Валентины Усовой дома Интернет есть – можем информацией пользоваться. С интернетом у нас тоже непросто – «точек» всем желающим не хватает – очередь на установку в селе большая».

Библиотекарь Елена Константиновна Новикова и директор дома культуры – старожилы, по четыре десятка лет в культуре. Перемен к лучшему не видать. «Посудите сами: в школе училось почти 400 человек, а сейчас шестьдесят с небольшим. В этом году родилось у нас только двое, да двоих ждём – вот и всё пополнение. С кем мероприятия проводить? Был у нас в лучшие годы даже свой ансамбль, от которого ещё сохранились ударные инструменты. От колхозных времён, ещё с 80-х, остались кресла. Художественная литература в библиотеку практически не поступает, из подписных изданий – несколько газет и детские журналы».

Трудятся культработники по четыре часа в день на 0,75 ставки, техничка на четверти ставки зарабатывает около двух тысяч рублей. Не удивительно, что никто из сельской молодёжи не учится в культурно-просветительном училище. Больше в педагогический колледж поступают. В школе теперь 9 классов, а ездить в Верхнюю Хилу ребятишки не хотят – в основном, идут в колледжи и техникумы.

И хотя хотелось сказать: «Ох, и холодно в культуре!», но взгляд всё же «зацепился» за детские работы кружковцев, рисунки теперь уже сельской учительницы Риты Усовой и детскую площадку на входе – уж больно всё с любовью сделано. Стараются люди несмотря на холод в здании, старые окна и безденежье. Есть в селе «культура», хоть и «золушка».

Школа: ищем доморощенных

В субботний день сельские ребятишки отдыхают. Школа в селе на самое «верхотурье» забралась, издалека видно. С 1968 по 1977 год здесь учился депутат Государственной Думы Сергей Александрович Маркидонов. Говорят, был перспективным политиком и честным человеком. Школа теперь носит его имя. Встретиться с директором не удалось, об учительском житье-бытье рассказала молодой педагог Маргарита Усова. Её история типична для многих сёл – порой заменить учителей педагогами просто нет возможности, привлекают бывших выпускников без учительских дипломов. Рита окончила сельскохозяйственный техникум в Чите и вернулась домой. Была в школе секретарём, а потом предложили поработать учителем рисования и черчения. Этот учебный год был самым трудным: два начальных класса (второй и четвёртый), неимоверная нагрузка, ответственность да ещё и учёба. «Трудно, но работа с детьми нравится», – признаётся она, рассказывая о том, что молодёжь в коллективе есть, учителя, которые когда-то учили, помогают советом и делом. Глядишь, и приживётся в коллективе доморощенный специалист, а, значит, и школа будет иметь право на жизнь.

На самом высоком месте возле школы есть в селе памятник павшим. 43 Золотухиных, 11 Пляскиных, 11 Единарховых, а ещё Гурулёвы, Маркидоновы, Макарьевские. Много ушло на войну из Новоберёзовки. Фронтовиков в живых не осталось. Только 12 ветеранов труда и тружеников тыла. Александра Ивановна Гурулёва – одна из них. 86 лет в Новоберёзовке прожито, шесть сыновей на ноги поднято, а свою «оборону» до сих пор держит. По крестьянской привычке содержать дом в порядке, заботиться о курочках, огороде. Заботами на земле каждый держится. Восемь детей росло в семье Шеломенцевых, когда началась война. «Брат, сестра, отец воевали, а мы остались с мамой, все выжили. Я до пятого класса доучилась, а потом надо было пешком в Илимскую школу ходить. Голод, одежды не было, так и бросила свой «университет». Работала везде, куда в колхозе отправляли, последние годы перед пенсией была поваром в школьном интернате», – рассказывает Александра Ивановна. Первый муж – Пётр Терентьевич Путинцев, воевал, после войны работал шофёром, механизатором, умер рано, а она вышла замуж, сменила фамилию, только сыновья все так Петровичами остались. «Так никаких льгот за Петра и не имею, а дети все его».

Дом холодный и надо бы переделать дверь, из администрации приходили, посмотрели – может, помогут. «Одной уже страшно, дети к себе зовут, а я никак стронуться не могу, привыкла», – говорит она. А работа для труженицы всегда найдётся, хотя бы и позабытая ручная прялка, за которой она до сих пор посидеть любит, да и вязание не оставила, где уж современной синтетике натуральную шерсть заменить. Привозят шерсть из соседнего села, вспоминая былое колхозное многотысячное овечье поголовье.

…На выезде из Новоберёзовки обосновалось крепкое крестьянско-фермерское хозяйство. Вообще фермеров здесь трое. Крепкие, держат пилораму, сеют, полуфабрикаты делают. А ещё оформляют для работы солидные земельные участки.

Даст Бог, ещё прирастут окрестности пашнями, и земля не будет простаивать. Не один год человеческого поклона ждёт…

Татьяна Гусева, Земля № 23. 7 июня

Мы счастье в руинах построим!

Как сделать хорошее начинание тем, что будет вызывать неприятие и отторжение у народа? Думаете, такое невозможно? Спросите у чиновников местного розлива – они вас научат. Казалось бы, программа по переселению из ветхого и аварийного жилья должна вызывать бурный восторг у тех, кто попал под неё, ан нет – лишь негативные эмоции.

Здравствуй, Калангуй!

– Не хотела бы я здесь жить, – выпалила я, проехавшись по улицам Калангуя. Правда, в голове просто не укладывается, как можно гордо именовать вот эти руины городским поселением. Пусть не обижаются на меня жители этого населённого пункта, но какой-то безнадёгой веет. Вот частный сектор, ухоженные домики, но ближе к центру они медленно начинают перемежаться с руинами – фундаменты бывших зданий, полуразвалившиеся многоквартирники, кирпичные коробки с провалами окон, внутри которых гниют кучи мусора, растаскиваемые коровами. И над всем этим возвышается медленно разрушающаяся махина заброшенного комбината по добыче плавикового шпата. Если проехать мимо не до конца разобранного дома, то рядом с ним можно увидеть школу, радующую глаз побелкой. Повернуть направо, и вот улица Ведерникова, по которой радостно топают в храм знаний детишки. Ощущение такое, что ребятня идёт по территории, которая совсем недавно подверглась артобстрелу. Проезжаем дальше, где-то в середине улицы на глаза попадается целый микрорайон новёхоньких домиков, которые так резко контрастируют с двухэтажными развалюхами – строится жилье для переселения.

Мы счастье построим в руинах

– Мы останемся без средств к существованию! – возбуждённо размахивая руками, кричали жители. Ситуация сложилась абсурдная до ужаса, чтобы в ней разобраться, вернёмся на несколько десятилетий назад.

Богатейшее месторождение флюорита, столь необходимого в атомной промышленности, «родило» посёлок Калангуй. Люди приезжали сюда со всего Советского Союза. Специально для них строились двухэтажные дома, правда, неблагоустроенные. Рядом с домами каждому жителю отводился небольшой участок земли, на котором он мог построить баньку, организовать небольшенький огород, возвести стайки и держать скотину. Тут же сделали сараи и дровяники. Шли годы, государству стал не нужен плавиковый шпат. Люди остались без работы. Сейчас Калангуй – это посёлок людей пенсионного возраста, которые выживают за счёт пенсий и своих огородов. Молодёжь разъезжается кто куда может либо работает вахтовым методом, время от времени возвращаясь на свою малую родину. На месте работы нет.

А тут вдруг нежданно-негаданно счастье привалило в виде федеральной программы по переселению из ветхого и аварийного жилья. И все бы ничего, но часть новых домов планируют построить на месте тех самых банек-огородов.

Так уж получилось, что жители в своё время не озадачились такой проблемой, как оформление земельных участков, то есть на сегодняшний день земля находится в муниципальной собственности, и глава Калангуя принял волевое решение распоряжаться этим имуществом на своё усмотрение.

– Нам велено снести наши постройки. Другого пустого места под строительство не нашлось, однако же пока новые дома будут строиться, мы будем сидеть без бань, огородов. Даже элементарно негде будет помыться, общественной бани у нас нет. Мы полным ходом подготовились к дачному сезону, вырастили рассаду, её уже впору высаживать, а некуда, – жалуется Галина Георгиевна.

Идём с жителями улицы Ведерникова в экскурсию по домам.

– Вот, смотрите, разве наш дом можно назвать аварийным? – спрашивают они у меня. Перехожу из комнаты в комнату, тепло, чистенько...

– Нам бы ремонт сделали. Крышу бы прокапиталили, и мы бы дальше могли прекрасно жить в этих домах, – вклинивается кто-то в разговор.

– Знаете, где будет стоять наш новый дом? – спрашивает Татьяна. – Пойдёмте, мы вам покажем.

Под строительство уже подготовили площадку. Вот только окна будущего дома будут смотреть прямо на разрушающееся строение. И не просто смотреть, а будут практически впритык к нему.

Идём дальше. Проходим те самые пресловутые огороды. Аккуратненькие грядочки, на которых уже взошла зеленуха, где-то квохчут куры, покосившиеся баньки и сараюшки. Сразу за ними развалины.

Вот хорошая стройплощадка. Почему бы не здесь строить дома? Сносить-то они не собираются ничего кроме наших огородов. Вы видели нашу улицу? Скоро к развалинам добавится ещё несколько. А по этой улице дети ходят в школу. Прямо улица разбитых фонарей какая-то.

Мы строили-строили и, наконец, построили

Из любопытства заезжаем в новый микрорайон. Дома маленькие, если не сказать крошечные. Веранды светятся щелями в палец толщиной. Наш водитель упорно ищет между брусом паклю или хоть что-то на неё похожее. Надо сказать, находит, но столь мало, что начинают мучать некоторые сомнения по поводу теплоизоляции. Правда, надо сказать, что с внешней стороны ещё предполагается слои утеплителя и обшивки. И все же... Внутри как-то тесно. Непонятно, то ли это будет одно помещение, то ли его разделят на клетушки перегородками.

Как нам потом пояснил глава Калангуя Олег Чигидин, четыре дома площадью по 22 квадрата. Двадцать два! И это при норме 33 квадратных метра на человека!

– Реализацией проекта занимаются Министерство территориального развития и Служба заказчика, – поясняет Олег Анатольевич. – Финансирование осуществляется из двух источников – это федеральные средства и бюджета края. От нас требовалось лишь определить аварийные дома и земельные участки под строительство. Да, мы выбрали те, которые заняты огородами, но это муниципальная земля, а не частная собственность. И ладно бы они там правда скотину держали, так ведь нет. Мы объясняли жителям, чтобы они не садили нынче ничего либо занимали участки повыше стройплощадки, на которой будет их новый дом...

На мой вопрос, а как же люди мыться будут – Олег Анатольевич лишь поулыбался. Абсурд в том, что, как оказалось, программа по переселению не подразумевает снос старых строений. То есть на строительство деньги есть, а вот на снос их нет. И все расселённые дома будут стоять разрушающимися махинами, пополнив и так обширный список. Бюджет поселения не позволяет выполнять работы по сносу самостоятельно.

На мой вопрос, почему не сделать ремонт старых домов. Олег Чигидин сказал, что ремонт никогда не делался, а связываться с федеральным законом себе дороже – один из домов прокапиталили, так жильцы всё-то жалуются.

Повальная безалаберность, на мой взгляд. Разрушаются дома не только пятидесятых годов, но и относительно новые, построенные пару десятилетий назад. Там, где можно было обойтись малой кровью, почему-то доводят до полной разрухи, вкладывая огромные деньги.

Вопросы возникают и по очерёдности переселения. Те дома, которые ещё могут простоять не один десяток лет, попали под переселение раньше, чем те, в которых, правда, невозможно жить – рухнувшие перекрытия, съеденные грибком половые доски, превратившиеся в труху, падающая штукатурка. Один из жильцов такого дома вынужден жить в летнике у себя на огороде, которые, кстати напомнить, велено снести в кратчайшие сроки.

Получается, что кругом виноваты калангуйцы – земли вовремя не оформили, ремонт в своих домах не требовали, что рассаду насадили, потому что на мизерные пенсии иначе не выживешь, кроме как копошась до одури на огороде, а за это им построят новые дома в городском поселении среди развалин, заваленных мусором.

Кстати, в том, что мусор кругом, со слов главы, также виноваты жители, которые не желают платить за вывоз бытовых отходов, предпочитая валить в те самые развалины.

Лидия Яковлева, Вечорка № 23. 8 июня

Тайна Файнгольдов, или Клад в Атамановке

110 лет назад, в 1906 году, на улице Николаевской, ныне Профсоюзной, Салфит Гершевич (Цалфит Григорьевич) Файнгольд построил красивый особняк из 39 комнат. Ещё бы – он был далеко не беден и имел в Чите и Нерчинске не только дома, но и ювелирные, часовые магазины и мастерские.

Таких ортодоксальных еврейских семей, в которых отец ждал от своих детей послушания и почтения, а мать была щедра на прощение и любовь, тогда в нашем городе было много. Конечно, они соблюдали субботу (шаббат) и отмечали Хануку, а рождение детей считали благословением Бога. Конечно, много работали. Но бурные события XX века заставили их уехать из страны и сломали национальный семейный уклад, разбавив еврейскую кровь русской и польской.

Через 93 года, летом 1999-го, чтобы увидеть родину своих предков приехал в Читу живущий в США Владимир Файнгольд – предприниматель и учёный, руководитель Staar Surgical Company, Inc.,бывшей в то время дилером МНТК «Микрохирургия глаза» Святослава Фёдорова. Волею судеб нашей семье пришлось встречать гостя, его жену и детей.

Чита

Сложно вместить в газетный разворот целую сагу о Файнгольдах, переживших на своём веку множество горестей и лишений. Так что домысливай, мой читатель, включай воображение и вспоминай историю.

Григорий, дед Владимира Файнгольда, осиротел в 12 лет. И хотя в семье было ещё четверо детей, именно на подростке Грише держался дом, мастерские, магазины и оптика. Когда началась Первая мировая, семейный совет принял решение, и братья уехали в Сан-Франциско. Тогда многие эмигрировали навсегда, но они сразу после революции вернулись в Читу, где оставались мать и сёстры. Григорий к тому времени стал достаточно известным специалистом-ювелиром.

Именно он в 1923 году был приглашён для оценки доставленных в Забайкалье фамильных драгоценностей дома Романовых, которые большевики хотели продать за рубеж. В Чите Григорий женился на Феодосии Керзон, здесь родился их первенец Соломон – отец Владимира.

В период НЭПа дела братьев Файнгольд шли так себе: политика по отношению к частному капиталу отличалась непостоянством и напоминала игру без правил. В любое время им могли или предоставить какую-нибудь льготу, или посадить в тюрьму. Сущим наказанием для нэпманов были налоги: подоходный, промысловый, имущественный, военный, квартирный и самый разорительный – налог на сверхприбыль, по которому у частников изымали до 50 процентов прибыли.

Не удивительно, что в 1925 году братья были привлечены к суду, как писал краевед Владимир Лобанов в своей книге «Старая Чита», «за сокрытие золотых вещей» и ложные сведения о доходах. Не знаю, каким было решение того суда, но 19 мая 1925 года «Забайкальский рабочий» называл Файнгольдов «дельцами по околпачиванию советских работников», которые «понесут, конечно, должное наказание, и это будет хорошей наукой для тех, кто ещё так или иначе продолжает спутывать налоговых работников и причинять этим ущерб советской казне, скрывая свои действительные доходы от финорганов».

Тучи сгущались. Начались тайные ночные карательные операции с конфискацией и арестами. В 1930-м брату Борису, известному читинскому футболисту, служившие в грозном ГПУ товарищи по футбольной команде «Орёл» по дружбе посоветовали: «Бегите». Взяв с собой самые ценные вещи, семья тайно покинула родной город и контрабандными тропами отправилась в Китай. На границе их обстреляли, в Маньчжурии ограбили хунхузы, и всё же, рискуя жизнью, они добрались до Харбина.

Харбин

Года два Файнгольды прожили спокойно, занимаясь торговлей. Но скоро ситуация изменилась: японцы оккупировали часть Китая, начались репрессии. Григория обвинили в том, что он «советский шпион» и посадили в концлагерь. Семья, собрав весьма солидную сумму на взятки японским должностным лицам, сумела добиться его освобождения лишь через два с половиной года.

Со вступлением Японии во Вторую мировую войну в Харбине начались аресты евреев и конфискация имущества. Нередки были антиеврейские провокации. Файнгольды выжили.

После разгрома Квантунской армии и прихода в Харбин советских войск лидеров еврейской общины депортировали в Россию – в концлагеря.

Григория арестовали вновь. Теперь уже как «японского шпиона». За освобождение опять пришлось платить.

Соломон в отличие от родителя не проявлял большой склонности к ювелирным делам. Его влекло искусство. Он какое-то время даже играл в русском театре, открывшемся с приходом советской армии. Там познакомился со своей будущей женой. Ольга Алексеевна Доброхотова была потомственной русской дворянкой. В 1949 году у них родился единственный сын – Владимир.

Израиль – Австралия

Когда к власти в Китае пришли коммунисты, из Харбина уехало большинство оставшихся евреев. Файнгольды решили перебраться в Израиль – появилось тогда такое молодое государство. Что было можно, продали, остальное – бросили. Багаж отправили отдельно, сами добирались по маршруту: Харбин – Тяньцзинь – Бомбей – Израиль. На месте узнали, что весь багаж в дороге украден.

На обетованную землю вступили вновь без гроша в кармане. Семья, насчитывающая 21 человек, разместилась в трёхкомнатной квартире. Питались на карточки, получая ежедневно пайку хлеба и раз в три дня одно яйцо. Соломон отвечал за старших, заботился о родителях и старался дать образование сыну. Жили трудно, но дружно, врастая корнями в израильскую землю.

Владимиру Файнгольду было 20 лет, когда он, окончивший школу и техникум, решил уехать в Австралию. Перспектив в Израиле у него было мало, ведь мать его – русская. В Австралию, где жила одна из его тёток, он приехал с шестью долларами. Жил на балконе. Работал чертёжником. Учил язык. Скопил деньги – сделал взнос для поступающих в самый престижный в стране Сиднейский университет. Днём учился, ночью работал таксистом.

Спал по три-четыре часа в сутки. Окончил инженерный факультет с золотой медалью. В 1973 году сумел перевезти в Австралию родителей.

Дословно Владимир Файнгольд: – Я всегда старался следовать дедовскому завету. А он часто мне говорил, что наш главный капитал – в голове. Несколько раз приходилось всё бросать и начинать с нуля, но никто не отчаялся, не спился, не покончил жизнь самоубийством, не свихнулся. Трудились и думали, думали и трудились.

Инженерные знания и интерес к наукам привели его в сферу медицинской техники. Начинал как конструктор в сфере кардиологии. Позже увлёкся офтальмологией – может, кровь прадеда, имевшего в Чите оптику, дала о себе знать? Распространяя свой опыт, Владимир объездил весь мир. В США познакомился с Нэнси, американкой с польскими корнями. Их дети – Наташа и Миша родились в Австралии, но на момент приезда в Читу семья жила уже в Штатах.

Пень, «цацки» и старинный медальон

Тогда, в 1999-м, мы возили своих американских гостей по Чите. Были у дома на Анохина (бывшей Ленской), где родился дед Владимира – Григорий Файнгольд. Эта старая усадьба, которая и сегодня цела, на них впечатления не произвела. Дом, как дом. Таких и до сих пор в городе немало. Зато возле особняка на Профсоюзной, построенном Салфитом Файнгольдом в 1906 году, Владимир, Нэнси, Наташа и Миша задержались надолго. Хотя и было это здание в то время полуразрушенным, разбитые окна зияли пустыми глазницами.

После экскурсии по городу поехали на нашу никишинскую дачу. Лето было прохладным и очень дождливым. В доме топилась печь. Моя свекровь пекла пироги с капустой. Шумел самовар. Ребятишки, быстро найдя общий разговор с нашим сыном, общались о своём, смеялись, подбрасывая в печь поленья.

Мы грелись, слушали рассказ Владимира, только вдруг, ни с того ни с сего, он спросил: «А далеко ли Атамановка? Можно туда съездить?»

Желание гостя – закон. Поехали. Потом часа три, под сильнейшим дождём, в офицерской плащ-палатке моего свёкра ходил Владимир вокруг посёлка, мерил шагами расстояния от сосны к сосне, считал те шаги, временами заглядывая в какую-то бумажку. Дважды упёрся в чей-то забор, вновь возвращался в лесок. Вернулся в машину мокрый, расстроенный, на вопросы не отвечал. А на следующий день попросил маршрут повторить. И опять – сосны, шаги, план на бумажке и вздохи, о смысле которых можно было только догадываться.

Гости уехали, а через год то странное поведение Владимира нам вспомнилось вновь.

Как-то дядька моего мужа, заядлый парильщик Николай Яковлевич, отдыхал субботним вечерком в бане на Петровской. После очередного захода в парилку затеялись под пивко неторопливые разговоры с мужиками, коллегами по берёзовому венику.

Тема нашлась очень интересная – клады. И вот возьми Николай Яковлевич и расскажи о нашем американском госте, промокшем до нитки под дождём в Атамановке.

– Слушай, а не наш ли клад он искал? – перебил его вдруг один из парильщиков, дальше поведавший приблизительно следующее:

«Мой батя в конце пятидесятых решил выкорчевать в огороде, у нас в Атамановке, пень от давно срубленной сосны – мать о корни запиналась, всё ругала отца, мол, убери да убери. Пень крепкий, кряжистый, не поддавался. Только вдруг что-то клацнуло под отцовской лопатой.

Начал батя поаккуратней копать и вскоре добыл сундучок с коваными углами, а в нём всякие цацки – брошки, перстни, монеты и прочее золотишко.

Ещё, в отдельном футляре, старинные ювелирные весы с маленькими гирьками. Батя о найденном сообщил куда следует. И, что характерно, государство не обидело: на отмеренный от того клада «процент» отец и свой дом поправил, и меня, когда я женился, отделил, а сестре моей дал образование в самом Ленинграде, где она выучилась и замуж вышла».

Связывать две истории воедино или нет, я не знаю. Только та заметка из «Забайкальского рабочего» за 1925 год про «сокрытие золотых вещей» братьями Файнгольд почему-то вспомнилась сразу.

Тут бы и точку можно поставить, конечно. Только не могу не поделиться ещё одним удивительным совпадением.

Когда в 1999 году наши гости улетели в Москву, а оттуда в Америку, сагу о Файнгольдах я пересказала своей маме. Оказалось, что эта фамилия ей известна давно. Дело в том, что бабушка моей мамы, Пелагея в девичестве Мирошникова (в миру её звали Полей), в году 1890-м совсем юной нанялась в дом Файнгольдов прислугой. Здесь она обучилась грамоте и еврейской кулинарии, а после стала отменной нянькой – ей доверили детей. Служила преданно и верно. Не зря, эмигрируя, хозяин очень просил Пелагею поехать с ними. Та, наплакавшись, отказалась, потому что у неё к тому времени была и своя семья.

Но до конца своих дней носила моя прабабушка рядом с нательным крестиком красивый серебряный медальон, в котором хранился, туго перетянутый ниткой, локон волос кого-то из маленьких Файнгольдов.

Кстати: В построенном Салфитом Файнгольдом доме на Николаевской поначалу размещалась гостиница «Москва», позже – военный госпиталь и типография. В годы своего правления атаман Семенов устроил здесь штаб 31-го пехотного полка. Правда, к тому времени имение было заложено в Нижегородско-Самарском земельном банке и продано читинцу Абраму Бергуту за 93800 рублей. После революции особняк принял в свои стены районный совет профсоюзов, рестораны «Шари Вари», «Ливадия», «Одесская кухмистерская» и табачную фабрику Аопато. Сейчас здесь региональные подразделения Следственного управления СК РФ.

Владимир Соломонович Файнгольд имеет 40-летний опыт работы в области производства медицинской техники: с 1975 по 1984 г. – руководитель Telectronics Pty. Ltd., Австралия; с 1984 по 2001 г. – управляющий директор и председатель правления Bionics Pty Ltd., Австралия, директор Canon-Staar, Япония; с 2001 г. – главный исполнительный директор Visitome, Inc. и BioVision AG, в настоящее время – главный технический директор Presbia PLC, США.

Ирина Баринова, Экстра № 23. 9 июня