«Баир, надо возвращаться»

В 29 - второй секретарь читинского обкома комсомола и первый бурят на этой должности, в 34 - депутат Госдумы, в 38 - внезапно бросил Москву и дома выиграл очень непростые выборы. «Как говорил один мой друг, с людями надо разговаривать», — шутит экс-глава Агинского Бурятского автономного округа (АБАО), а ныне сенатор Баир Жамсуев, на интервью с которым я приехала в Агинский округ. Место, откуда его командировали в 9 месяцев и в которое он всё время мчится.

- У вас какой был план в 80-м - работать учителем всю жизнь?

- Была тяга к округу — я после вуза приехал в отдалённое село Улан-Одон, это за Оловянной, Могойтуйский район. Поселили сначала в дом к председателю колхоза. У меня молодая жена беременная. В 21 год все женятся по любви. За неделю поменяли три места жительства и наконец остановились у одной тётушки — заведующей интернатом. У неё домик был деревянный, там маленькая комнатка, кровать помещалась одна, вот туда мы заселились.

Село чисто бурятское. Я веду историю. Не очень хорошо по-бурятски говорю. Жена родила, её родители, они чабаны были, на лето с ребёнком забрали. А я доработал в школе до летних каникул, поехал в Читу, иду как-то по улице и встречаюсь с Равилем Фаритовичем Гениатулиным (впоследствии — первый губернатор Забайкальского края — Е.Ш.). «Где ты, как ты?» — «Да вот так, ребёнок, жена». — «Где живёшь, как?» — «Да вот так вот». — «Нету квартиры разве в селе? Подожди, позвоним».

И позвонили нашему сокурснику Алексею Тихенко (экс-руководитель регионального управления Росреестра - Е.Ш.), он тогда был уже завотделом обкома комсомола. Тихенко говорит — давай инструктором. Квартира есть в Чите родительская на КСК, нормально. Вот, пошёл на комсомольскую работу.

- А как же школьники в Улан-Одоне?...

- Ну мне надо было с семьёй что-то делать. Ребёнок маленький. Но вообще мы до сих пор иногда с ними встречаемся, всё у них хорошо.

- Если бы у нас всё ещё был Советский Союз, вы бы сейчас кем были?

- Я бы, наверное, был уже пенсионером. Пик карьеры был бы, может быть — вторым секретарём партийного комитета или заместителем председателя исполкома по социальным вопросам, или директором школы. Первым бы не был, у меня образование гуманитарное, не инженер, не зоотехник. А потом - пенсия.

- А жили бы где?

- Здесь бы жил. А больше где?

- Правильно ли я понимаю, что вы уехали в 91-м руководить представительством округа в Москве, потом дважды были депутатом Госдумы и вдруг вернулись главой АБАО?

- Потому что я хотел. Я когда пришёл главой, тут ни одна котельная не работала нормально, буржуйки стояли в домах. Округ же маленький субъект федерации, он сразу развалился. Угля нет, свет отключают, — всё хуже, чем было в Читинской области.

Баранов этих бедных всех перерезали. В советское время было под 800 тысяч, когда я пришёл — оставалось 200 тысяч. Я всегда шутил: бараны — это СКВ, свободно конвертируемая валюта. На свадьбу — барана, на похороны — барана, запчасть достать — барана, в институт поступить — деньги. Деньги где взять — барана.

- Давайте ещё раз. Вы депутат Госдумы второго созыва. Здесь даже с котельными проблема. Вы зачем вернулись?

- Ну я же избран был отсюда. Причём я первую Госдуму прошёл легко, создал профсоюз, много помогал людям, округу, и все меня знали. А в 95-м выборы были очень сложные. Это же ещё нищета и дикий капитализм. Кто-то стремительно богатеет, кто-то беднеет.

И у меня был соперник — уроженец нашего округа. У него в Улан-Удэ была такая организация — они продавали «Жигули», которые шли на экспорт. Это была распространённая схема — идёт партия «Жигулей», на границе смотрят — допустим, каких-то ключей нет, всю партию заворачивают назад и уже дешевле продают на внутреннем рынке. За два года в Улан-Удэ фирма стала греметь. Они даже самолёт купили — Ту-154, был свой банк, магазины.

Я помню — они приезжают сюда на выборах, все на джипах, в кожаных куртках, охрана в чёрных кожаных длинных плащах. Народ так смотрит: «Оё-ё-ё, выбился в люди». Короче, деньги туда, подарки сюда, они целой колонной машин приехали, на участках сидели, все братки с Улан-Удэ. Такая борьба была — я только на 500 голосов выиграл! В двух районах проиграл, в Агинском выиграл.

А когда в округе начали первые выборы главы проходить — никто не выигрывал. Надо было набрать больше 50 процентов, сначала никто не мог набрать. Потом выдвинулся глава одного из районов округа, ставленник той же улан-удэнской фирмы, она же финансировала его выборную кампанию. Этому главе противостоял на выборах Болот Аюшиев, но он как раз в это время уезжает в Читу, заместителем главы области Равиля Гениатулина, председателем комитета по финансам.

И народ мне говорит: «Баир, ты чо, сейчас торгаши придут к нам, им что ли отдавать округ?». И друзья говорят: «Баир, надо возвращаться».

А у меня уже был азарт — я должен что-то сделать для округа! Было огромное желание изменить. Чтобы люди видели. Мне было очень важно, чтобы люди почувствовали результат моей работы, поэтому было важно вложиться: найти деньги, улицы отремонтировать, дома построить... Я чувствовал в себе драйв. Мама говорит: «Ты что, с ума сошёл, умирающий округ, ты куда поехал?» А я говорю: «Не, мама, надо».

- Надо было объединять область с округом?

- С какой точки зрения? Страны?

- Нет, с вашей личной человеческой точки зрения.

- Ну, конечно, нет. Люди куда тянутся — к центру принятия решений. Если это субъект Российской Федерации, то этот центр рядышком. Почему мы раскрутили эту историю с налоговыми льготами? (Жамсуев говорит о создании в округе свободной экономической зоны, действовавшей с начала его руководства округом до изменения федерального законодательства в 2001 году — предприятия регистрировались в округе с возможностью налоговых послаблений и платили налоги в бюджет округа — Е.Ш.).

Это же только мы смогли. Хотя и в Чите была попытка создать свободную экономическую зону «Даурия». То есть мы максимально использовали институциональные возможности, которые нам были даны как субъекту федерации.

- Ну а можно было не соглашаться?

- Я не соглашался с 2002 года.

- А можно было продолжать не соглашаться?

- Вряд ли — так или иначе и у меня, и у округа могли бы возникнуть проблемы. Плюс был ещё политический момент — ведь бурятских-то субъектов оказалось аж три. Усть-Ордынский округ, Бурятия и мы. Бурят всего 500 тысяч — и целых три субъекта Российской Федерации. Хотя экономических основ, чтобы быть полноценным субъектом федерации, конечно же, у АБАО не было. Эти округа — это результат политических игр 1991 года между Горбачёвым и Ельциным.

Когда начался процесс объединения Усть-Ордынского автономного округа и Иркутской области, я понял, что следующие мы. У меня и моей команды было два пути в этой ситуации: хлопнуть дверью и уйти... Или всё-таки взять ситуацию и процесс объединения в свои руки и провести эту работу с максимальной выгодой для округа.

- А губернатором вас никуда не звали?

- На Камчатку. После объединения сразу на второй день. Отказался.

- Почему?

- Потому что я хотел быть здесь. Я говорил — ну давайте, посмотрите на меня в Забайкалье, на худой конец в Бурятии. Они об этом слышать не хотели. Ну, я отказался. Где Камчатка, где я. После этого я два года работал в администрации президента. Это хороший опыт, но со временем я начал сам проситься домой, и меня сюда отправили — ГФИ (главным федеральным инспектором - Е.Ш.). Сначала хотели в Иркутскую область, я даже написал заявление, а потом сказали: «Поедешь?» И сразу примчался (смеётся).

- Как в округе обеспечивается результат выборов?

- На личном авторитете. Мы с коллегами ездим, встречаемся с людьми и говорим — о жизни. Они голосуют за те позиции и за того кандидата, за которого мы их убеждаем. Вот почему округ при объединении показал 94 процента? Я знаю, что людям сказать, чем они живут, чем дышат, и они меня как облупленного знают. Разговариваю с ними на одном языке, не как чужой приезжий технолог.

Я вырос и состоялся на глазах этого поколения, которое осознанно голосует. И верю в те идеи, за которые агитирую, люди, надеюсь, верят мне. И я ведь отвечаю за свои слова, несу ответственность перед земляками.

Мы же проходили выборные кампании в жесточайшей конкурентной борьбе с теми людьми, которых тоже знали в этой же территории. Все знали биографию каждого кандидата — всё знали: где он учился, какую школу закончил, учителей знали, кто у него семья, в каком году в армию пошёл, что жену его зовут Зоя Денисовна, у них трое детей, учатся там-то и так далее. Про меня тоже все всё знают — я на все должности проходил в результате выборов. Однажды в какой-то биографии написал, что моё любимое блюдо — пельмени, пришлось четыре-пять раз в день есть пельмени. У меня к концу кампании щёки были — как закрома родины!

- Что думаете про интервью Останина (Виктор Останин, экс-руководитель регионального управления ФСБ, экс-депутат Читинской областной думы — Е.Ш.), который заявил о крайне ненормальной, на его взгляд, ситуации в верхушке управления краем, а также о том, в ближайшие полгода к власти в регион должны прийти адекватные люди, потому что иначе костей не соберём?

- Это позиция Останина. Она более критичная. На нём сейчас не лежит груз ответственности должности (хотя у Виктора Алексеевича есть опыт работы в этой системе), поэтому он может делать более радикальные заявления.

- Вы как думаете, нам теперь всегда будут присылать боевых андроидов вместо местных?

- Я не имею привычки так делить, что «варяг» — это плохо, а местный — это хорошо. Так не бывает.

- Просто пока не было ни одного хорошего «варяга».

- Вы торопитесь с выводами, их ещё рано делать.

Когда уходил Гениатулин — местный — вы вспомните, что творилось, кричали женщины «ура» и в воздух чепчики бросали. Чуть ли не фейерверки пускали — ёлки, наконец-то татаро-монгольское иго закончилось! А сейчас Равиль Фаритович по прошествии лет чуть ли не эпическим героем становится.

Взять Ильковского (Константин Ильковский, губернатор Забайкальского края в 2013-2016 годы - Е.Ш.) - я считаю, что надо было ему ещё поработать. Мы же видели, что он меняется, учится, набирается опыта. Любой человек где-то меняется, когда его жизнь заставляет.

Дело не в том, «варяг» это или местный. Важно, чтобы на человека можно было надеяться, и он мог вести за собой.

- Ведь в 90-х годах Россия сохранилась в таком виде только благодаря тому, что на территориях работали избранные губернаторы. Эти люди удержали тогда страну. Да, на себя брали огромный вал критики со стороны населения, но удержали. Потому что все всё равно знали — это наши люди, им верили, их сами избрали. И сегодня в условиях огромных геополитических вызовов, протестных настроений инстинкт самосохранения должен сработать и дать возможность избирать губернаторов в конкурентной честной борьбе.

У меня сейчас душе и сердцу становится тревожно — такой у нас достаточно высокий уровень протестных настроений. И то, что люди выходят... они же не все за Навального выходят. И потом — у нас выросло целое поколение молодёжи, у которого нет иммунитета от бунта, революции, потрясений. Они выросли в другой России. Они не знают, что революция — это страшно, а бунт — бессмысленный и беспощадный.

- Мне кажется, речь идёт не только о молодёжи.

- Ну, совсем ничего не страшно поколению 20-летних. Им непонятно, что всё равно их плодами воспользуются другие люди. Это вообще теория всех революций — их делают студенты и солдаты, а руководят ими вожди. Вот появился Навальный — он вождь. Я смотрю на всё это — и в шоке: народ же скушал. Его беседы, в которых он якобы разоблачает сотрудника, который его якобы отравил, рассчитаны на дураков. Я знаю — любой офицер, хоть в Москве, хоть в Забайкалье, никогда не будет по телефону говорить на темы, которые касаются его службы, тем более с посторонним человеком. Ни-ког-да.

- Почему это возымело такой эффект?

- Потому что это упало на благодатную почву. Людям хочется услышать именно это — что плохие силовики пытались отравить хорошего Навального. Значит, у кого-то сошёлся этот паззл. И поэтому мы должны вернуть доверие к институту власти и в том числе к избирательной системе.

Я как представитель высшего законодательного органа страны считаю, что надо укреплять веру в честные и понятные всем выборы.

- И много вас таких в высшем законодательном органе страны?

- Полно. Правда, знаете, есть такая шутка — он обладал высочайшим интеллектом, но только бессимптомно. Вот мы иногда с этой позицией живём бессимптомно (смеётся).

- Чувствуете вы, что наш Агинский округ — теперь Дальний Восток?

- Вот это важный момент. Это не про географию, это про экономику.

Нам была просто катастрофически нужна система рычагов и инструментов развития, которые применялась на Дальнем Востоке. Государство начало вкладываться в Дальний Восток, Иркутск — это уже совершенно другой мир. А Бурятия и Забайкалье на фоне этого развития кругом — узкое горлышко, они ещё больше могли начать отставать. Это очень опасно даже с точки зрения геополитики и безопасности страны.

Я понимал — давайте-давайте, нам нужны эти инструменты развития. Совет Федерации сначала ни в какую, но я уговорил председателя совета по развитию Дальнего Востока и Забайкалья Анатолия Широкова, объяснял важность, он поднял вопрос, проголосовали — и в итоге появился более радикальный документ — указ президента: включить Бурятию и Забайкальский край в Дальневосточный федеральный округ.

Все думали — география, шутить начали. А это институты Дальнего Востока, рычаги — дальневосточная ипотека, гектар, потом единые субсидии на развитие инфраструктуры, ЦЭРы, ТОРы, билеты субсидированные. Такого же не было никогда, чтобы на нас шло такое финансирование и внимание на уровне того же Трутнева Юрия Петровича, который единственный в стране и полпред, и зампред правительства.

И я сейчас точно знаю — это наша заслуга, Совета Федерации.

- Я знаю, вы были недовольны оглаской истории про целевое поступление в вузы детей Аягмы Ванчиковой (замгубернатора по социальным вопросам - Е.Ш.). Почему?

- Ну, потому что в ней ничего такого нет — никакой бюджет за это не платит, ни у кого она ничего не вырвала. И девочка у неё молодец сама по себе. И старший сын тоже. Любой может подойти, попросить направление. Любой! Вуз сам всё равно проводит конкурс среди целевиков. Если бы за направлением сюда обращалось 20 человек, скажем, можно было бы провести конкурс, лучших отобрать, но их столько нет.

Когда при мне была эта система целевого поступления абитуриентов из округа, мы конкурс проводили здесь, потому что они поступали гарантированно. Я заключал договор, нам давали пять мест, например, и мы тут проводили конкурс. А сейчас конкурс есть в самом вузе, самые лучшие из целевиков поступают.

А сама Аягма Гармаевна, я считаю, компетентна, профессиональна, опыт большой. Ей мешают эмоции, да. Но мы достаточно плотно работали в момент её работы в Росздравнадзоре, когда я был ГФИ, у неё глубокий подход к работе, серьёзный. И потом она же впервые за всю историю — бурятка — стала зампредом правительства целого края. Это тоже очень важно именно для бурят, может, вам не понять этих вещей, но у малочисленных народов это очень развито, это гордость за свой народ.

- В Сочи не хотите переехать?

- Я не хочу старость встречать в Москве. Я хочу здесь. Кому я там нужен — старик какой-то, бурят, ходит. А тут я уважаемый человек (смеётся).

И люблю Агу и людей, которые здесь живут. Так и буду остаток жизни проводить — Москва — Улан-Удэ и Агинское, и нормально, и хорошо, мне кажется. Весной станем сюда приезжать, внуки с нами.

- Ну а вы хороший дед?

- Очень хороший. Очень люблю и во всём им потакаю. Мной можно вертеть так и так. Могу в магазин сбегать, если задачу получу от внучки.

Огород будем садить. Тут вкусное экологически чистое мясо, а не непонятно что из московских магазинов — буду держать пару коров и десяток баран и чувствовать себя не хуже, чем в Сочи.

Летом здесь хорошо — сел в машину и я через 5 минут в лесу. Захотел — на Онон поехал — через час дышу чистейшим воздухом степным, купаюсь в воде Онона, где купался в своё время Чингисхан.

Шикарно же?