Везучий курьер из Москвы: он переходил линию фронта четыре раза и бывал в Чите

Впервые я столкнулся с именем этого человека более десяти лет назад. Советский разведчик, он отметился уже в годы Гражданской войны, не раз побывав в Чите, бывшей столицей «княжества» атамана Григория Семёнова, а позже он даже поработал здесь в период существования Дальневосточной республики (ДВР). К сожалению, имя Дмитрия Дмитриевича Киселева и не попало в «Энциклопедию Забайкалья». Поиск данных об этом человеке продолжают исследователи в разных регионах России. Благодаря этому нашлись не только новые факты о его биографии, но и фото этого человека. Но обо всё по порядку.

Всегда удивлялся тому, как людям, белым или красным, удавалось во время Гражданской войны добираться до пунктов назначения, и тому, что в том же 1918 году, когда по всей России уже полыхала война и страна была перерезана многочисленными фронтами, продолжалось движение курьерских поездов по Транссибирской магистрали из Москвы до Владивостока и обратно.

3 октября 1918 года, когда Чита была уже занята белыми и японскими интервентами, местная газета «Русский Восток» (с подшивкой ознакомился в Забайкальском краевом краеведческом музее им. А.К. Кузнецова и в Государственном архиве Забайкальского края) сообщала: «Переезд от Москвы до Иркутска занимает 2 недели. Очень трудно перебираться через фронты. Пойманные расстреливаются».

Во времена правления адмирала Александра Колчака пассажирские поезда с востока ходили только до Омска. Но и тут всё было не просто. Власти ловили контрабандистов и дезертиров, а красные партизаны пускали под откос не только военные эшелоны.

23 февраля 1919 года газета «Забайкальская новь» сообщила, что «на станции Маньчжурия арестован приезжий комиссионер по пушным товарам Неусыхин, предлагавший «благодарность» одному из станционных агентов, но сделавший это так неосторожно, что его слова услыхали другие».

А 12 апреля того же года эта же газета рассказала, что «26 марта в товарном поезде была обнаружена безбилетная женщина, едущая с востока и везущая при себе крупную партию шелка и других неоплаченных товаров на общую сумму около 35 000 р. Контрабандистка передана военным властям станции Иркутск». В этом же номере была напечатана и заметка «Паника дезертиров»: «Военный контроль на станциях В. Удинск, Чита и Маньчжурия задерживает в поездах большое число спекулянтов в возрасте от 18 до 35 лет. Задержанные рассматриваются как дезертиры и направляются в распоряжение ближайшего воинского начальника».

8 апреля в газете было написано о крушении поезда № 4 у Тайшета. Его по ошибке пустили под откос партизаны, ожидавшие воинский эшелон и разобравшие часть пути. По данным газеты, восемь пассажиров погибли и десятки получили ранения.

Особенно трудно было пробираться через Читу и станцию Даурия, бывшую резиденцией барона Романа Унгерна. Но и в других местах можно было попасть в руки контрразведки.

Вот ещё несколько заметок, опубликованных в «Забайкальской нови» в 1919 году.

11 апреля: «На станции Танхой снят с почтового поезда и арестован направлявшийся из Иркутска в Маньчжурию большевик Антон Шевцов, один из бывших иркутских главковерхов красных» (вероятно, газета ошиблась с именем, так как Антон Иванович Шевцов погиб осенью 1918 года в якутской тайге).

1 мая: «В поезде Забайкальской дороги при попытке проехать в Приамурье задержаны три агента советского правительства Мануилов, Попов и Михельсон, едущие под видом военнопленных из Германии. У агентов найдена зашитой в платье большая сумма денег и приказы советской власти к большевистским тайным комиссарам в Приамурье» (кто были эти люди, пробиравшиеся под явно вымышленными именами, и какова их судьба, до сих пор не известно).

6 мая: «Бывший совдеповский комиссар в Забайкалье Арцибашев на днях покончил самоубийством. Самоубийство произошло во время ареста в Харбине, где он был узнан одним из местных офицеров и выслежен. При обыске у него оказалось 13 тысяч рублей денег» (о человеке с такой фамилией каких-либо данных пока тоже не удалось найти).

Так что надо было быть мастером высокого класса, чтобы уметь преодолеть эту «полосу препятствий», выполнить задание и, вернувшись обратно, доложить о ситуации в тылу противника. Киселёв переходил линию фронта четыре раза.

Родился 22 августа 1879 года и свои первые 24 года носил фамилию Николаев. Его родителями были врач Дмитрий Николаевич Николаев и акушерка Ядвига Захаровна (в девичестве Стейнвилло). Странная история произошла в октябре 1903 года, когда 24-летнего Дмитрия усыновила (при живой матери, которая умерла лишь в 1921 году) вдова другого врача и статского советника Александра Михайловна Киселёва.

«Возможно, — предполагал известный новосибирский историк Алексей Георгиевич Тепляков в статье о Киселёве «Борода многогрешная», — причиной было стеснённое материальное положение Киселёва, хотя он к тому времени был уже, в принципе, человеком, живущим на собственный заработок».

Нельзя исключать, что Дмитрий таким образом «запутывал следы». Ведь до 1903 года, когда произошла смена его фамилии, он успел уже достаточно много сделать. В 1898 году он окончил гимназию (это к вопросу о материальном положении его семьи), в 1899 году несколько месяцев служил матросом, рассчитывая приобрести полугодовой матросский стаж для поступления в Одесское мореходное училище. Но что-то не срослось, и он вернулся в родной Нижний Новгород, в котором, однако, не задержался. В тот же год устроился работать учителем в земской школе в селе Щипачиха, что во Владимирской губернии. А осенью 1900 года обнаружился в деревне Танга в Иркутской губернии. Не исключено, что уже тогда он был связан с социалистами-революционерами (эсерами), во всяком случае ссыльным социалистам он постоянно оказывал различную помощь.

В 1907 году он перебрался в столицу своего уезда — городок Балаганск, где стал преподавать в 4-классном городском училище.

«Документы говорят, — отмечал историк Теляков, — что в 1913 году Киселёв разделил имущество с братом жены, получив двух коней, двух коров, пиломатериал на дом, плуг, лодку и пять десятин пашни, и стал хозяйствовать самостоятельно. <…> Раздел имущества через семь лет совместного хозяйствования, возможно, был связан с разводом: оставив первую жену Екатерину Павловну вместе с четырьмя детьми, Киселёв сошёлся с Екатериной Алексеевной Ивановой, которая до того доводилась ему родственницей — супругой брата первой жены».

Она стала его верной спутницей, также служившей позже в военной разведке и вместе с ним выполнявшей роль курьера Центра.

Интересно, что в 1912 году этот учитель попытался баллотироваться в состав IV Государственной думы от крестьян Иркутской губернии, но избирательной комиссией был «разъяснён», то есть вычищен из списка как не соответствующий всем требованиям.

Через несколько месяцев после начала Первой мировой войны в апреле 1915 года Киселёв как ратник первого разряда был зачислен в списки нижних чинов 3-й роты 12-го Сибирского запасного стрелкового батальона. Но уже в мае его уволили «по слабости зрения».

В сентябре 1916 года Дмитрий Дмитриевич стал работать инспектором Верхоленского городского 4-классного училища в Иркутской же губернии. Здесь он познакомился с будущим начальником Иностранного отдела ОГПУ Меером Абрамовичем Трилиссером, который позже сыграл немалую роль в его судьбе.

Учитель Киселёв радостно встретил и Февральскую, и Октябрьскую революции 1917 года. В декабре 1917 года левый эсер Киселёв был избран председателем Верхоленского совета, назначен уездным комиссаром. В начале 1918 года он — член Иркутского губернского исполкома Советов, помощник губернского комиссара внутренних дел, а затем в течение трёх недель — исполнявший обязанности этого комиссара.

Когда в мае 1918 года от Волги до Тихого океана на всей линии Транссибирской магистрали начался мятеж чехословацкого корпуса, поддержанный белогвардейскими подпольными организациями, Дмитрий Дмитриевич от левых эсеров вошёл в состав военно-революционного штаба, созданного в Иркутске.

После же занятия этого города белыми перешёл на нелегальное положение. В Иркутске же его, как и других комиссаров Центросибири, в это время белые заочно приговорили к смертной казни. Бежать им помог бывший офицер Сергей Мерцалов, укрывший их на заранее подготовленной квартире. Через несколько дней Киселев, изменивший внешность (сбрил приметные бороду и усы), с супругой был вывезен крестьянином, приезжавшим на рынок, в село Александровское.

Под фамилией Краснощёковы они с женой начали пробираться на запад и к осени сумели добраться до Москвы. Там он, во-первых, покинул ряды эсеров, но стать большевиком сразу не смог (не было тех, кто мог бы дать ему рекомендацию). Во-вторых, был принят на службу в наркомат внутренних дел, которым тогда руководил Георгий Иванович Петровский. В-третьих, уже в ноябре 1918 года отправлен обратно на восток. И это несмотря на приговор к смертной казни.

Направил этого курьера лично председатель ВЦИК и секретарь ЦК РКП(б), второй человек в партии большевиков Яков Михайлович Свердлов. Именно он тогда отвечал за сибирские дела. Это было первое партийное задание будущего большевика Киселёва.

Супруги отправились в дорогу под видом беженцев. Киселев стал московским мещанином Иваном Филипповичем Моцным.

Действовать ему приходилось на свой страх и риск. В Москве толком не знали, кто из большевиков в Сибири и на Дальнем Востоке уцелел. Не было ни явок, ни паролей. Могли помочь только какие-то связи и… чутьё. Начали они с Иркутска, где жил и работал его беспартийный брат Михаил Николаев. Он помог связаться Киселёву-Моцному с местными большевиками-подпольщиками. От них ниточки потянулись дальше на восток.

В начале 1919 года он побывал в Верхнеудинске (так тогда назывался Улан-Удэ) и в Чите.

Когда в августе 1918 года красные под ударами чехословаков и белой армии Временного Сибирского правительства с запада и отрядов атамана Григория Семенова с юга вынуждены были оставить Читу и двинуться в Приамурье, в Чите были оставлены самые разнообразные подпольные группы. Дело в том, что свое подполье создавала каждая из левореволюционных партий, а это не только большевики, но и их союзники левые эсеры, эсеры-максималисты, меньшевики-интернационалисты, анархисты и так далее.

Большевики вроде бы оставили опытного руководителя — члена РСДРП(б) с 1905 года Ивана Таубе. Историк Владимир Исакович Василевский об этом выборе писал так: «Этот выбор был очень удачным. Опытный конспиратор, Иван Ансевич сумел поставить себя так, что даже самые ближайшие друзья и товарищи по работе, как пишет Л. Литви­на, не знали о его оставлении в тылу врага».

Правда, не успели 26 августа красные покинуть Читу, а уже 5 сентября Иван Таубе был арестован белой контрразведкой и вскоре казнен. Большевистское подполье на какое-то время осталось без руководства. Представители же других партий ставку сделали на проведение индивидуальных терактов. Какие-то удались, но большинство, в том числе и против атамана Семенова, нет. Зато контрразведке к концу 1918 года удалось разгромить большую часть и этих подпольных организаций, уничтожив десятки подпольщиков. Те, кто еще оставался, можно сказать, легли на дно.

Восстановить подполье в Чите и должен был Дмитрий Киселёв, которому стало ясно, что без опытного руководителя сделать это будет сложно. Следующим в его поездке стал Благовещенск. Здесь он сумел найти своего старого знакомого Меера Трилиссера, который под чужой фамилией лежал в больнице вместе с ранеными белыми офицерами.

И в Чите, и в Благовещенске Киселёв-Моцный доводил до местных подпольщиков установку Центра о необходимости объединения всех левых сил (большевиков, левых эсеров, меньшевиков, анархистов) в единое антиколчаковское подполье. Вероятно, не без его участия вскоре из Благовещенска в Читу приехал левый эсер Александр Ефимович Петров (псевдоним «Костя»), который вскоре и возглавил восстановленное подполье. К сожалению, через некоторое время семёновской контрразведке удалось разгромить и эту подпольную организацию, а «Костя» был убит в перестрелке при задержании.

А курьер из Центра тем временем побывал в Хабаровске, Владивостоке и Харбине, где встречался с руководителями местного подполья. Белая контрразведка получила сведения о прибытии эмиссара из Москвы, за которым началась настоящая охота. Поэтому Дмитрий Дмитриевич свернул поездку и вернулся в Москву. Обратная дорога также была сопряжена с массой опасностей. В целом эта его «командировка» заняла более полугода.

В июне 1919 года Киселёвы добрались до Москвы. С собой они привезли 140 сибирских и дальневосточных газет, а также доклад о работе местных большевиков и их союзников по подполью, написанный на холсте (бумага шуршала при ощупывании) и зашитый в шубу супруги.

29 июня 1919 года его пригласили в Кремль на встречу с председателем Совета народных комиссаров (СНК) и лидером большевиков Владимиром Ильичом Ульяновым (Лениным). Почти час продолжалась их беседа, после которой Ленин сказал, что Киселёв привёз добрые вести о восстановлении подполья и серьезном сопротивлении в Сибири и на Дальнем Востоке адмиралу Колчаку.

Не без иронии Ленин спросил о том, неужели и зажиточные селяне выступают за Советы и против Колчака. Получив утвердительный ответ, председатель Совнаркома подытожил: не хотят крепкие сибирские мужики отдавать хлеб и новобранцев белым властям. Одновременно Ленин с досадой отметил, что здесь генерал Деникин пока «бьёт нас». Ильич также высказался о том, что надо сначала добить Колчака, а потом заниматься очисткой юга.

Спустя многие годы, по предложению Института марксизма-ленинизма при ЦК партии Дмитрий Дмитриевич написал воспоминания о той памятной для него встрече: «Владимир Ильич интересовался буквально всем, что имело отношение к положению на востоке нашей страны: революционной борьбой сибирских и дальневосточных рабочих и крестьян, взаимоотношениями Колчака с атаманом Семеновым и японцами, вооружением и снаряжением колчаковской армии, многими другими фактами, какими бы незначительными казались они мне. Но особенно Ленин интересовался тем, какую форму принимает партизанское революционное движение в тылу Колчака, организуются ли Советы там, где колчаковская власть свергнута. <…> Прощаясь, Владимир Ильич пожелал мне успеха в новой поездке в Сибирь, крепко пожал руку и просил передать привет нашим товарищам, борющимся в колчаковском тылу».

Вскоре он стал членом РКП(б).

Интересно, что в середине 1930-х годов художником Евгением Осиповичем Машкевичем была написана картина «Делегат-дальневосточник Д.Д. Киселёв докладывает В.И. Ленину о партизанской борьбе в Сибири и на Дальнем Востоке».

А тогда в 1919 году Киселёву с женой пришлось снова отправляться за Урал — на сей раз по мандату от Фёдора Исаевича Голощёкина, возглавлявшего Урало-Сибирское бюро ЦК РКП(б). Мандат, написанный на шёлке и надёжно зашитый в одежду Екатерины Алексеевны, сохранился: он датирован 27 июля 1919 года и гласил, что предъявитель его командирован «в Восточную Сибирь для организации связи, информации и снабжения средствами». Большевистский эмиссар ехал по прежнему маршруту — Иркутск, Чита, Благовещенск, Владивосток — с крупной суммой денег (2 миллионами рублей). Тогда он в четвёртый раз перешёл линию фронта. До Читы он тогда не добрался.

В столице Забайкалья он побывал еще несколько раз, но уже позже. В мае 1920 года Киселев становится сотрудником 2-го (Восточного) отдела Разведуправления Красной армии. Вскоре его отправили в Китай и Японию под видом коммерсанта Моцного (белой контрразведке так и не удалось узнать, кто скрывался под этой фамилией). Много информации тогда собрал в Китае агент ОГПУ Дмитрий Киселев. Через два года он вновь был в Чите, где 11 ноября 1922 года получил назначение уполномоченным правительства ДВР на станции Пограничная в Маньчжурии. После присоединения ДВР к России в этом же году он стал представлять интересы наркомата иностранных дел РСФСР на все той же Пограничной — одной из основных станций КВЖД. Работа дипломата Киселева по-прежнему являлась ширмой, за которой пряталась его деятельность на Разведупр и ГПУ.

С 1923 по 1930 год он работал за границей (в Китае и Японии) и в Союзе (на Дальнем Востоке), затем в столице — в центральном аппарате Разведуправления РККА. В 1936 году его «сослали» в архив — назначили помощником начальника регистрационного (архивного) отделения Разведывательного управления. В этой должности он пережил самый тяжёлый период сталинских репрессий 1937–1938 годов.

19 февраля 1939 года его уволили из армии с формулировкой «имел близкое знакомство с ныне арестованными врагами народа: Ангарским, Похвалинским, Генесиным, Ходоровым. Давал рекомендацию для вступления в члены РКП(б) арестованной органами НКВД Феррари». 28 мая 1939 года этот приказ был отменён, а издан другой, по которому Дмитрий Дмитриевич был отправлен в запас «как выслуживший срок своей военной службы». С 1940 года он был персональным пенсионером союзного значения.

В 1941 году их семью эвакуировали в Новосибирск, где они остались и после окончания Великой Отечественной войны. Не стало Дмитрия Дмитриевича Киселёва 27 июня 1962 года.