Путешествие по «стране будущего»: Контрасты Забайкалья глазами американского священника

Совместно с «Чита.ру» продолжаю новый проект, статьи которого будут выходить ежемесячно. Название ему было взято у совершившего путешествие по Дальнему Востоку, Забайкалью и Сибири знаменитого норвежского путешественника Фритьофа Нансена, который в 1915 году издал книгу «Путешествие в страну будущего».

Забайкальский край, понятно, серьёзно изменившийся за прошедшее время, но в чём-то и сегодня остаётся «страной будущего». Некоторые путешественники были кратки. Другие, наоборот, обо всём увиденном рассказывали так подробно и интересно, что о них рассказы будут отдельными.

В мае 1900 года по Забайкальской железной дороге от Сретенска до Мысовой проехала семья американского протестантского священника Эдварда Кларка. В 1904 году в Лондоне была издана его книга «Великая Сибирская железная дорога. Что я увидел во время поездки». В ХХ веке она не переиздавалась. И лишь в 2015 году, переведённая на русский язык, впервые вышла во Владивостоке.

Её издатель Валентин Пак писал: «Известный американский евангелист, основатель Общества молодых людей христианского усилия, доктор Фрэнсис Эдвард Кларк решил с женой в 1900 году проехать из Бостона в Лондон не как обычно (через Атлантику или даже Америку, Тихий и Индийский океаны), а напрямик – по ещё не вполне открытому и даже недостроенному Транссибу.

Логика была такова, что многие не переносят морских путешествий, да и вообще надоело, а тут можно объехать вокруг света исключительно силой пара, даже там, где дороги ещё нет, — от Хабаровска до Сретенска – это будут речные пароходы… Дополнительной остроты придавало ограниченное время – в общем и целом на путешествие от Владивостока до Лондона д-р Кларк положил себе 44 дня».

Узнал о её издании из публикаций в интернете, но саму книгу удалось найти только в 2020 году.

Фрэнсис Эдвард Кларк родился в 1851 году в Канаде. В 1873 году он закончил Дартмутский колледж, через три года Теологическую семинарию Эндовера. Стал жить и работать в США. 2 февраля 1881 года он основал в Портленде Общество молодых людей христианского усилия. В Штатах всегда была масса различных протестантских организаций, мечтавших о роли мирового лидера. И новое общество не было исключением.

«Я и миссис Кларк были приглашены присутствовать на различных конвенциях Общества в Японии и Китае, — писал Кларк, — и мы отправились на Дальний Восток вместе с нашим двенадцатилетним сыном Гарольдом в начале 1900 года».

Но как раз в это время в Китае вспыхнуло восстание ихэтуаней, вошедшее в историю как восстание боксёров. Ихэтуани восстали против разрушения их патриархального быта, против нещадной эксплуатации со стороны иностранных предпринимателей, против попыток изменить их духовные традиции. Именно поэтому начались и нападения на христианских миссионеров, в том числе и американских.

И семейство Кларков решило побыстрее отправиться в Европу. «Зная, что появится новый, целиком на паровой тяге, путь вокруг света, — писал этот автор, — когда Транссибирская железная дорога дойдёт до начала судоходного русла реки Шилки, мы решили не следовать по исхоженным кругосветным тропам, как намечали прежде, но испробовать этот новый маршрут, связывающий Азию и Европу, Тихий и Атлантический океан».

29 мая 1900 году семья миссионера прибыла во Владивосток и вскоре отправилась в путь. Сначала по Уссурийской железной дороге, затем на пароходах по Амуру и Шилке.

Путь по рекам был долгим и трудным, их корабль не раз оказывался на мели. Но в конце концов Кларки добрались до первой станции на востоке Забайкальской магистрали.

«Сретенск – неустроенный, неказистый, беспорядочно разбросанный пограничный городок, единственное, что извиняет его неинтересность, – он совсем новый и никогда не претендовал на какую-то значимость, пока вдруг не оказался 28 декабря 1899 года конечной точкой Забайкальской железной дороги и важным пересылочным пунктом для пассажиров и грузов на пути от Атлантического до Тихого океана, — писал Фрэнсис. — Большие железнодорожные мастерские и паровозные депо расположены на противоположенном от города берегу реки и связаны с ним паромной переправой, которая изобретательно использует течение Шилки, подобно живописным рейнским паромом у Бонна.

Гостиницы в Сретенске представляют собой убогие постоялые дворы, и в городе нет абсолютно ничего, что могло бы соблазнить путешественника задержаться. Но будем справедливы и к захудалому Сретенску, его окружают красивые горы, и великолепная река омывает его подножие, ибо Шилка, несмотря на все мели и мелководья, всё же могучий водный поток и даже здесь течение её широко и стремительно».

Иностранные пассажиры Транссиба думали, что после перехода с рек на железную дорогу трудности закончились. Но они ошиблись. Кларк писал: «Мы предполагали, что если в нас есть слёзы, то пролить их следует над заключительной частью нашего речного путешествия. Но вскоре обнаружилось, что их стоило бы приберечь для поездки по Забайкальской железной дороге от Сретенска до Иркутска».

Благодаря поддержке военного губернатора Приморской области Николая Чичагова, отправившего в Читу своему коллеге военному губернатору Забайкальской области Евгению Мациевскому соответствующую телеграмму, а уж от того телеграмма с командой помочь иностранцам была направлена в Сретенск, где им и выделили отдельный вагон, который «был очень мал, вмещал всего пять человек, и как можно себе представить, – иронизировал американец, — построен он был не по последнему пульмановскому плану, но по сравнению с теми вагонами, где разместились 300 наших спутников-пассажиров, это был воистину car de luxe».

Однако главная проблема состояла в том, что Забайкальская железная дорога, тогда ещё одноколейная, была достроена и только-только принята в постоянную эксплуатацию. О чём пассажиры ещё не знали, а потому Кларк написал: «Дорога эта ещё не открыта для движения официально, и, собственно говоря, нас приняли из милости». И вновь он не удержался от иронии: «По крайней мере, большинству из тех, кто здесь едет, приходится мучиться по её милости. Но жаловаться им не приходится, поскольку правительство их суда не приглашало и никаких красот не обещало».

Однако вскоре им пришлось пересаживаться (сгорел мост через одну из рек) в тот, что ходил тогда по дороге, рассчитанный для военных — «Для перевозки 12 лошадей или 43 человек».

«В эти вагоны вперемешку, впересыпку, в пересортицу, — констатировал автор, — набились русские и сибиряки, мужики и китайцы, татары, буряты и англичане, французы, немцы и американцы».

Судя по его записям, Читу и Верхнеудинск (ныне Улан-Удэ) они проезжали ночью и потому особых впечатлений Кларк об этих городах не оставил, лишь отметил, что расстояние до Иркутска «составляет 700 миль, и мы умудрились потратить, чтобы его покрыть, трое с половиной суток полноценной поездки».

«Наш поезд останавливался чуть не у каждой поленницы и каждой избы, — писал Фрэнсис Кларк. – Крестьяне вываливали из поезда, разводили костры, готовили себе суп, кипятили чай, а поезд всё стоял… Стоянки длились от получаса до двух часов, а на ходу скорость достигала 15 миль в час. К счастью, станций немного, и они далеко отстоят друг от друга, в среднем миль на 30. Единственные сколько-нибудь важные города на этой линии – это Чита и Верхнеудинск, первый находится от Сретенска в 250, а второй в 550 милях. Верхнеудинск – центр старой караванной чаеторговли, и жизнь в нём не иссякла, несмотря на новую железную дорогу».

Что же увидел этот один из первых путешественников по Забайкальской железной дороге в нашем крае?

«Забайкальский край, который из конца в конец прошивает эта дорога, самая маленькая из шести провинций, на которые поделена Сибирь, — писал миссионер, искренне восхищённый увиденным. — В нём примерно 600 тысяч жителей (по данным Всероссийской переписи 1897 года, в Забайкальской области проживали 672 тысячи человек – авт.), из которых 200 принадлежат к туземным племенам (на самом деле, по данным той же переписи тунгусов, вместе с ламутами и орочонами по всей Сибири и Дальнему Востоку насчитывалось 61 тысяча, а бурят – 288 тысяч – авт.).

Основное его пространство, похоже, чрезвычайно плодотворно, и привольные степи, расстилающиеся насколько хватает взора по обе стороны железнодорожных путей, мы часто видели в начале нашего путешествия. Тысячи коров и лошадей бродят по этим огромным плоским прериям, которые часто на мили и мили выглядят ровными, как пол в доме. На других участках пути пейзаж красив и живописен, но нигде не величественен – горный хребет, который здесь проходит, не из высоких.

Много миль железная дорога следует за извивами реки Шилки, обычно, высоко над берегом. Потом он пересекает равнины, а после, милях в 400 от начальной точки, ныряет между заросшими соснами гор, которые окаймляет её с обеих сторон своей смолистой высью».

Отметил он и самые большие, с точки зрения миссионера, достоинства забайкальской природы: «На других участках гор прекрасные берёзы стоят, словно белые часовые в зелёных мундирах. Цветы, которые повсюду ковром покрывают поля, прелестны; ноготки и маргаритки, шиповник и голубая жимолость, изобилие лютиков, воинственные тигровые лилии, скромные ландыши, белые и жёлтые маки украшают полосу отчуждения. С половины пути на смену потокам, стремящим свои воды на восток в Тихий океан, приходят те, что текут к озеру Байкал. Мы достигли вершины мира – по крайней мере, этой его части – и теперь вслед за дождевыми каплями устремились к Атлантике».

Понятно, что наблюдать более трёх суток за природой, даже самой замечательной, было утомительно, а потому Кларк нашёл другой объект для своего внимания: «В течение этих долгих томительных дней нам приходилось по мере сил развлекать себя, наблюдая за другими пассажирами». И не только за пассажирами.

«Нас изумили солдаты (они двигались в сторону восставшего Китая – авт.), которые совершали утренние омовения, набирая в рот воды из чайника, затем прыская ею изо рта на руки и энергично растирая лицо.

Заключённые в Сибири были всегда неподалёку, и два вагона сразу перед нашим были заполнены этими бедолагами. Перед этими вагонами на станциях расхаживали четыре солдата с примкнутыми штыками. Головы арестантов, обритые наполовину, выдали бы их, даже если бы они ненадолго сумели сбежать.

Мы все стали постоянными нетерпеливыми клиентами женщин и девушек, продававших на станциях молоко и яйца, потому что нас отчаянно мучила жажда, а вода, которую мы рискнули пить, попадалась редко».

Отдельно, как и положено миссионеру, он обратил внимание на местных «язычников»:

«На некоторых станциях мы видели туземцев этого края, бурят, которых тут и поныне живёт 200 тысяч человек. Это монголоидная раса, и их чёрные волосы и раскосые глаза контрастируют с голубыми глазами и белокурыми и ещё сильнее выгорающими на солнце головами сибиряков. Некоторые из бурят перешли в христианство, но большинство, по-прежнему, отъявленные язычники (таковыми он считал не только шаманистов, но и буддистов – авт.). Это кочевой народ, и даже к ограниченной цивилизации Сибири они относятся неблагожелательно».

Но больше всего ему понравились самые простые российские пассажиры.

«Я должен засвидетельствовать, — и этому утверждению Кларка стоит верить, так как не подозревая того, он писал об особенностях нашего русского менталитета, — что посреди грязи и неудобства, и непередаваемых запахов этого путешествия мы столкнулись с многочисленными проявлениями любезности и доброты тех наших спутников, от которых ожидалось меньше всего.

Некоторые из крестьян были в сердце настоящими леди и джентльменами и готовы были стеснить себя, заботясь о нашем удобстве, и никогда не бывали слишком заняты, чтобы протянуть руку помощи или обогатить наш крайне ограниченный русский язык. Мы открыли для себя «ангела-хранителя четвёртого класса», который взял нас под свою особую защиту и без устали оказывал нам маленькие любезности. Он даже хотел разделить с нами свой чёрный хлеб и творог, и мы обнаружили, что отказаться так, чтобы не задеть его чувств, было бы трудно».

И опять миссионер Франсис Кларк не обошёлся без сравнения, благо они были, как говорится, под боком: «Никто из обитателей нашего вагона не был шумным и раздражительным, и по настоящей вежливости сердца эти недавние русские крепостные (к слову сказать, с отмены крепостного права к тому времени прошло уже почти 40 лет – авт.) могли бы дать 100 очков вперёд двум эгоистичным, невоспитанным сквернословам-французам из нашей партии, представителям нации, которая, как ошибочно считается, обладает неистощимым запасом вежливости и хороших манер».

Эдвард Кларк, который трясся в теплушках со своей семьёй и другими иностранцами и русскими пассажирами, писал: «Вошло в обычай у тех немногих, кто проехал по этой линии или по какому-то из её участков, высмеивать Забайкальскую железную дорогу. Это и впрямь нетрудно. Её кое-как ползущие поезда, её несообразно долгие стоянки, её примитивный подвижной состав не внушают большого уважения».

Но, как известно, всё познаётся в сравнении, и Кларк, отдадим ему должное, сделал это: «Она (Забайкальская дорога – авт.) напоминает одну из железных дорог в Соединённых Штатах, которую называли «ежетрёхнедельной дорогой», что, как объяснил её президент, означает, что поезд идёт в город одну неделю и неделю пытается вернуться обратно».

И далее путешественник продолжал: «Все древние бородатые железнодорожные анекдоты, вроде истории о мальчике, который взял билет за половинную стоимость, но к тому времени, как доехал, настолько состарился, что должен был доплатить до полной, уже рассказаны и по достоинству оценены пассажирами этой дороги.

И всё же надо помнить, что последний костыль был забит здесь за шесть месяцев до того, как я по ней поехал, что она даже не была принята ещё государством или официально открыта для движения, что главным образом она построена для военных нужд. И что никого не просят по ней ездить, что напротив русские власти отговаривают от этого. И тут-то анекдоты теряют свою главную прелесть».

Американский миссионер старался быть объективным и доброжелательным: «И всё же явно дорога построена для будущего, и все эти недостатки со временем изживутся, и забайкальский участок займёт своё место важного звена величайшей железной дороги мира».

Через шестеро суток пути, начавшегося в Сретенске, они прибыли в Иркутск, откуда поехали уж без особых приключений. Им повезло и в том, что их поезд оказался последним пассажирским на долгое время. Русские войска отправлялись в Китай на подавление восстания ихэтуаней. Задержись они в Сретенске чуть дольше, на этот поезд могли не попасть.

По возвращении на Родину миссионер много рассказывал об увиденном, так как это стало ярчайшим впечатлением всей его жизни. Не стало доктора Фрэнсиса Эдварда Кларка в 1927 году.