«Всё? Можно толстеть и стричься?» — Гор Испирян о том, что движет вперед

Сейчас этого харизматичного парня из Агинского узнают даже прохожие в Москве. Его звездный час был еще в 2020 году на шоу «Голос», но кажется, что впереди у него еще целый звездный век. «Круто», «эксцентрично», «эпатажно», «артистично», «он пришел сжечь всё на своем пути» — говорили восторженные наставники, а видео с его выступлением перевалило за миллион просмотров на YouTube. Однако Гор богат далеко не одним выступлением на музыкальном шоу. Этот невероятно обаятельный и творческий человек создан для того, чтобы нести миру свой свет.

Мы познакомились поближе с Гором Испиряном после «Народной премии» «Чита.Ру», где он был звездным героем, и хотим познакомить поближе с ним и вас. Говорили о музыке, о съемках в фильме, пережитой дискриминации, кудрях, влиянии спецоперации на творчество и, конечно же, о «Голосе».

— Чем вообще занимаешься в жизни?

— У нас есть семейный бизнес — кондитерская. Мы распространяем продукцию по всему краю.

— А как она называется?

— Кондитерская «Мечта». Называется так, потому что это была мечта моего отца. Он, к сожалению, погиб в аварии, когда ему было всего 44 года. Мне на тот момент было 15 лет. Кондитерская была мечтой отца, к которой он шел, но ему это не удалось. Уже потом ее воплотили мы.

— С чего началось твое увлечение музыкой?

— Меня этому научил и втянул в это тоже папа — как в кондитерскую, так и в музыку. Так это и началось.

— Ты полностью сам научился? Не ходил на вокал? На дополнительные занятия?

— К сожалению, нет. Когда я уже стал взрослым, я всё время ругался с мамой, говорил: «Ну ты же видела, что очевидно ребенок предрасположен. Наверное, если человек ходит по дому, поет, играет на гитаре, нужно отдать его в какую-нибудь музыкальную школу. Такие вот обиды на родителей.

— Я знаю, ты сам пишешь песни. Какие музыканты повлияли на твое творчество?

— Я очень люблю старые рок-группы, легендарные Led Zeppelin, Scorpions и, конечно же, Queen, но на песни, которые я пишу, влияние оказывает наша русская рок-музыка — «Би-2», «Сплин». «Мумий Тролль» просто потрясающие! Сначала, когда появилась песня «Утекай», я вообще не понимал, что это. Но когда ты уже 10-й раз слушаешь ее, то понимаешь, что ты уже встрял (смеется). Земфира потрясающая. Да много кто. Как вокалист меня удивлял Градский, какого он уровня. Сильнейший. Конечно, не по возрасту музыка, когда он поет «Как молоды мы были» — с ума сходил. Но я понимал, что вокалист просто топовый.

— Как так вообще вышло, что ты пришел на «Голос»?

— Когда ты юн, тебе 23 года, ты очень влюблен в свою Леночку и вдруг понимаешь, что нужно создавать семью и всё такое, а музыкой здесь в городе очень сложно зарабатывать какие-то адекватные деньги, то понимаешь, что надо что-то делать. На тот момент у мамы уже была кондитерская. С 18 до 23 лет я очень плотно занимался музыкой, именно тогда и стал вокалистом — начал выступать, начал писать. Тот период был такой же пиковый, как сейчас. В Чите меня очень хорошо знали, но я не мог этим зарабатывать нормально. Играл в команде КВН, хватался за всё, но я не мог на этом зарабатывать — всё равно получаешь какую-то ерунду. В итоге вернулся домой к маме, которой очень нужны были тогда новые руки, и мы начали работать. Это привело к очень хорошим результатам. Я не ожидал, что так получится. Я хотел создать пласт. У меня было в голове — накопить денег на свадьбу, а я не понимаю, когда люди берут кредит на свадьбу. Накопил на свадьбу, купил себе машину, дом, слава богу, есть — всё, я мог жениться. Я поженился, и началась взрослая жизнь.

Поэтому я оставил музыку — невозможно разъезжать на грузовике по краю, одновременно держать плечом телефон, разговаривать с клиентами, искать сырье и заниматься музыкой. Да и я совершенно выбился из формы и не мог петь как раньше. Потом, к 28–29 годам уже всё хорошо: семья, растет дочь, всё стало стабильно. Я сидел и думал: «И что, всё? Можно сидеть, можно толстеть, можно стричься. Жена есть, ребенок есть — давайте будем просто проживать свой век? Нет. Надо что-то делать». И я снова начал выступать. Появилось это очень прикольное заведение «Лампа». Я не хотел выступать в местах, где я не очень уместен, а в «Лампе» образовалась такая тусовка. Оказалось, что искушенных людей очень много, таких же, как я.

Потихоньку появилась аудитория, и в итоге это превратилось в концерт «Ван-Ваныч», который организовала Инна Блохина. На концерте Инна завела вот эту тему — почему ты не пойдешь на «Голос»? А я никогда не хотел на «Голос», я всегда думал, что это какая-то непонятная тусовка, блатная какая-то. Я сказал, что не хочу, и тут зал начал скандировать: «Иди на «Голос»». Митинг какой-то. И я такой: «Ну, окей, ладно». Я как будто дал слово, и надо было что-то делать. А потом началась пандемия, я подумал: «Я тут отупею точно», — и отправил заявку. Мне через месяц уже ответили, и я такой: «Ого, весело. Ну поехали! Посмотрим, что это за приключение».

— Не пожалел ли ты о своем выборе, что пошел к Полине Гагариной на «Голосе»?

— Нет. Я тогда делал выбор абсолютно искренне, я стоял на сцене и понимал, что, возможно, я такой околороковый музыкант и мне логичнее уйти к Шнурову, но когда девушка так просит идти к ней... если бы я сделал по-другому, я бы сейчас жалел, что не пошел к ней. Это было очень клево. Ко мне очень хорошо относились в команде, и знакомство с Полиной мне очень понравилось. Было очень круто.

— Продолжаешь общение с Полиной или с кем-то еще из «Голоса»?

— С Полиной нет. В такой короткий промежуток времени не стать друзьями. Что вообще держит друзей? Какие-то общие праздники, тусовки. Конечно, нет таких отношений. Да, я могу прийти к ней в студию, и, если мне понадобится, я могу к ней обратиться, но такой необходимости нет, мне кажется, это совершенно лишнее. Жизнь — такая штука, что ты сам по себе. Она тоже сама по себе. Вряд ли это нужно и вряд ли это красиво.

— А с кем оттуда ты сейчас держишь связь?

— Музыкантов очень хорошо знаю, общаюсь со всеми, кто был со мной в одной команде. Они все очень клевые ребята. В основном все в Москве.

— Если не ограничиваться только четырьмя наставниками, то к кому бы ты пошел?

— Вау, сложный вопрос. К Илье Лагутенко. Сумасшедший парень, думаю, мне было бы очень интересно с ним. Пошел бы к Градскому — очень крутой и очень сильный вокалист. Он был помешанный на вокале, думаю, он бы заценил. Это очень большой контраст, конечно, Лагутенко и Градский, но и то, и то очень интересно. Точно бы я не пошел к Лепсу и точно бы не пошел к Басте. Совершенно не близкие мне по духу люди. Точно! Пошел бы к Алле Борисовне. Если бы там сидела она, я бы забыл обо всех. Не одно поколение выросло на ее песнях. Очень крутая.

— Вообще ты доволен своим выступлением?

—Нет. В целом я понимаю, что это было клево, но всегда можно было еще лучше сделать. Чуть-чуть бы побольше времени.

— Ты перфекционист!

— Конечно, а как иначе? Иначе никак.

— Узнавали ли тебя на улице?

— Что меня удивляет — до сих пор узнают в Москве. Но, конечно, не так, как здесь. Здесь я просто еду в машине, со мной через окошко здороваются, захожу на заправку — очень многие знают, все здороваются так, будто тебя давно знают, зовут вместе выпить. В Москве редко, но что удивляет — узнают. Я не ожидал. Может быть, потому что я какой-то внешне колоритный, запоминающийся, а может быть, все-таки потому, что это шоу смотрят куда больше людей, чем мы думаем? У него огромные охваты были. Особенно в период пандемии.

— А в Чите? Берут автографы?

— Меня это всегда смущает. Думаю, ну зачем вам мой автограф, давайте лучше просто сфотографируемся?

— Что тебя вдохновляет на написание своей музыки?

— Я всё время пишу песни, у меня их достаточно много, но издал я всего две. По разным причинам. На песню меня может вдохновить хорошее крутое кино, которое запало в душу. Я могу взять эту историю, просто переписать в стихи, и это всегда прикольно получается. Но в основном это пережитые личные переживания.

Я помню, писал песню, например, «Ничего хорошего в Космос-отель». У меня в голове была сцена из фильма Гая Ричи «Револьвер», там был такой персонаж Утилизатор. Он в какой-то момент, будучи сам очень жестоким, не смог смотреть на жестокость и встал на сторону жертвы. Это был очень классный момент в фильме. Песню «Не бойся летать» я писал своей сестре, когда мы потеряли отца.

— Никогда не слышал, чтобы вдохновлялись фильмами.

— Они просто не признаются, наверное (смеется).

— Почему ты не выпускаешь сейчас свои песни? У тебя есть в планах выпускать?

— А для кого их сейчас выпускать? Я не знаю. Нужно ли это сейчас делать вообще? Они у меня готовые лежат, но я не могу найти в себе силы начать заниматься их пиаром, снимать какие-то веселые видео, как я (поет) «улетаю на другую планету, вау». Понимаешь, как будто сегодня это неуместно. Стало тяжело. Раньше это было весело.

— Кстати, о фильмах. Я знаю, что ты снимался в одном читинском кино. Доволен этим опытом?

— (Смеется.) Если говорить об опыте, то опытом я доволен. Это было очень весело. Это была очень прикольная компания, хорошие ребята. Другое дело, что нам не хватало ни профессионализма, ни навыков, ни какого-то опыта, чтобы это получилось сколько-нибудь интересно или смотрибельно. Получилось редкостное дерьмище, но что поделаешь. Я бы хотел, чтобы его не было. Не говорю в обиду Максу Юсупову, он с тех пор изменился, очень много снимал. Но когда я впервые со всеми посмотрел фильм в кинотеатре — я был, конечно, в шоке. Мне не понравилось ничего (смеется). Я не понравился себе. Не обвиняю Макса. Я себе сам не понравился. Это было отвратительно. Я привык к хорошим фильмам, вот, например, тот же Гай Ричи, где прописаны диалоги, сюжет, невероятные сцены, юмор — а в этом фильме нет ничего. Такое ощущение, что школьники сняли.

— Какое твое выступление тебе запомнилось больше всего?

— Самый дорогой моему сердцу концерт был в «Лампе», по-моему, это был день рождения «Лампы», когда просто негде было сесть и стоять. Люди стояли в метре от меня, место крошечное, там человек 70–80. Для меня это самое угарное, потому что всё это — чистое творчество, чистый андеграунд, один микрофон и девушка играет на клавишах, как споешь — так споешь. Это очень круто было.

— У тебя натуральные кудри или завиваешься?

— Я не знал, что у меня такие волосы до 20 лет, потому что я никогда не отращивал. В 26–28 лет я впервые это обнаружил. Часто спрашивают, парик это или нет, я всегда говорю, что парик. Меня это веселит, по крайней мере.

— Не сталкивался ли ты с какими-то предубеждениями по национальному признаку?

— Сталкивался очень-очень много раз и сталкиваюсь до сих пор. Просто ты настолько уже закален, что перестаешь это замечать. Но, конечно, это каждый раз неприятно. Сильно ничего не говорят, но, например, я женат на русской женщине, которую я безумно люблю, и, когда мы только собирались пожениться, многие люди и с моей, и с ее стороны были против. Людям кажется, что они лучше знают, все тебе советуют. Я понимаю, почему это так. Когда ты, кавказец, идешь по улице за ручку с красивой русской девушкой, ты понимаешь, что это не нравится окружающим, и они это как-то косвенно выражают.

Никогда не забуду агрессию одного охранника, когда мы с женой пришли на парковку забирать машину. Я не понял, из-за чего это. Чуть позже я понял, что ему не понравилось, что я пришел со своей женой. Такие вещи случаются. Это очень неприятная хрень. Это не в моем случае, это я уже переборол, но такие вещи заставляют тебя стесняться чувств. Стараешься вести себя излишне скромно, чтобы это меньше бросалось в глаза. Это один из маленьких примеров. Такое я ощущал не только здесь. Такое было и у меня на родине.

— У тебя есть мечта, Гор?

— Их много. Раньше я бы без сомнения ответил, что я хочу стать культовым артистом, очень известным и всё это такое. Но я понял, что если это было бы в самом деле так, я бы ответил сразу. Я хотел бы когда-нибудь написать очень крутую песню, как The Show Must Go On, как I Want to Break Free. Когда я первый раз их услышал, я был в шоке. Потом Майкл Джексон — я не мог поверить, насколько это всё круто. Я хотел бы написать песню, которую знало бы всё СНГ. Такая мечта у меня есть. Музыку я ни в коем случае не оставлю. Я всё так же продолжаю это делать. Конечно, после «Голоса», когда ты выступаешь в барах и камерных тусовках, это не кажется чем-то большим. Просто сейчас, с 24 февраля, очень странное ощущение. Особенно на момент, когда всё только началось, я тогда должен был выступать на московском фестивале.