Бывшего директора читинской школы наградили за заслуги на СВО. Он получил три ранения и хочет вернуться обратно

Боец с позывным Жар в октябре получил медаль за храбрость II степени. Медаль ему передали через читинский военкомат. Поговорив с ним, мы выяснили, что у него крайне интересная судьба. Жар перед мобилизацией работал в милиции и был директором двух школ. За время СВО он получил уже три ранения, но всё равно рвется обратно.

— Отслужил в армии, три года отслужил у нас в ОМОНе. Пошел по милицейской стезе, на разных должностях был. При задержании получил ранение и решил уйти на пенсию досрочно, — рассказывает мужчина кратко свою биографию.

Жар отмечает, что из милиции он мог и не уходить, ему предлагали перебраться в кадровый отдел, в полицейский тыл, но это не то. Там совсем другая работа. Как он сам признается, сыграл юношеский максимализм. На тот момент ему было 33 года. Остался безработным, зато появилась возможность исполнить мечту — получить несколько высших образований. На истфаке он уже отучился, настало время снова вернуться за парту. Поступил в ЧитГУ на менеджера государственного муниципального управления.

Когда он получил диплом, в первый класс пошел ребенок. Учителей на КСК, как и по всему городу, не хватало.

— Супруга повела его [ребенка] в школу, возвращается и говорит: «Слушай, а у них историка нет, учителя ОБЖ нет. Чего ты на пенсии сидишь? Охранником же не пойдешь, иди учителем!» Повезли в следующий раз ребенка, а она спрашивает: «Чего ты, ходил к директору?» Я говорю: «Нет. Хочешь пойду?» Ну и пошел, — говорит Жар.

В кабинете его спросили про опыт работы, образование. То, что он уже учился на историка, да к тому же был полицейским, сделало его отличным кандидатом на должность педагога. Прийти сказали со всеми документами сразу на следующий день. Назначили учителем ОБЖ, преподавал историю он по совмещению, вел 5-й класс.

— Заработная плата была мизерная, при этом работал на две ставки. В 8 утра приходил и вел уроки до конца второй смены. Мне нравилось, честно сказать. Тематику я уже знал — по ОБЖ всё то же самое. За 8 месяцев подготовил мальчика, он стал победителем олимпиады. Сразу надо отметить, что он был одаренным. Мои однокурсники говорили: «Да как это? Невозможно подготовить победителя!» Он городскую олимпиаду выиграл, все были в шоке, — заявляет мужчина.

После этого случая его вызвали в комитет образования и предложили стать директором в вечерней школе.

— Я думал, чтобы стать директором, нужно до пенсии отработать, заслуги какие-нибудь иметь, и только потом тебя назначат, — говорит он.

Там работали с осужденными. В нее отправляли судимых до 30 лет, которые по каким-либо причинам не получили среднее образование. Из-за специфики в учреждение нужен был человек с опытом, мужчина.

Потом ему предложили возглавить школу в Сосновом Бору. На тот момент она не славилась хорошей успеваемостью, да и в целом, как и другие школы на окраине Читы, была неприглядной.

— Первое, что поразило меня на тот момент, — стоит разваленная входная дверь, печальный фасад, окна все деревянные, ни одного пластикового. Это был, наверное, 2014 год, уже везде были пластиковые окна, а тут ни одного, — описывает мужчина свой первый визит в эту школу. — Думаю: «Ну как так-то?» Захожу, открываю эту дверь — там решетка перед входом. Зашел, никто не спрашивает, кто зашел, зачем зашел. Дети бегают. Слева и справа две каптерки непонятные. Спрашиваю у техничек: «Где у вас гардероб?» Отвечают, что в подвале. Пошел смотреть, а там реально в подвале гардероб. Высота потолков… Я не маленький — 184 сантиметра, а там, наверное, 160 сантиметров. Первое мое распоряжение — убрать эту решетку. У нас же не тюрьма, а школа.

Жар отзывается положительно об учителях в учреждении. По его словам, в последние годы работы ученики побеждали на городских соревнованиях и показывали высокие средние баллы. Затем, как он говорит, должность пришлось покинуть, причин называть не стал. Решил попробовать себя в бизнесе. Всё получалось, но началась СВО.

Повестка ему не приходила, мужчина отправился в военкомат самостоятельно 10 октября, мобилизовали его спустя 10 дней. Жене он сообщил об окончательном решении лишь за сутки до отправки.

— Мы с ней еще в августе говорили. Я один раз сказал, что хочу. Сказал второй раз. Мне было 46 лет, а на тот момент призыв был до 45. Она мне говорила: «Да куда ты попрешься, старый?» А в военкомате мне прошептали, что до 50 лет сейчас можно. Говорю жене: «Я, наверное, на СВО поеду». Она, видимо, серьезно не восприняла, в шутку сказала: «Ну и езжай». Она думала, я пошутил, — рассказывает Жар со смехом. — Через 10 дней я прихожу, повестку ей показываю, а она спрашивает: «Ты как со мной не посоветовался?» А я ответил: «Здрасьте! Так ты же мне сама сказала: езжай».

Жар отмечает, что на тот момент среди знакомых уже были участники СВО. Видел сообщения о погибших ребятах.

— Внутри было стыдно за то, что я вроде здоровый мужик, опытный, сижу в тылу, а молодые пацаны гибнут. Было на душе очень мерзко. Понимал, что Бандера поднял голову, и это нехорошо, но это поскольку-постольку. Думал на тот момент, что пойду, а какого-то молодого дома оставят. Пусть лучше я, у меня хоть опыт есть. Почему-то был на 100% уверен, что со мной будет всё хорошо, моей подготовки хватит, — отмечает боец.

Вскоре выяснилось, что к таким боевым действиям он был не готов. Морально да, но тактически пришлось учиться. В первую очередь это квадрокоптеры, которых раньше не было, во вторую — изменилась тактика боевых действий.

— Ростовчане вообще молодцы. Тебя привозят в госпиталь, можно сказать, голым. Одежду срезали, бронежилет срезали. Документы чаще всего в блиндаже. Волонтеры из Бурятии с сообщества «Своих не бросаем» и другие ребята молодцы тем, что ты приезжаешь, а они тебе сразу одежду гражданскую выдают, симки, телефоны, — рассказывает Жар.

Боец отмечает, что, когда приезжает эвакуационный поезд, волонтеры бесплатно кормят всех военнослужащих. Ни денег, ни документов у военных по выходу из госпиталя зачастую нет.

— Там себя так неудобно чувствуешь. Я потом себя поймал на мысли, откуда это чувство берется, оно связано с тем, что ты здоровый, взрослый мужик, в принципе, никогда ни в чем не нуждался, всего сам можешь добиться, а оказался в такой ситуации беспомощной, и тебе люди безвозмездно помогают, — делится он.

Больше всего ему запомнился случай, произошедший после второго ранения. Бойцы ждали эвакуационную машину. Жар стоял в форме на первом этаже здания обычной гражданской больницы.

— Подошла девчонка лет, наверное, двадцати. Мы с ней глазами пересеклись, она остановилась, смотрит на меня. Вижу, что-то хочет спросить, жду. Она говорит: «Ой, а вы оттуда?» Говорю, что да, оттуда. «Ой, а мне даже вам помочь нечем». Отвечаю, что ничего не надо, зачем. А она говорит: «Знаете, у меня есть пачка печенья, но она вскрыта. Давайте принесу». У меня, честно, такой комок в горле… Говорю: «Да ты чего, милая, не надо, у меня всё есть», — рассказывает боец.

Еще один случай был уже в поезде. К Жару подошел мужчина средних лет и протянул руку поздороваться. Знакомы они не были, поэтому появились вопросы.

— А мы знакомы?

— Нет, не знакомы, но вы же с Украины?

— Да.

— Я это просто в знак уважения.

— Выполнив боевую задачу, мы шли с бойцами домой. Один был впереди, он добрался до точки, где ребята были. Мина взорвалась в метре от меня под ногами бойца с позывным Отец. 25 февраля с тех пор считаю своим вторым днем рождения. Меня посекло осколками, а он был тяжело ранен. Придя в себя, вытащил его из-под минометного обстрела к своим. Потом мы с ребятами переместили его на другую точку, противник, увидев нас, продолжил минометный обстрел. Нам удалось эвакуировать его на мотоцикле «Юпитер» с люлькой, — рассказал боец.

Жар отметил, что российские военные забрали мотоцикл у украинских военных, оставивших его. Парней было много деревенских, поэтому смогли его отремонтировать, а затем использовали, чтобы ездить за продуктами, снабжением.

Самого бойца эвакуировали уже ночью. У него была контузия.

— Выхожу из здания, вижу движение в темноте на точке нашей выброски. Смотрю — там машина наша. Кстати, там был «Невский», Сапожников наш (бывший сити-менеджер Читы Александр Сапожников в апреле 2023 года в сюжете телеканала «Забайкалье» рассказывал, что эвакуировал контуженного директора читинской школы. — Прим. ред.). Он меня увидел, начал спрашивать, откуда я. А я не слышу почти ничего. Загрузил меня в машину, в госпиталь увезли, — рассказывает боец.

— В июне ВСУ начали наступление. Я вместе со взводом зашел на лесополосу ранним утром — часов 5 было. Скорее всего, нас «птички» [квадрокоптеры] увидели, и началось. Нас начали долбить из разных видов артиллерии и танков. Задача была одна — не дать ВСУ прорвать оборону. Максимум минут 10, наверное, был перерыв. Я пацанам дал команду всем спрятаться в ямки, которые до нас были вырыты, — рассказывает он.

Мужчина оставался в окопе вместе со своими бойцами, периодически выглядывая, осматривая позиции подчиненных — все ли живы, всё ли в порядке.

— Там ни лечь, ничего. Сидишь и молишься — прилетит, не прилетит. Я все молитвы перечитал. Рядом что-то большое упало, у меня сразу моя «землянка» сантиметров на 15 сократилась. <…> Последние 2 часа пошла прям артподготовка — стреляли из всего. У меня были тактические наушники — они, если мина падает, взрываются, приглушают звук, но всё остальное ты слышишь. Я сижу в них, наслаждаюсь тишиной, потом думаю: «Ага, сейчас прилетит осколок в голову, пробьет ее. Зачем тебе дырявая голова с хорошим слухом? Наверное, лучше целая голова и плохие уши». Снимаю наушники, надеваю каску. Сижу и думаю: «Не вариант. Сейчас рядом прилетит, вообще оглохну», — рассказывает Жар.

Боец начал в очередной раз проверять личный состав, но на этот раз никого не увидел. Подумал, что погибли все.

— Понимаю, что раз артподготовка, то сейчас хохол пойдет в наступление. У меня там три человека должно было быть, а нет никого. И вижу: три человека бегут, прячась за упавшими бревнами. Двоих валю, в третьего не могу попасть. Думаю, в чем беда. Последним выстрелом удалось, — вспоминает события Жар. — Переворачиваюсь, смотрю на автомат, а у меня в руках три ствола. Ничего не понимал, только потом осознал, что меня контузило. Я стреляю хорошо, а тут на 40 метрах попасть не мог. Затем два магазина ушло, патроны кончились, вижу — наш пулемет лежит и два автомата. Смотрю еще хохлы идут. Так наката три было — человек 15 прошло. Последние патроны кончились, бежать не могу. А два хохла видят, что я раненый, уже встали внаглую и идут. У меня две гранаты остались. Одну бросаю, они ложатся, кричат: «Граната!» Я отсчитываю, штатно граната должна взрываться за 4,5 секунды. Отсчитываю 8 секунд — взрыва нет, отсчитываю 10 — взрыва нет. А они уже подходят не спеша, потихонечку крадутся. Понимаю, что сдаваться не хочу, достаю гранату вторую, сдергиваю чеку, уже мысленно со всеми попрощался. Думаю: «Передо мной два бревна, они их закроют», то есть я просто сам себя бесплатно отдавать не хочу. Начал переваливаться через бревно, за которым прятался. Они чего-то говорят — я не слышу. К этому времени отпустил предохранительную скобу на гранате, мысленно начал отсчет — произошел «бам» от первой гранаты, и они упали сразу. А у меня тут в руке вторая — две секунды и взорвется. Я от себя отбрасываю, насколько смог, прячусь за бревно. Произошел взрыв, меня этими же бревнами и волной ударило.

После взрыва Жар вышел в точку эвакуации. Противник на участке оборону не прорвал. Уже на месте его встретил другой военный, который жестами объяснил, что был приказ об отходе, проводил до уазика.

Впоследствии выяснилось, что в этом сражении никто из военнослужащих Вооруженных сил РФ не погиб — бойцы эвакуировались раньше.

— Вот мое ранение пулевое, видишь, рука не работает, но я всё равно поеду обратно. Видишь, две дырки прямо в сердце, — рассказывает боец, показывая фотографии рентгена руки и непростреленного бронежилета.

По его словам, он вместе с товарищем-забайкальцем ехал на уазике и попал в засаду. Стреляли с 20 метров. Жару попали в грудь и руку, а военнослужащему с Могойтуя пробило мышцу на ноге, он не мог передвигаться.

— Принял бой, попал в одного. Я дошел, светить фонариком не стал — был бы сам целью. Возвращаюсь — он лежит. Говорю: «Где жгут?» У него нет. Даю свой, его перебинтовываю, себя перебинтовываю, хватаю его на горбушку и в уазик. Машина завелась, слава богу, на метров 150 еще отъехал, там его перевязал и себя, — рассказывает Жар со смехом.

Жар признается, что служба сильно повлияла на него и внешне, и внутренне. В первую очередь похудел, находясь там, — ограничения в пище, к тому же постоянно нужно двигаться, постоянный адреналин. За пять месяцев в госпитале уже, наоборот, вес набрал.

— Наверное, некомфортно. Сказать, что тяжело, не могу, — отвечает боец на вопрос о том, каково ему находиться на гражданке после боевых действий.

Жар отметил, что сейчас с женой пришел к согласию. Она, как и дети, полностью поддерживает его решение. Следующие два месяца он планирует откладывать свою зарплату, чтобы закупить обмундирование для СВО. Просить у кого-либо не хочет: «Они же все думают, что мы богатые».

— Я согласен, нужна помощь дорогостоящая и системная. С человеком разговариваю, он по 500–700 тысяч рублей отправляет — молодец. Этих ребят тоже надо поощрять и государственными наградами в том числе, — отмечает он.

Его тянет обратно. На это есть несколько причин.

— Посмотри, здесь праздники устраивают, здесь всё хорошо. По телевизору смотришь — там вообще всё великолепно, всё в шоколаде, как говорится. Мне и жена говорит: «Ты дурак? У тебя дети». Я всё понимаю, у меня младшей дочке 13 лет, но, блин, как? Я морально не могу остаться здесь. СВО идет — пацаны погибают, а мы здесь праздники устраиваем, концерты. Вы о чем думаете-то вообще? С волонтерами общаемся, обсуждаем это, те говорят: «Люди не очерствели, им надоело, они не живут этим. Все свыклись с этим, что такая ситуация». Мне стыдно просить у волонтеров что-либо, для пацанов мне не жалко.