«Культурный слой»: Даши Намдаков - живой классик и рисинка в плове

Забайкальский скульптор, художник Даши Намдаков, родившийся в селе Укурик Хилокского района, прославил Забайкалье на весь мир. Своим особенным взглядом на прошлое и настоящее Азии, способностью передать в пластике всю её мудрость и силу. Род кузнецов-дарханов Намдакова с давних пор занимается ковкой, литьём, ювелирным делом. И сам Даши Намдаков всегда подчёркивал, что вся его сила, весь талант кроется именно в корнях и мощи родной земли.

- Что для вас означало признание на мировом уровне?

- Свободу. Когда ты вынужден постоянно что-то доказывать, надо участвовать в выставках. Думать, заметят, не заметят, что будут говорить о тебе критики, пресса. Конечно, большинство художников нуждается в признании. Мне, допустим, это нужно было. Когда ты живёшь в Укурике, и есть крылья, хочется полета. Признание даёт свободу. Я сейчас абсолютно свободен.

Я получил, скажем условно, некое имя через музеи. Как начинающий боксёр. Сначала ты должен стать чемпионом олимпийских игр, а потом ты становишься интересным для профессионального ринга. И здесь то же самое. Ты должен выставиться в серьёзных музеях мира, а потом ты становишься интересным для галерейщиков. Художник сам себя продавать не может. Это должны делать профессиональные торговцы искусством – арт-дилеры. К ним попадают через музеи, через множество выставок. То есть тебя должны увидеть, заметить. Наблюдать, как ты растёшь, будут около десяти лет. А потом в один момент приедут к тебе в Читу и скажут: «Давай поработаем». У меня как было, два года назад приехал человек из Англии, всего лишь два года назад. Это один из самых основных игроков. Говорит, давай поработаем. Туда попасть очень сложно.

- В вашей судьбе был очень трудный период. Вы тяжело заболели в 15 лет. Нужно ли каждому художнику пройти через этап какого-то страдания, чтобы понять себя, своё предназначение? Или не обязательно?

- Конечно, не обязательно. Это очень тяжело! Если бы у меня был выбор, мои страдания, а потом успех, я бы выбрал нормальную жизнь, но без страданий. Когда я вспоминаю эти годы – это просто невыносимо. Смерть стояла за углом. Это страшно и очень тяжело.

- В одном интервью вы сказали, что в принципе, всё определено на небесах, и всё идет так, как должно быть. От вас мало что зависит. Это убеждение осталось с годами, укрепилось?

- Бывает, что я убежден, что это так, да. Но уповать на судьбу, ждать, что тебе с неба свалится успех? Люди, которые знают меня, знают, как я работаю. Чтобы сделать одну скульптуру, надо сделать миллион движений. Чтобы сделать хорошую скульптуру – надо несколько миллионов правильных, точных движений. Если делать коллекцию, то это большой труд. А несколько коллекций – это годы. Оттачивается мастерство, а точить нужно годы. Может быть, на скрипке в 16 лет кто-то и становится виртуозом. В скульптуре не знаю ни одного, даже в истории. Если есть звезда наверху, то она тебе поможет. Но при пахоте. Это вот слово, которое я люблю.

На каждом этапе стоят какие-то свои цели. Когда-то нужны были деньги очень, семью кормить надо, развиваться надо. Любые проекты требуют денег. До последнего времени я делал большие выставки за свой счет. Только когда появились крупные спонсоры, начали освобождаться деньги, которые ты можешь потратить на себя. Но это совсем недавно.

Когда вы переехали в Москву, у вас из квартиры украли коллекцию, эскизы. Что помогло тогда пережить эту потерю?

- Я вообще не переживал, абсолютно. Была обида, но у меня не было переживаний за материальную стоимость. Я же буддист, мне это всё гораздо легче. Меня поддерживает супруга, она мой соратник, первый мой советник. Она большая умница. Путь, который мы прошли – мы прошли вместе.

- Иногда молодые художники рассуждают так: «Сначала я заработаю денег на коммерческом проекте, а вот потом начну творить то, что мне по душе, то, что хочу я». Это тупиковая ситуация?

- Это, наверное, у всех по-разному. Я в этом отношении абсолютно счастлив, потому что у меня получилось, у меня покупают то, что я люблю. Я никогда раньше, и особенно сейчас, не делал что-то для продажи. Когда ты делаешь вещи, чтобы коммерчески продать, их никогда не покупают, потому что люди чувствуют, их не обманешь. Особенно серьёзные коллекционеры, не случайные, их два, три человека. Они очень глубоко видят и знают, где настоящее, где ложь, и никогда они не будут покупать ложь. Понятно, что среди них существуют, скажем, не очень талантливые коллекционеры второй категории, которые видят поверхностное и не чувствуют, они просто покупают имя, это зачастую. Я знаю коллекционеров очень серьёзных, в последние годы я с ними столкнулся в Великобритании, на них ориентируются коллекционеры второй категории.

Я разговаривал со студентами Красноярского художественного института, который закончил. Рассказывал им, что существует рынок. Но чтобы в него попасть, самое главное, надо быть талантливым, делать честные вещи, и попадёшь обязательно. Посредственности везде много. Люди много тратят времени, чтобы попасть в эту среду, забывая, что надо что-то произвести. Люди думают, что сначала они найдут этого человека, который может повлиять, а потом несколько лет поработают и докажут, что они мастера. Никто ждать не будет. Поезд, он с такой скоростью прёт. Поэтому, если говорить о молодых, я, конечно, советовал бы пять штук гениальных работ сделать, а не тысячу бездарных, никому ненужных.

Сколько у меня друзей, которые не смогли зарабатывать на искусстве? И это проблема, трагедии семейные, люди начинают, в конце концов, спиваться, потому что они не реализовались. Потому что жена ругается, муж бездарь, бездельник, дети его не любят и прочее. Надо иметь большое мужество, чтобы через всё это пройти и состояться.

- Вы имеете возможность видеть самые авангардные произведения современных художников на выставках, с высоты вашего опыта и знаний можете оценить современное искусство. Сложно понять, где настоящее, а где подражание?

- Это рынок арт-бизнеса, где обращаются гигантские деньги. И сейчас для современных художников хорошие времена. Они могут целое состояние стоить. Современный художник может оказаться дороже, чем громкие имена старых мастеров. Так сложилось. Мы на это повлиять не можем. Мы можем это только принять. Это арт-бизнес, там существуют такие механизмы, что в имя одного художника вкладываются гигантские деньги. Я всю жизнь занимался искусством, окончил академическую школу, более-менее понимаю, что такое искусство. Прихожу порой в музей, смотрю, думаю – бред! Но это стоит состояние. И я знаю, что художник войдёт в историю. Что-то там есть, чего, может быть, я не понимаю. Сложно во всём этом разобраться. Со старыми мастерами было проще. С другой стороны, интересно: сейчас в современном искусстве очень интересные процессы происходят. И я думаю, из этого что-то выльется. Участвую ли я в этом процессе, я не знаю. Никто не может гарантировать, что ты останешься в истории. Можно греметь при жизни, а потом когда тебя не станет, тебя забудут. А есть имена, которые при жизни никто не знает, это потом, бабах, оказывается, вот кто был-то. Всё относительно.

- Но сейчас говорят, что Даши Намдаков – живой классик. Сравнивают, например, с Пикассо.

- Я об этом не рассуждаю.

- Одна из ваших выставок называется «Ностальгия по истокам». Вы в прошлое пытаетесь возвратиться, там ищете вдохновение, образы, символы. А современная цивилизация даёт какие-то импульсы, поводы для творчества?

- Знаете, я был в Туве. И там есть археологический памятник «Долина царей», где обнаружены царские захоронения. Какая была цивилизация! Были это люди азиатской или европейской внешности, до сих пор же непонятно. Но какая была культура, какие там артефакты есть. Есть птичка, из войлока сделанная – космос! Цивилизация на территории Центральной Азии была совершенная. Наши современные ювелиры не смогут даже повторить то, что было сделано мастерами того времени. Фантастика, просто фантастика.

Я посмотрел, вот они молодцы! Они у себя на территории построили музей. Эрмитаж, конечно, пытался забрать это всё. Но они умудрились у себя оставить. Красота просто невероятная. Они попросили меня участвовать в проекте, буду делать там комплекс.

А в нашей цивилизации всё плохо?

- В нашей? Пойдите в музей современного искусства и сравните находки из «Долины царей». Небо и земля. Мы деградировали.

- Что надо сделать? Или уже ничего нельзя сделать?

- Это гигантская река, она течёт, повлиять на неё невозможно. Это утопия. Но если ваши работы смотрят, оставим коммерческую сторону, и они приносят эстетическое и духовное удовольствие, вызывают позитивные помыслы, чувства – это, наверное, и есть некое влияние на современную цивилизацию. Но это капля в море. Я как рисинка в гигантском котле плова.

- А что остается в настоящем?

- Вообще, у меня с этим большая путаница. Я всю жизнь жил будущим, всегда куда-то летел и думал, что я буду жить завтра. И только сейчас я понял, что живу сегодня. К сожалению, я столько лет прожил завтрашним днем… и упустил жизнь. Упустил в работе, в суете, в бегах, в самолётах.

- За пределами России вы чувствуете себя чужаком? Или вы – человек мира и вам везде хорошо?

- По большому счёту я хорошо себя чувствую, может быть, только у себя в Укурике. И даже в Улан-Удэ, в Иркутске, в Красноярске, городах, в которых я жил, себя не чувствую своим. У меня в этом отношении вообще всё очень сложно. Я тонкий и меня легко пробить. Тем более, за границей, в Европе, Америке. В то же время, я очень любопытный и, когда двери открываются, я в эти двери вхожу, мне это интересно. Вот сейчас у меня европейский период.

Я обычно концентрирую рабочую часть максимум в три недели, в основном, в Италии.Потом встречи, допустим, в Пекине, в Гонконге, в Токио. Потом возвращаюсь в Москву, лечу вот к Бодрову в Нью-Йорк, потом опять через Москву прилетаю в Иркутск, Улан-Удэ. Потом в свою деревню, в Укурик.

Прошлым летом Хамбо лама приезжал к нам в гости на праздник в Укурик и говорил, что «Большая родина» - это твоя деревня. А остальное - это маленькая родина. А то мы сначала думаем о глобальном, но забываем о стариках, о родителях. У нас, мне кажется, понятия перепутались. Я с ним согласен.

- Ещё вы говорили, что у вас есть глобальная мечта – поднять эту Родину.

- Это, наверное, цивилизационная проблема. Возможно, во всём мире это происходит. В Китае тоже народ бежит с деревень. Сохранить то, что было у меня в детстве? Конечно, ностальгия. Идеальная для меня была бы среда, как в хорошем смонтированном фильме. Всё поменялось. Даже в лес ходишь – лес поменялся. Не узнаешь свои места. Сейчас я понимаю, что деревню сложно будет сохранить. Конечно, может быть, она сохранится, но будет уже другой, будут жить другие люди.

- В Европе ваши дети не потеряют те корни, которые вы и ваша жена очень бережёте и храните в себе? Этого не боитесь?

- Боюсь, очень сильно боюсь. Но с другой стороны, глобализацию не остановить. Мир стал другим. Безумно интересно путешествовать, наблюдать цивилизации, страны, общаться с интересными людьми.

- В Лондоне и в других европейских городах нет буддийских храмов. Что для вас тогда является каким-то отдохновением для души?

- Возможно, это неправильно, но это моё личное отношение. Я, в принципе, в храмах не нуждаюсь. Я думаю, что храм должен быть здесь (показывает на сердце). У меня гармония здесь, внутри.

- Вы говорили о том, что хотите в Лондоне открыть ювелирный бутик. Открыли?

- Я занимался этим много лет. На ювелирной теме раньше я зарабатывал деньги, чтобы поднять скульптуру. Когда скульптура начала меня кормить, я оставил ювелирное дело, а потом начал его возрождать. Сейчас начинаю очень плотно заниматься этим направлением. Это не легко и не быстро, но безумно интересно.

- Вы очень терпеливый человек. По натуре, по воспитанию, наверное.

- Куда спешить? Как китайцы говорят: «Впереди вечность».