«007. Спектр»: Весь этот тлен

Нет никаких сомнений в том что Сэм Мендес – большой художник. Чтобы это понять, не надо даже терзать интернет в поисках фильмографии. Достаточно просто посмотреть первые двадцать минут нового фильма про Джеймса Бонда, и всё станет ясно как день.

Нет, серьёзно: просто глядеть больно на то, как прекрасен каждый кадр карнавала в Мехико в День мёртвых. Тут тебе и стиль, и драйв, и элегантное в своей скупости чувство юмора – продлись это очарование на следующие два часа, можно было бы поставить Сэму Мендесу памятник на светлом месте и разойтись в почтительном молчании. Но увы - не случилось.

Возможно, причина опять-таки в том, что Мендес – большой художник, столкнувшийся с непосильной задачей. А именно – придать смысл, жизнь и загадочность сценарию, который абсолютно пуст, абсолютно предсказуем, да к тому же ещё явно не тянет на два с половиной часа. Дело, вероятно, могли бы поправить какие-нибудь активные действия и юмор – в духе начала фильма. Но Мендес идёт другим путём – путём нагнетания, долгих планов, больших панорам и многозначительных пауз. Выходит очень красиво – и смертельно скучно. К середине «Спектр» включает в себя уже все оттенки серого, а действие в нём обвисает, как щёки старого сенбернара. Происходящее на экране дышит усталостью и тлением, и даже великолепная грация Крейга не помогает делу, поскольку неподвижное и грустное лицо, прилагающееся к этой грации, к концу первого часа перестаёт трогать и начинает утомлять.

Кажется, здесь нет ни одного персонажа, который не был бы измучен жизнью до последней степени – если не считать Кью, который хоть как-то скрашивает этот медленный и эстетичный зомби-парад. Отдельное извращённое удовольствие доставляет Леа Сейду, которая вполне может претендовать на звание самой унылой девушки Бонда. И это тоже не украшает картину: в конце концов, почти сумасшедшая сексуальность Бонда – неотъемлемый элемент франшизы. Но чувственность в «Спектре» - те самые 20 минут начала, да ещё несравненные титры, врезающиеся в память обилием тентаклей. В последующие два часа эту чувственность можно с тем же успехом искать дома в холодильнике. То, что принято называть «химией», и даже то, что принято называть игрой, между Крейгом и Сейду отсутствует как класс. И в насквозь нарочитой сцене у зеркала с Моники Белуччи оказывается больше чувства, чем в самых патетичных моментах с юной блондинкой.

Кристоф Вальц мог бы отчасти спасти положение своей несравненной харизмой – но и тут все не слава богу. Кажется, Тарантино был первым и последним голливудским режиссёром, который на всю катушку использовал его данные. Мендес, увы, не стал исключением: стопка фотографий покойных врагов Бонда внушает больший трепет, нежели местный Мориарти. Хуже того: невольная и естественная ассоциация с Мориарти при наличии в фильме Эндрю Скотта бьёт по персонажу аж дважды – поскольку тот же Скотт, присыпанный здесь бурой пылью для общего фона, работал номер «я маньяк, и это личное» в три раза страшнее.

Весь этот тлен вполне мог бы сойти за концепцию и стиль, если бы неподалёку не ошивались «Кингсмен» и «Агенты А.Н.К.Л». Да что там – даже фильм одного Тома Круза по части увлекательности делает нашего британского супергероя одной левой! Затянутое, предсказуемое, скучное, дорогое и красивое – таким вышло кино Сэма Мендеса, большого художника, который заигрался с метеоритами, железными ногтями и спичечными этикетками вместо сценария.