Олег Корсун: Безбрежное море тайги осталось в прошлом

Прошедший 2014 год наверняка запомнится многим забайкальцам бушевавшими на территории края лесными пожарами. Безусловно, огонь наносит экосистемам региона непоправимый ущерб, но говорить сегодня нужно не только об экологических проблемах, но и о достижениях в этой сфере, которые, пусть в меньшей степени, но происходят ежегодно.

О том, чего удалось добиться экологам в 2014 году, а что ещё нужно сделать и на какие болевые точки обратить особое внимание, о перспективах развития созданного недавно Ивано-Арахлейского природного парка и о том, кому могут быть выгодны замедленные темпы строительства Амазарского целлюлозно-бумажного комбината в интервью ИА «Чита.Ру» рассказал кандидат биологических наук, профессор Забайкальского государственного университета, член Забайкальского отделения Русского географического общества Олег Корсун.

- Помимо всего прочего, вы являетесь и научным сотрудником заповедника «Даурский», расположенного на юго-востоке Забайкалья. В начале нашей беседы не могли бы вы рассказать, чем сейчас живёт заповедник, что нового там произошло в 2014 год?

- У меня нет никакого сомнения, что заповедник, созданный 25 лет назад, по-прежнему развивается активно, несмотря на все проблемы с финансированием, которые неизбежно возникали за всё время его существования. Он смог занять своё достойное место в заповедной системе России, развивается и структурно, и содержательно. Так, к 2014 году замечательно оформилась база на Торейских озёрах на основе кордона Уточи, который сейчас представляет собой непросто кордон, где есть инспектор, а место для проведения серьёзных научных исследований. Там создана необходимая инфраструктура, позволяющая как собирать на конференции специалистов со всей страны, так и организовывать лагерные смены для детей. Нисколько не сомневаюсь, что созданный здесь научный стационар станет весьма известным местом.

И в природоохранном плане у заповедника, конечно же, есть успехи. Один из главных - рост численности дзеренов, который наблюдается фактически с начала 90-х годов, когда они вернулись в Забайкалье. Это была заслуга заповедника. За 2014 год популяция этих антилоп в крае увеличилась ещё на 10% и сейчас составляет более 4,5 тысячи голов. К тому же мы видим, что дзерены постепенно расходятся по нашему краю всё дальше. Если раньше было всего лишь два небольших места вблизи берега Торейских озёр, где они преимущественно жили, то сейчас, особенно зимой, животные совершают достаточно дальние миграции, пытаются уходить уже и к Онону, и в сторону Борзи, и к Забайкальску.

Нельзя не упомянуть и о тех усилиях, которые предпринимает заповедник для того, чтобы такой уникальный экорегион как «Степи Даурии» получил статус объекта всемирного природного наследия ЮНЕСКО.

- На мой взгляд, заповедник «Даурский» является отличным примером умного развития так называемых особо охраняемых природных территорий (ООПТ) в Забайкалье. Но их для такого большого края как наш явно недостаточно. Что делается в регионе на этом направлении?

- Известно, что создание территорий с особым статусом охраны является очень важным направлением защиты природы. Что касается Забайкалья, то к числу плюсов следует отнести то, что у нас в последнее время и губернатором, и другими представителями руководства края неоднократно озвучивалось мнение, что площади наших ООПТ необходимо существенно увеличивать. Сейчас они у нас, действительно, невелики и составляют около 5% от общей территории края. Это меньше, чем в целом по России, меньше, чем почти во всех соседних регионах. Есть мнение, что было бы неплохо, если бы Забайкалье поставило своей задачей увеличить площади особо охраняемых природных территорий хотя бы до 15%. Пусть это в два раза меньше, чем в Якутии, но тем не менее нам уже будет не так стыдно смотреться на общероссийском фоне.

Именно поэтому не так давно в существующую схему развития и размещения ООПТ Забайкальского края были внесены изменения. Пока и они недостаточны, необходимо дальше работать в этом направлении. По поводу создания новых ООПТ есть предложения от наших муниципальных районов, от граждан, неравнодушных к проблеме сохранения родной природы. Важно, что мы принципиально ставим перед собой такую задачу - пусть не сейчас, пусть на протяжении 10-15 лет, но увеличить площади ООПТ до приемлемых показателей. Но, конечно, главное, чтобы это не осталось лишь декларацией.

- Можете привести примеры успешной работы по созданию ООПТ в Забайкальском крае за последние годы, и с какими трудностями в работе сталкивались экологи, правительство региона?

- За последнее время был принят целый ряд положительных решений, поэтому нельзя говорить, что в экологическом плане в крае ничего не делается. Во-первых, была проделана большая работа по созданию природного парка «Арей». Это, конечно, заслуга края, в том числе его руководителей, поскольку они смогли найти финансовые средства, чтобы поддержать проект Забайкальского отделения Русского географического общества. Члены общества, в свою очередь, подготовили эколого-экономическое обоснование создания этого природного парка. И, в конце концов, всё завершилось приданием «Арею» нового статуса. Теперь там создана ООПТ регионального уровня, призванная решать конкретные задачи - в нашем случае это развитие экологического туризма и сохранение природных экосистем так, чтобы минимизировать негативные последствия влияния человека на берега и акваторию озера.

Во-вторых, уже достаточно давно было принято решение о создании национального парка «Чикой», хотя он, как мне кажется, ещё фактически не заработал. Там достаточно долго тянутся организационные вопросы. Может это связано с тем, что национальный парк - федеральная структура, а соответственно решения из Москвы дольше идут в далёкое Забайкалье. Будем надеяться, что все эти организационные вопросы как-то утрясутся, появится работоспособный коллектив сотрудников и национальный парк начнёт работать так, как должен. Как в своё время фактически с нуля, но тем не менее достаточно успешно, начинал работать национальный парк «Алханай», где, пусть не без проблем, но всё же удалось организовать неплохую инфраструктуру и популяризировать это место, как центр и охраны природы, и экологического туризма.

В-третьих, сейчас нашей группой учёных, готовившей эколого-экономическое обоснование, и правительством края фактически полностью завершена подготовительная работа по созданию заказника «Верхнеамурский» в Могочинском районе. К сожалению, он получился урезанным и очень неудачным по площади, так как по требованию геологов и лесников из его границ пришлось вычленить ценнейшие участки тайги. Так или иначе после полного согласования всех вопросов с различными заинтересованными структурами - геологами, лесниками, пограничниками - вопрос создания заказника можно считать решённым. Сейчас осталось последнее, но самое грустное, на мой взгляд. Около года назад у нас в стране были внесены изменения в федеральный закон об ООПТ, которые предусматривают согласование всех региональных особо охраняемых территорий на федеральном уровне. Мера абсолютно глупая и бессмысленная, поскольку край и так ведёт все согласования с федеральными структурами на этапе подготовительной работы. Но почему-то кто-то посчитал, что любое краевое решение должно ещё согласовываться в российском Министерстве природных ресурсов. Ну а там, по всей видимости, не торопятся, несмотря на предпринимаемые краем усилия.

Надеюсь, что работы по созданию новых ООПТ в нашем крае не прекратятся. В частности, сейчас мы завершаем работу по подготовке эколого-экономического обоснования создания ещё одного заказника – «Среднеаргунского». Надеемся, что его создание позволит защитить от вырубки ещё один участок наших лесов в российско-китайском приграничье.

- В декабре 2014 года правительство Забайкальского края приняло постановление о создании Ивано-Арахлейского природного парка. По сути, он занял территорию одноимённого заказника, то есть попросту произошла смена статуса. Как вы считаете, нужное ли это решение и какие преимущества у парка есть перед заказником?

- Я расцениваю изменение статуса данной особо охраняемой природной территории как, безусловно, позитивное явление. Хотя бы потому, что создание заказника некогда было промежуточным, половинчатым решением. Связано это с тем, что когда в 90-х годах создавался Ивано-Арахлейский заказник, мы просто-напросто ещё плохо понимали, как может работать такая структура как природный парк. Не было опыта не только в крае, но и практически во всей России. Только-только начало формироваться федеральное законодательство, которое и ввело это понятие - природный парк. Но всё-таки заказник –это очень специфическая структура, которая не направлена на развитие туризма как такового. И изменение статуса – это естественный процесс для территории, значимой для развития туризма в крае.

Главная проблема Ивано-Арахлейского парка в другом. Прежде всего, на этой территории завязано неимоверно большое количество самых разных интересов - целый клубок. Мы знаем, что фактически все годы там велись рубки леса, была разрешена охота. А это те виды природопользования, которые, безусловно, должны быть под особым контролем и очень строго регулироваться. Есть огромное количество земельных интересов, ведь всё-таки это самое популярное в Забайкалье место отдыха. И нужно понимать, насколько легче было решать подобные вопросы, скажем, на Алханае. Там администрации национального парка потребовалось лишь упорядочить развитие «дикого» туризма. Они это сделали сравнительно легко - ликвидировали неорганизованный туризм и определили, где отдыхающим можно ставить палатки, где они могут заселиться в юрты, где – в домики. На Арахлее так не получится - это место, где уже стоят тысячи дач, коттеджей и баз, место, где за сезон отдыхают сотни тысяч людей, где плохо отработаны механизмы утилизации мусора. И раскручивать этот клубок проблем, наверное, предстоит не годами, а, боюсь, десятилетиями.

- Может быть вы видите действенные механизмы, которые бы ускорили решение этих проблем?

- Как ни крути, всё-таки парк будет эффективен, когда он имеет достаточно финансовых средств, чтобы вкладывать их в природосбережение. Думаю, что Ивано-Арахлейскому парку неизбежно придётся идти к тому, что отдыхающие, так или иначе, должны вносить свой финансовый вклад в организацию отдыха, вывоз мусора. Даром ничего не даётся, и если мы хотим, чтобы наши дети росли не на помойках, а среди цветов, кто-то должен об этом позаботиться. В общем, ничего другого в мире не придумано. Дополнительных денег в ближайшие годы парк от края просто не получит, бюджет явно не сможет себе этого позволить. А значит, что нужно искать какие-то пути, чтобы решать эти задачи. В той или иной степени по этому пути должны идти все туристические центры – и природный парк «Арей», и национальный парк «Алханай». Нужно предлагать услуги и одновременно создавать людям цивилизованные условия для отдыха.

- Уже более 10 лет муссируется вопрос о реализации в Могочинском районе, можно сказать, международного проекта - строительства Амазарского целлюлозно-бумажного комбината. Огромные площади леса вокруг стройки взяты китайцами в аренду на десятилетия, и его уже активно пилят, но сроки сдачи ЦБК постоянно откладываются и появляется впечатление, что строительство комбината кто-то старательно затягивает. Скажите, есть ли в этом заслуга экологов или здесь действуют другие силы?

- Думаю, что никакой роли экологов в затягивании строительства нет. Во-первых, как ни печально, но экологи у нас в стране слишком слабы, чтобы оказать какое-то серьёзное влияние на процесс строительства комбината. А во-вторых, задача экологов – не в том, чтобы препятствовать экономическому развитию, а в том, чтобы находить и предлагать пути, при которых это развитие наносило бы минимальный вред природе и обществу. В экономическом же плане комбинат, который способен производить какую-то продукцию с добавленной стоимостью, безусловно, лучше чем тупой экспорт срубленных деревьев за границу. Так что, вопрос относительно затягивания строительства стоило бы задать той компании, которая им занимается. Мне и самому интересно было бы получить ответ на этот вопрос. Я, конечно, не хочу никого обвинять, но как бы не получилось так, что неспешное строительство комбината скорее в интересах самих его строителей. Например, не секрет, что предполагавшееся параллельно возведению ЦБК лесопильное производство как раз было создано чрезвычайно быстро. Также быстро начались заготовки древесины, да ещё в таких масштабах, что её часть просто сгнивала. Поставить лесопилку получилось гораздо легче, чем построить комбинат, который бы давал хоть чуть-чуть, но большую добавленную стоимость. Понятно, что ЦБК - технологически гораздо более сложное производство. И тем не менее его строительство идёт, мягко говоря, небыстро. Не хочется думать, что речь идёт просто о некой обманке для того, чтобы отвлечь внимание края под предлогом вливания инвестиций, а на самом деле найти повод, чтобы организовать вывоз необработанной или слегка обработанной на примитивных лесопилках древесины.

Такое уже было ранее в Могочинском районе, и, собственно говоря, не секрет, что открытие пункта пропуска Покровка - Логухэ было связано исключительно с вывозом в Китай необработанной древесины. Кто-то на этом обогатился, район же получил лишь большие «проплешины» в лесу, которые хорошо видны на космоснимках. Мне бы хотелось верить, что этот грустный этап нашей жизни мы прошли и к этому никогда не вернёмся. Но, к сожалению, периодически появляются тревожные «звоночки», которые говорят о том, что у кого-то есть большое желание снова открыть этот пограничный переход и даже построить мост через Амур. И вроде бы даже китайские инвесторы готовы дать деньги на строительство моста, чтобы можно было ввозить и вывозить некую продукцию. У меня есть твёрдая убеждённость, что единственная причина возобновления работы этого перехода - найти канал вывоза необработанной древесины с территории Забайкальского края на территорию КНР. Больше ни для чего этот пункт пропуска в принципе не может использоваться.

Нам говорят, что якобы пункт Покровка - Логухэ будет необходим для вывоза целлюлозы, когда заработает комбинат. Но и мост, и почти стокилометровый участок дороги через горные перевалы надо будет ещё построить. И потом гнать грузовики с целлюлозой к китайской границе? Но ту же целлюлозу гораздо проще было бы вывозить по железной дороге, благо действующая ветка на Китай через Забайкальск работает безо всяких проблем. Есть ветка и через Амурскую область. Боюсь, что интерес китайского инвестора здесь вовсе не в целлюлозе, а в вывозе древесины. Я абсолютно уверен, если этот переход через Амур будет открыт, Забайкальский край приобретёт очень мало, а потеряет неимоверно много.

- Как вы считаете, на какие болевые точки в экологическом плане всем забайкальцам нужно будет обратить внимание в первую очередь в 2015 году?

- Хотел бы остановиться на одной проблеме, которая меня беспокоит особенно сильно. Я говорю о сохранности наших забайкальских лесов. К сожалению, за последнее время мы привыкли и даже считаем нормой, что каждый год у нас бушуют пожары. Это, безусловно, не норма, и я считаю, что общество в состоянии организовать противопожарную защиту лесов и степей таким образом, чтобы угроза была минимизирована. Специально всю прошлую весну отслеживал, как возникают лесные пожары у нас и как это происходит в соседних регионах и в приграничных с нами странах. И хорошо было видно, что всю эту сухую весну 2014 года Монголия практически не горела. Приграничные территории Китая горели, но гораздо, несопоставимо, меньше, чем мы. Наш регион в этом отношении оказывается опять в отстающих. И это проблема непросто краевая, она федерального уровня, поскольку без серьёзного вложения средств мы её не решим. Экономя на защите лесов, мы теряем гораздо больше. Уверен, площади лесов в Забайкалье постоянно сокращаются. Нас, конечно, уверяют, что это не так, что, мол, расчётная лесосека даже увеличивается. Но не секрет, что масштабное лесоустройство не проводилось уже несколько десятилетий, и по этой причине лесники просто лишены возможности провести объективную оценку состояния лесов. Это отдельная и очень финансово-затратная работа. А мы должны знать, сколько у нас лесов, и в каком они состоянии. Это нужно всем, даже лесорубам, которым постоянно подсовывают «кота в мешке». И если на космоснимках посмотреть, какие площади пройдены лесными пожарами, в том числе верховыми, то сейчас мы должны сказать, что фактически забайкальской тайги как таковой уже не существует, её просто нет. «Безбрежное море тайги» осталось в прошлом. Последний крупный и сравнительно цельный массив тайги у нас остался только в Красночикойском районе и немного на прилегающих к нему территориях. Остальные леса у нас чрезвычайно сильно фрагментированы - где-то сенокосчики пустили пал, где-то не уследили за так называемым профилактическим отжигом, а где-то деревья вырубили тайком, а потом подожгли, чтобы были не видны порубочные остатки. Издалека может казаться, что стоит лес, а подойдёшь ближе – и ни одного старого дерева, только чахлый осинник или худосочный березняк на месте пожарища.

И эта непростая проблема может сильно сказаться на жизни будущих поколений забайкальцев. К слову, в нынешнем сезоне наши властные структуры начали гораздо раньше обычного говорить о подготовке к лесопожарному сезону 2015 года. Но, на мой взгляд, есть одна проблема, которая может быть даже важнее, чем трудности в подготовке техники и специалистов. Я имею в виду работу с местным населением. Мне она представляется чрезвычайно важной, ведь предотвратить пожар стоит в несколько раз дешевле, чем потушить его, а уж о последствиях и говорить нечего.

Я абсолютно уверен, что МЧС, Гослеслужба, краевые власти, образовательное и научное сообщество должны объединиться, чтобы совместно искать максимально эффективные способы влияния на общественное мнение. Одних штрафов недостаточно, да и эффективность таких мер, как мы видим, пока невысока. Людям нужно объяснять, к каким последствиям могут привести их действия. Да, многие привыкли жечь свой сенокос, потому что так делали их отцы и деды. Но эти отжиги заканчиваются гибелью тысяч гектаров леса. Кто-то может сказать, что работа с местным населением будет неэффективной, что никто слушать не станет. Я считаю, что станут, нужно просто уметь говорить с людьми, выходить на открытый и постоянный диалог. Человек только тогда приобретает гражданское самосознание, когда начинает чувствовать ответственность за свой дом и за будущее своих детей. Нужно идти в каждое село, в каждый дом, вовлекать людей в разговор, объяснять опасность пожаров не только для флоры и фауны, но и для нас самих, для нашего здоровья, для благополучия наших детей. Люди у нас отзывчивые, просто мы не научились с ними говорить.