Советские танки из «Долины Смерти» на погибель японским захватчикам

Забайкалец Георгий Иосифович Кряжев, готовясь к войне, учил азбуку Катакана, но в занятый японцами Хайлар въехал на танке. Был ранен на Большом Хинганском хребте и получил медаль «За Отвагу».

В 1940 году 17-летний житель села Алтан Георгий Кряжев окончил курсы бухгалтеров потребкооперации в Сретенске и стал работать в Алтанском сельпо.

О начале Великой Отечественной войны вспоминает без эмоций: «22 июня 1941 года к нам в сельпо пришёл старшина Николаев с Алтанской погранзаставы Мангутского погранотряда и сообщил, что фашистская Германия напала на Советский Союз».

Практически сразу заместитель секретаря комсомольской организации Кряжев, как и вся алтанская молодёжь, начал готовиться к войне. В то время в селе было около 20 комсомольцев, в основном, механизаторы, трактористы и учителя. Весь комсомольский актив ходил на погранзаставу заниматься спортом и стрелять из винтовок.

«Через некоторое время многие из нас сдали нормативы «Готов к труду и обороне» – то есть были в какой-то мере подготовлены к военной службе. Тогда молодёжь на это серьёзно обращала внимание. Не то, что сейчас», - говорит Кряжев.

«В 42-ом году меня призвали в ряды Советской армии, – вспоминает ветеран. – Всего в районе набралось 142 призывника. Всех нас собрали на самом крупном на тот момент предприятии района – Хапчерангинском оловокомбинате. Оттуда до станции Дарасун нас сопровождал директор Кыринской машинно-тракторной станции Фролов. Я, как и большинство призывников, попал на 77-ой разъезд – сейчас это станция Безречная. Всякое там было - то поведут в баню, а там воды нет, то не привезут бельё, то ещё чего».

Спустя два месяца в часть прибыл старший лейтенант отдельного радиодивизиона, находившегося в Осетровке, где сейчас служит внук Георгия Иосифовича - подполковник Николай Кряжев.

В Безречной у вчерашнего бухгалтера и старлея радиодивизиона состоялся разговор, о котором сейчас Кряжев вспоминает не без гордости: «У меня было образование девять классов, а в то время даже семь классов ценились как сейчас высшее образование. Старший лейтенант спросил у меня, играю ли я на каких-нибудь музыкальных инструментах. Я ответил, что могу и на балалайке, и на гитаре. Хоть проверить меня было не на чём, лейтенант поверил, сказал: «всё, пойдёшь со мной».

В радиодивизионе новобранцев посадили за изучение азбуки Катакана - самой простой азбуки в Японии, использующейся для записи слов неяпонского происхождения. А через два месяца солдат-парней разбросали по разным частям, а в Осетровку привезли 500 молодых девушек. При распределении Кряжева отправили в 205-ую танковую бригаду, на станцию 74-ый разъезд. Через некоторое время он получил звание сержанта и должность командира на «Т-34».

«Мы знали, что война с Японией будет. А 6 августа нам объявили боевую тревогу и предупредили – никаких вещей в казарме не оставлять. Тут мы почуяли, по-русски говоря, что дело пахнет керосином – что вот уже война».

В тот же день 205-ая бригада двинулись к границе с Китаем. Танки ехали по так называемой Долине смерти в Борзинском районе только ночью, не включая фары, скрываясь от противника. Особая трудность заключалась в дневной маскировке.

«Танк - это же не велосипед, - отмечает Кряжев, - его так просто не спрячешь. Когда подъезжали к Борзе, я вспомнил, что учился в Сретенске с девушкой Аксёновой, которая работала в борзинском райпотребсоюзе. Потом мы ездили в Борзю за водой, и эта девушка дала мне косу-литовку, которая очень пригодилась. У нас были сетки – такую натянешь, сверху накидаешь травы и замаскировал танк».

8 августа танковая бригада подошла к границе с Китаем. Военные провели митинг, поставили понтоны через Аргунь и двинулись на территорию, захваченную японцами. Ни на границе, ни на пути к Харбину советским войскам не оказали сопротивления.

«Но в Хайларе нас мы встретили по-страшному, – рассказывает ветеран. - Враг был жестокий просто. Там был Хайларский укрепрайон, где размещалась часть миллионной Квантунской армии. Три дня мы пытались взять этот укрепрайон, три раза хотели прорваться. Но не могли форсировать противотанковые рвы, которые там были. Рвы эти, шириной метра полтора-два и частично заполненные водой, пехота преодолевала. Но половину пехотинцев японцы перебили».

После войны Кряжеву удалось побывать в музее, устроенном на месте Хайларского укрепрайона. Об этом он говорит: «Ещё тогда мы знали, что его в 1943-1947 годах строили пленные китайцы. Японцы всё хорошо продумали – укрепление в глубину 117 метров. Там была вентиляция, амбразуры, склады».

По словам Кряжева, японцы хотя и не подпускали советские танки к своему укрепрайону, но ничего поделать с ними не могли. 45-миллиметровые орудия не брали стальную катаную броню «тридцатьчетвёрок». Хайлар был освобождён чуть позже – воинами 36-ой армии, входящей в состав ЗабВО. А 205-ая бригада, закрыв люки танков, двинулась на хребёт Большой Хинган.

Несмотря на лето, люки пришлось закрыть из-за отчаянных попыток японцев остановить советские войска. Смертники прятались в высокой августовской траве и, подкараулив момент, запрыгивали на башню танка. Где сидит механик, японцы знали - удар кинжалом, и «тридцатьчетвёрка» останавливается.

14 августа советские солдаты дошли до середины Хингана. Там, по словам Кряжева, японцы подготовили плацдарм, пристреляв свои орудия и отметив пристрелянные точки: «Пристрелянные места они отмечали столбиками. Как только танк подъедет к такому столбику, японцы открывают огонь из 120-миллиметровых гаубиц. Практически сразу, после одного выстрела, на машине взрывается бензобак или слетают гусеницы. Уже после боёв мы осматривали этот укрепрайон. Жутко. Все наводчики были прикованы к орудиям».

Противник подпустил танки на 200- 300 метров к плацдарму и открыл безжалостный огонь. Вторым снарядом подбило танк Кряжева. Выскочив из горящей машины, он наткнулся на колючую проволоку, подумал, что поле боя заминировано. Побывавшим в том бою можно смело заявлять, что побывали в аду. Сверху с чертовской точностью японцы бьют гаубицами по пристрелянным точкам, вокруг полыхают подбитые танки, а под ногами вот-вот начнут рваться мины. Спасаясь от обстрела, сержант Кряжев ушёл в сопки, где осколком от очередного снаряда его ранило в плечо.
«Народу там полегло много, – говорит Кряжев. - Из-за этого случился такой казус. Когда меня подобрал санинструктор, он снял с меня разорванную, окровавленную гимнастёрку. Партбилет он из неё достал, а остальное - письма, фотографии бросил вместе с ней. Раньше на этом месте похоронили комбата Казакова. Мимо могилы ехал мой односельчанин Виктор Степанов, достал из валяющейся рядом гимнастёрки мои фотокарточки и сообщил родным, что Гошка Кряжев погиб».

После боёв на Хингане начались дожди, из-за чего разбитая взрывами и растасканная танками горная дорога стала непроходимой. Раненых солдат пришлось оставить в Китае, хотя это было небезопасно.
«Охранял нас, раненых, там один бурят - старшина Эрдынеев. Он, видимо, долго не спал и решил подремать на посту, зажав винтовку меж ног. А мимо шли наши солдаты. Кто-то из них схватился за штык, а Эрдынеев держал палец на курке, и бойцу оторвало руку. Вот они закричали – один по-бурятски, другой по-узбекски что ли. Ну, думаю, конец жизни, самураи пришли. Притворюсь, как будто мёртвый. Потом нас увезли в больницу на станцию Бухудэ. Но и там тоже было неспокойно. Ночью смертники-самураи врывались в здание и похищали медперсонал или же сами себя взрывали, пытаясь нас добить».

Когда раненых бойцов навестил заместитель начальника политотдела, они в один голос потребовали вывезти их на родину. Через полмесяца раненых отправили в Забайкалье. Тяжелобольных снимали в Борзе, Оловянной, в Карымской. Кряжева отправили долечиваться в госпиталь на Чите-1. А 7 ноября комиссовали по ранению на три месяца.

За форсирование Большого Хингана Георгий Иосифович награждён медалью «За отвагу». За участие – Орденом Отечественной войны 1 степени. Уже после войны за работу в советской торговле ему вручили «мирные» награды – медаль «За труд», орден «Знак почёта».

Егор Захаров