Андрей Захаров: Мы живём в империи с лейблом федерации

Почему виртуальное гражданское общество бессильно, какие прорехи есть в стратегии национальной политики, на что воля Аллаха на арабских авиалиниях, ИА «Чита.Ру» рассказал редактор журнала «Неприкосновенный запас: дебаты о политике и культуре», доцент РГГУ и гость Гражданского форума «Забайкальцы — Забайкалью» Андрей Захаров.

- Страна замолчала. Замолчала достаточно давно, лет десять назад. В стране нет площадок для общественных дискуссий. То есть какое-то бормотание периодически идёт в тех или иных социальных группах, но не выходит на серьёзные уровни. А как создавать публичную сферу, если во всех регионах страны одновременно не обсуждаются одни и те же вопросы? Это означает, что мы возвращаемся к времени, когда публичной сферы не было ещё — до Великой французской революции. Это неправильно. И сам факт проведения Гражданского форума в Чите с этой точки зрения очень отраден.

- Могут обсуждения в оффлайне быть заменены дискуссиями в онлайне?

- В интернете? Нет. Это царство совершенно безбрежной анонимности. Теоретически можно предположить даже, что все эти беседы ведёт сам с собой какой-то один моносубъект. Это суррогат, в лучшем случае, но это никак не замена дискуссии, потому что если у вас нет личностного контакта, вы не создаёте гражданское общество – вы создаёте виртуальное гражданское общество, но оно, как всё виртуальное, достаточно бессильно.

Когда была арабская весна – все прямо заливались: ну, надо же, Facebook (запрещённая в России экстремистская организация) сделал революцию. Да не Facebook (запрещённая в России экстремистская организация), а колоссальный популяционный рост в Египте, с одной стороны, огромное количество неустроенной молодёжи и достаточно беззубая политика тогдашнего египетского руководства — c другой. Не заменяют фейсбук (запрещённая в России экстремистская организация)и социальных причин.

- Как вы относитесь к стратегии национальной политики РФ, обсуждаемой в регионах?

- Я участвовал сегодня в таком обсуждении стратегии Ассамблеей народов Забайкалья. По этому документу видно, что да, государство озабочено межнациональными отношениями. Но его заботит преимущественно безопасность. Везде, в каждой строчке написано, что этнические конфликты угрожают безопасности и единству, целостности государства. Всё правильно. Но межнациональные отношения – это не только безопасность, это гораздо более широкий пласт, там есть огромное количество других сюжетов. А процесс, который на Западе называют секьюризацией этничности, когда этничность рассматривается только с точки зрения секьюрити, - опасен. Он просто ограничивает сферу такой общественной коммуникации как межнациональный диалог.

Вторая прореха в новейшей стратегии развития национальной политики в России заключается в том, что в ней практически не упоминается слово «федерализм». Это будет какая национальная политика?

Между тем, наша страна остаётся едва ли не империей, сохранив федерацию только в названии. Вы меня спросите: ну и что, кому она нужна, ваша федерация? Всё бы было хорошо, если бы удельный вес национальных меньшинств в стране не составлял 20%. Мы не можем себе позволить игнорировать интересы такой большой части населения. Фактически, отказ от федерализма — это отказ от диалога, отказ от покровительственной политики в отношении меньшинств. Это такая система, которая позволяет маленькому чувствовать себя большим, будучи растворённым в достаточно однородном море носителей иной культуры, иной этнической принадлежности, иной религиозной принадлежности.

Есть два варианта взаимодействия большого государства с такими малыми группами. Один вариант имперский. Когда им объясняют: «Ну, что вы здесь ноете? Есть национальный интерес – пожалуйста, руководствуйтесь им. Вот приказ не ныть больше по этому поводу. Мы вам даём школу, даём газету, даём телевизор, радиоточку. Какое политическое представительство? Отстаньте. Вот у нас есть парламент, который прекрасно без вас решает все вопросы». Федералистский сценарий совершенно другой. Федерализм означает отступление от традиционных принципов мажоритарной демократии. Мажоритарная демократия, подразумевающая принцип «один человек – один голос», работает прекрасно за исключением обществ, которые являются этнически расколотыми. А если есть меньшинство, у него должен быть определённый приоритет с точки зрения политического самовыражения только потому, что оно меньшинство, и ни по какому другому основанию. Поэтому когда у какого-то автономного округа, предположим, есть непропорционально высокая норма представительства в тот или иной парламент, это не должно вызывать никакой обиды или зависти.

Федерализм хорош тем, что он решает две задачи одновременно: сохраняет целостность многообразного государства, с одной стороны, а с другой стороны, позволяет этническим меньшинствам чувствовать себя в определённых отношениях большинством.

- У нас в регионе в прошедшее воскресенье были выборы, и в одном из районов 12% явка, в другом – 13%, средняя по краю — 25. Связана ли апатия электората с отсутствием федерализма?

- Да. И когда создавалось это законодательство, его инициаторы знали, что они делают. Они провели несколько вещей одновременно, чтобы облегчить себе жизнь: ликвидировали порог явки и графу «Против всех» в наших бюллетенях. Всё это сделано в целях оптимизации электорального процесса, для воспроизведения одного и того же результата выборов. А когда всё так работает, что вам кажется, будто от вас, действительно, мало что зависит, и каждый день смотрите фильмы про чудотворные иконы и святую воду, на выборы не хочется ходить. При этом такая явка не красит нас. Потому что она очень сильно отличается от явки в других постсоциалистических странах на местных выборах, которая составляет около 50%.

- Зачем, по-вашему, государство всё чаще заигрывает с религией?

- Хочет найти более прочную опору для нынешнего режима, нежели такая эфемерная материя, как цены на нефть и газ. Оно ищет таким образом дополнительные источники легитимности. Вы же видите, что на выборах происходит? Явка падает, легитимность это подрывает, конкуренции нет. Религиозный фактор – та же легитимность, только средневековая. Меня очень пугает заигрывание с религией государственной власти, игнорирование принципа светского государства - принципа отделения церкви от государства, вовлечение церкви в решение важнейших государственных вопросов. Это напрямую связано с межнациональным согласием.

- То есть власть вообще не должна ориентироваться на религию?

- Не надо ставить такую задачу вообще. У нас, я думаю, 15% населения уже живёт в эпохе постмодерна. Это люди, которых можно отнести к креативному классу, у которых особая разновидность занятости, которые не имеют начальства, которые могут работать в любой точке планеты, занимаясь своими делами. С другой стороны, часть страны живёт ещё в доиндустриальной эпохе. Совмещать эти вещи достаточно трудно друг с другом. Мне кажется, что если мы хотим быть действительно конкурентоспособными на мировой арене, то нам надо ориентироваться на стандарты не позавчерашнего дня – нужно что-то более современное. А более современное – светское общество, секуляризованное, пережившее отделение церкви от государства и уход церкви из политики.

Дело церкви - попечение о душах. Ни к государственной политике, ни к вопросам социального благополучия это не имеет никакого отношения. Я летел в Махачкалу однажды и был поражён фразой, которую услышал при посадке. Пилот говорил в микрофон буквально следующее: «Если на то будет воля Аллаха, то через 20 минут мы произведём посадку в аэропорту города Махачкалы». Это стандартная фраза, на всех арабских авиалиниях говорят эту фразу, но я светский человек, мне хотелось бы, чтобы посадка самолёта обеспечивалась и еще какими-то факторами: тем, что самолет исправен, диспетчер не пьян, пилот профессионален…

- Вы в своих выступлениях говорите о феномене спящего федерализма. Можно ли прогнозировать сроки его пробуждения?

- Это зависит от экономической конъюнктуры. Но в целом, бывают такие ситуации, когда некие существующие политические, экономические, социальные нормы не работают. А потом, в силу каких-то обстоятельств, пробуждаются и начинают жить самым неожиданным образом. За примером далеко ходить не надо – в Конституции СССР было право на свободный выход из состава федеративного государства. Была такая норма? Была. Записали её большевики туда? Записали. В трезвом уме они были? Вполне.

Так вот, этот пунктик записывается и спит на протяжении десятилетий, а потом, когда цена на нефть падает до шести долларов за баррель, выясняется, что на солидарность денег не осталось, и один за другим верховные советы начали принимать декларации о независимости о выходе из состава. Думал кто-нибудь, что эта норма проснётся? Российский федерализм сегодня – тоже спящий институт. Но он проснётся обязательно. Отказываться от федерализма в многонациональной стране очень опасно. Сразу начнётся брожение в национальных регионах. Приходится сохранять двусмысленную ситуацию, вести себя, как будто ты живёшь в империи, но при этом лейбл – федерация. Имперский федерализм.

И, как всякое такое состояние, он не может сохраняться долго. Поэтому очень нужно сделать так, чтоб он проснулся, не развалив при этом страну.