CHITA
Погода

Сейчас-7°C

Сейчас в Чите

Погода-7°

переменная облачность, без осадков

ощущается как -15

0 м/c,

687мм 24%
Подробнее
USD 92,26
EUR 99,71
Реклама
Город обзор «Книжный развал»: Веснушки на коленках, хладнокровное убийство и Сталин

«Книжный развал»: Веснушки на коленках, хладнокровное убийство и Сталин

После прочтения книги остаётся тревожный осадок. Хочется оглядываться на улице, запирать двери, включать вечером свет во всех комнатах.

Научные исследования, посвящённые сталинской эпохе, безумные фентези-истории, неунывающие дети и детектив, основанный на реальных событиях — всё это в новом обзоре от редакции ИА «Чита.Ру». Читать или не читать, решать, как обычно, вам.

Мария Парр: «Тоня Глиммердал»

Счастье, что Мария Парр старше меня всего на 4 года, иначе она могла бы основательно перевернуть моё и без того перевёрнутое детство. Бог его знает, как бы я росла, прочитав историю про Тоню Глиммердал, например, в начальной школе. Девиз девятилетней Грозы Глиммердала «Скорость и самоуважение!» впечатляет и в 29. В 9 я бы в него не только влюбилась, но и воспринимала бы как руководство к действию.

Я серьёзно — детям, по-моему, надо давать осторожно, в день по полторы странички, тогда хватит на всё лето. А больше нет — опасно для Вселенной. Рыжая и прекрасная, Тоня Глиммердал пополняет славную девчачью ватагу — Пеппи Длинный чулок, Рони — дочь разбойника, Глазастик из Алабамы, Манюня и Наринэ из Адлера, Дубравка из Крыма. Выпусти их в одно время в один двор в любой стране — и амба.

На плечи маленькой норвежки валится столько горестей окружающих её взрослых, что я думаю — вот-вот и она завалится ими. Но она ничего — мчит 4 километра к морю на самокате и голосит себе и всему миру про чёрного козлика. Вы не устоите перед ней.

Тоня верит, что Бог создал её тёток в хороший день.

— Создам-ка я сегодня сюрприз, — сказал Бог и создал её тетку.

Он сделал её рыжей, веснушчатой и устроил так, чтобы она складывалась как гармошка, когда хохочет. Потом он напихал в неё много-много звуков. Он никогда ещё не делал таких шумных тётушек, часто думает Тоня. Потом Бог решил, что тётя будет любить всё хорошее, и всё, что быстро ходит, и всё, что высоко летает. Потом Бог отошёл полюбоваться на готовую тётку, и она ему так понравилась, что он решил сделать ещё одну такую же. И к вечеру у него были две совершенно одинаковые тётушки. Оставался последний штрих, и Бог набрал пригоршню веснушек в банке с веснушками и усыпал ими тётушек, особенно коленки.

— Что за прелесть — веснушки на коленках, — восхитился Бог.

И стал думать, кому бы подарить тётушек, уж больно они шумные. Ну и в конце концов сунул их в живот к бабушке. У неё уже было четыре мальчика, которые как раз начали подрастать, так что она была готова ко всему. Бабушка назвала первую тётю Идун, а вторую тётю — Эйр, и считала их самыми красивыми на свете.

Так она сама рассказывала Тоне. А Бог с неба присматривал за её тётками, как он вообще всегда присматривает за людьми. Но за этими приходилось смотреть особенно внимательно, больно уж они были горазды на разные выдумки. А когда тёткам исполнилось десять, Бог решил сделать им сюрприз.

— И вот — трам-там-там — родилась Тоня-Грохотоня с веснушками на коленках, — говорит гроза Глиммердала, когда рассказывает эту историю тёте Идун и тёте Эйр.

Бог придумал всё так здорово, что она сама не придумала бы лучше.

Трумен Капоте: «Хладнокровное убийство»

Самые страшные, потрясающие до глубины души книги, по-моему, те, что основаны на реальных событиях. Такую книгу переживаешь острее, чем если бы история была плодом воображения автора. Она пугает тем, что всё в ней описанное, происходило в нашем мире, а значит может повториться вновь.

«Хладнокровное убийство» Трумена Капоте – именно такая книга. Её сюжет был когда-то шокирующей реальностью в американском посёлке Холкомб. Произошедшая трагедия – жестокое убийство семьи фермера - заинтересовала писателя, и он пустился в своё журналистское расследование: встречался с очевидцами, беседовал с убийцами, осматривал место преступления. В итоге из-под его пера вышел журналистский роман об убийстве, убийцах, их психологии, природе насилия, о судебной системе Соединённых Штатов, а также о моральности смертной казни.

В этом детективе, как ни парадоксально, главное - не сюжет: убийца становится известен читателю довольно быстро. Главное в романе – ощущения и мысли. Психологизм – главное отличие «Хладнокровного убийства». Писатель воспроизвёл в романе последний день жизни всех членов семьи Клаттеров, их мечты, желания, планы, переживания. И в этом описании встречаются страшные фразы: «в последний раз», «в последний день своей жизни». Привязавшись к героям, после их убийства хочется мести, справедливости, наказания убийц. Но гениальность книги в том, что, читая её, проходишь путь от ненависти к убийцам до жалости к ним. И приходишь к выводу, что в мире жестокость рождает жестокость, которую ничем нельзя оправдать.

Название романа имеет два значения – это и бессмысленная смерть жертв, и хладнокровная казнь преступников. И трагизм истории в том, что ни убийство, ни казнь ничего не изменят, матери будут бросать своих детей и люди с покалеченной душой ни от кого не получат помощи.

После прочтения книги остаётся тревожный осадок. Хочется оглядываться на улице, запирать двери, включать вечером свет во всех комнатах. Но книга захватывает и точно не оставит равнодушным.

Воздух пронзила дрожь вечерней прохлады, и хотя небо было ещё ярко-синим, от высоких хризантем уже протянулись длинные тени; в зарослях цветов резвился кот Нэнси, ловя лапами бечёвку, которой Кеньон и Пол подвязывали стебли. Внезапно и сама Нэнси прискакала на Крошке – они возвращались после субботнего купания в реке. Их сопровождал Тэдди, и все трое – лошадь, девушка и пес – были покрыты сверкающими брызгами.

– Смотри, простудишься, – сказал мистер Хелм.

Нэнси засмеялась; она никогда не болела, ни разу. Соскользнув с Крошки, она растянулась на траве и, схватив кота, поднесла его к лицу и чмокнула в нос и усы.

Кеньон брезгливо поморщился.

– Целовать животное в губы.

– Ты же целовал Скитера, – напомнила она ему.

– Скитер был конь. – Красивый рыжий конь, которого он взял ещё жеребёнком. Как этот Скитер умел брать барьеры! «Ты слишком гоняешь Скитера, – предостерегал Кеньона отец. – В один прекрасный день ты его загонишь до смерти». Так оно и случилось: однажды, когда Скитер нёсся по дороге с хозяином на спине, сердце его не выдержало, он споткнулся и рухнул замертво. Даже теперь, спустя год, Кеньон все еще его оплакивал, несмотря на то, что отец пожалел его и обещал будущей весной позволить ему выбрать нового жеребенка.

– Кеньон? – позвала Нэнси. – Как думаешь, Трейси уже начнёт говорить? Ко Дню благодарения? – Трейси, которому не исполнилось ещё и года, был её племянником, сыном Эвианы, с которой Нэнси чувствовала особенную близость. (Кеньон больше любил Беверли.) – Я бы просто лопнула от радости, если б услышала, как он говорит «тётя Нэнси». Или «дядя Кеньон». А разве тебе не было бы приятно это услышать? Ну скажи, тебе нравится быть дядей? Кеньон? Боже мой, почему ты не отвечаешь, когда с тобой разговаривают?

– Потому что ты глупая, – сказал он и кинул ей головку цветка, подувядшего георгина, которую она тут же воткнула в волосы.

Мистер Хелм поднял лопату. Каркали вороны, близился закат, а идти назад было не близко; аллея китайских вязов превратилась в туннель из тёмной зелени, и его дом был в конце этого туннеля, в полумиле отсюда.

– Вечереет, – сказал он и тронулся в путь. Но один раз все-таки оглянулся. «И это, – как говорит он, давая показания на следующий день, – был последний раз, когда я их видел. Нэнси вела старую Крошку в загон. Я же говорю – ничего необычного».

Виктор Земсков: «Сталин и народ. Почему не было восстания»

Книга известного историка Виктора Земскова «Сталин и народ. Почему не было восстания» вообще-то на поставленный в собственном названии вопрос полноценно не отвечает. Ну, мне так кажется. Но даёт исчерпывающую статистическую информацию о том, какими были масштабы сталинских репрессий, как, куда и кого насильно переселяли в Советском Союзе в 30-х годах XX века, был ли на территории СССР геноцид, что происходило с советскими гражданами, побывавшими в фашистском плену. Данные эти местами пугают, но, несмотря на это, очень обоснованно опровергают десятки мифов, которые намеренно всаживаются в массовое создание с середины 80-х годов, когда империя постепенно начала тонуть.

Земсков данными архивов показывает, как масштабы репрессий вольно или невольно самими разными гражданами – от Александра Солженицына до руководителя научного центра при Институте всеобщей истории Российской академии наук – преувеличивались местами почти в 10 раз. И если Солженицын делал это, возможно, в рамках художественной гиперболы, даже не пытаясь ссылаться на какие-то документы, то профессиональные историки на стыке XX и XXI века умудрялись ссылаться на документы, которых никогда не существовало. По крайней мере, их никто не видел.

Земсков делает свои выводы о том, кто являлся инициатором сталинских репрессий – особенных иллюзий тут быть не может; являлось ли нападение фашистской Германии на СССР в 1941 году результатами просчётов Иосифа Сталина – Земсков считает, что не являлось; находилось ли советское общество во времена правления Сталина в состоянии страха – не находилось.

Книга не является художественной – это научное исследование, лишь очень частично заточенное под обычного читателя. Естественно, что оно пересыпано таблицами, цифрами, отсылками к источникам информации – читать не очень просто, в какой-то степени это труд, но я уверен, что очень надо. Сразу начинаешь несколько иначе воспринимать информационный шум, которым много лет сопровождается далеко отошедшее от науки обсуждение непростого и очень неоднозначного периода правления Иосифа Сталина. Периода (Земсков считает с 1921 по 1953 годы), в который советское общество выиграло Великую Отечественную войну, расстреляло за контрреволюционные и другие особо опасные государственные преступления 799 тысяч человек, построило великую державу и осудило по политическим мотивам 4 миллиона человек.

Ложным является и прошедшее в средствах массовой информации заявление руководителя Центра публикации документов по истории XX века Института всеобщей истории РАН Лебедевой, что в период с 1937 по 1941 год в СССР было репрессировано 11 млн человек. При этом она не пояснила, откуда взяла эту цифру, которая всеми имеющимися в нашем распоряжении достоверными документами безоговорочно опровергается. В недоумении находятся и другие специалисты, причём не исключается версия умышленной фальсификации со стороны Н. Б. Лебедевой. Так, М. А. Колеров в статье, опубликованной в 2011 году в журнале «Родина», делает вывод, что Н. Б. Лебедева «до сих пор, видимо, следует тому предположению, что в идейной борьбе против сталинизма полезней всего не фундированные источниками факты, а произвольные, зато максимальные, поражающие воображение цифры». Если же допустить, что Н. Б. Лебедева видела эту цифру (11 млн) в каком-то документе (на который почему-то не сослалась), то, скорей всего, речь идёт об общей уголовной статистике за 1937–1941 годы. Но, поскольку мы занимаемся политическими репрессиями, то из этой статистики надо отсеять убийц, насильников, воров, жуликов, взломщиков, взяточников, хулиганов, мошенников всех мастей и прочих осуждённых за уголовные преступления.

Ольга Литаврина: «Сквозь игольное ушко»

Книга почти неприятна. Потому что бывает — всё не ладится, разваливается, а толком понять не можешь, почему так произошло. Совпадения, нелепые случайности, благие намерения, сделки с совестью так лихо закручивают жизнь в узел, что выхода часто только два — либо как-то жить, либо жалеть себя и спиться. От греха подальше. Чтобы не разбираться и не думать, почему произошло именно так. Хотелось же как лучше. Литаврина листает перед нами страницы чужой жизни, в которой «поначалу всё шло хорошо», а вот потом...

Книга — не для тех, кто склонен копаться в себе и впадать в депрессию, оптимизма она не прибавит. Даже положительные моменты в книге — всё с тем же надрывом и пылью пессимизма.

Все же жизнь Веньки – как и жизнь Тома Сойера – сама подсовывала ему приключения. И практика в библиотеке исключением не стала. Венька, которого и так сразу невзлюбил весь контингент старых дев в отделе, с ходу ввязался в глухую борьбу с местным серым кардиналом – старшим библиотекарем Томочкой, или Тамарочкой Павловной, как льстиво называли её прихвостни.

От Томочки в отделе и впрямь зависело многое. Неугодные или ставшие неугодными с течением времени сотрудники надолго в коллективе не задерживались. Томочка, на которую директриса охотно переложила трудоемкое ведение отчетной документации, ловко подсовывала на подпись компромат на неугодных – и наконец терпение директрисы лопалось.

Она же – Тамарочка Павловна – вела и дневник учёта рабочего времени, и журнал опозданий, и графики начисления премиальных, предоставления путёвок, выдачи дефицитных тогда талонов на распродажи и продуктовые заказы. Словом, весь отдел, вольно или невольно, крутился вокруг её солидной персоны. И соответственно пышным цветом расцветала такая библиотечная «дедовщина», которая тогда ещё не снилась армии!

Кристофер Сташефф: «Маг при дворе Её величества»

Наверное, мне стоило одуматься и не читать книгу с таким названием. Ну, знаете, из разряда «Анжелика и король». Но злую шутку со мной сыграли детские воспоминания. Когда-то давно, в 9 классе, мне в руки попала третья книжка из серии Сташеффа «Маг рифмы» — «Маг — целитель». О ней остались смутные, но в целом приятные впечатления — что-то там было о студенте-филологе, который попал в мир, где каждый рифмованный текст обретал силу заклинаний. При условии, конечно, что ты обладал нужным магическим даром. Книжка Сташеффа сыпала на меня классической поэзией и бредовыми импровизациями главного героя, какими-то философскими теориями и законами физики. И всё в антураже средневекового христианского мира. Очень религиозного, надо сказать. В мире Сташеффа — христианство — абсолют. В нём есть ад и рай, есть демоны и ангелы, а каждый даже мелкий грех открывает душу злу.

И вот спустя много лет я берусь за первую книгу серии.

Может быть, мне просто больше пришёлся по душе главный герой «Мага-целителя» — Савл — и потому я тогда закрыла глаза на мартисьюшность* главного героя, излишнюю пафосность, плоскость характеров, обилие философии, религиозных рассуждений и кое-где откровенную нелогичность. Всё это обухом меня огрело при чтении «Мага при дворе Её величества».

Главный герой серии — студент и по совместительству очень сильный волшебник Мэтью Мэнтрел. С ним мы и идём по страницам книги, играючи спасая прекрасных принцесс, побеждая злых колдунов и обретая верных союзников — дракона, великана, загадочного рыцаря, демона Максвелла, раскаявшуюся ведьму-обольстительницу и оборотня. В одной книге столько отсылок к науке, религии и мифам, что едва ли я распознала их все. В голове мешанина без какой-либо структуры.

Ещё один существенный минус — это перевод. У меня, к сожалению, не было возможности заглянуть в первоисточник, но я очень надеюсь, что там стихи-импровизации главного героя выглядят хотя бы чуть более осмысленно, чем это:

Мазь Вишневского с Битнер-бальзамом

На живой настоявшись воде,

Очень многих героев спасала,

Помогала в бою и в труде!

Уронили вас ежели на пол,

Оторвали — бывает ведь! — лапу,

Или кот вам лицо расцарапал —

Вот инструкция: Магия-бальзам —

Где болит — мажьте именно там!

Пусть в руке он появится сам!

*Мэри Сью и Марти Сью — литературные мемы, главные герои книг и фанфиков, которых авторы наделили всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами. Они обаятельны, умны, одарены и удачливы — обычно в гораздо большей степени, чем все остальные персонажи произведения.

Если вы желаете принять участие в обзоре книг, рассказать о понравившихся или не понравившихся вам произведениях, присылайте свои отзывы на почту info@chita.ru с пометкой «Книжный развал». Самые интересные из них будут опубликованы в нашей рубрике.

ПО ТЕМЕ
Лайк
LIKE0
Смех
HAPPY0
Удивление
SURPRISED0
Гнев
ANGRY0
Печаль
SAD0
Увидели опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter
ТОП 5
Рекомендуем
Объявления