«Тайны истории»: Как Чита встречала Рождество и Новый 1921 год

1917 год наши земляки встречали с главной надеждой — что наконец-то закончится война, которую они называли или Второй Отечественной, или просто Великой (позже её назвали Первой мировой). Они и представить не могли, какие потрясения ждут и страну и их всех.

Привычно праздновали сначала Рождество, а уж затем встречали Новый год. Война-то эта вскоре закончилась, но началась другая — братоубийственная, гражданская, собравшая ещё более кровавую жатву.

В декабре 1917 года в Чите власть Советов ещё не установили. Многие читинцы осуждали Октябрьский переворот, но многие же его приветствовали. В Чите власть была в руках Народного Совета, не признававшего ни большевиков, ни атамана Семёнова. Всё остальное было как обычно — с надеждой встречали 1918 год.

Этот год пролетел под свист пуль. Сначала вернувшиеся с фронта казаки свергли Народный Совет и установили Советскую власть. Начали воевать с атаманом Семёновым и проводить свои революционные реформы. Конфисковать имущество, запретили преподавание Слово Божия в школе, запретили все несогласные газеты, а вскоре пролилась и первая кровь прямо на улицах Читы, когда были разогнаны участники протестного Крестного хода. Потом были августовские бои за Читу, ограбление красными Госбанка. Приход белочехов, японцев и казаков Семёнова.

В ноябре в Омске установилась власть адмирала Колчака, объявленного Верховным правителем. С юга на Москву наступал генерал Деникин, на Петроград двигался генерал Юденич. Казалось, дни большевиков сочтены. И одни встречали 1919 год с надеждой на то, что вскоре вернётся довоенная жизнь, другие же верили, что красные несмотря ни на что начнут побеждать. В храмах шли службы, в театрах шли концерты, все рестораны были буквально забиты…

1920 год встречали уже со страхом. Чита была переполнена беженцами. Армия Колчака совершала поход, который позже его участники назовут «Великим Ледовым». В Иркутске эсеры в союзе с большевиками подняли восстание и их поддержали… белочехи. Весь юго-восток Забайкалья был занят красными партизанами, так же как и значительная часть западной части Забайкальской области.

Никто не знал, чего ждать от 1920 года. Тем более, что атаман Семёнов взял и вслед за большевиками перевёл Забайкалье на Григорианский календарь. И уже при нём появился «Старый Новый год», следовавший вслед за Рождеством, которое теперь стали отмечать 7 января.

Но и он пролетел под свист пуль. Весной красные, которые после провозглашения ДВР, стали называться Народно-революционной армией (НРА), дважды с наскоку пытались взять Читу, взяли даже Каштак. Но каппелевцы с японцами их отбили.

Однако летом японцы заключили с ДВР мирное соглашение и их части покинули Читу и Забайкалье. В октябре партизаны и НРА заняли Читу, которая стала столицей ДВР. Многие вместе с войсками атамана Семёнова покинули Читу, уехав, кто в Харбин, а кто во Владивосток.

Оставшиеся с тревогой ждали, как же будут встречать Рождество и Новый 1921 год в «буферной» республике.

Было и то, что радовало, и то, что огорчало. Радовало, например, то, что новые власти провели денежную реформу, отменив семёновские миллионы, которые надо было заплатить даже за коробок спичек.

И официальная газета «Дальне-Восточная Республика» («ДВР») 23 декабря 1920 года сетовала: «Дошедшее было до цены 35 коп. за фунт (400 грамм — авт.) мясо упало в цене до 20 коп., но только при покупке непосредственно у крестьян. Перекупщики же по-прежнему продают с приличной надбавкою».

А ещё, наверное, тогда впервые читинцы заговорили о «понаехевших». Если беженцы, волна которых прокатилась через Читу в 1920 году, были в массе своей всё же интеллигентными людьми, также как и те читинцы, что на этой же волне покинули родной город, новые его жители, бывшие красные партизаны, были в то время ещё мало воспитанными. Вот и возмущались обыватели.

«Во время последних спектаклей во 2-м Общественном Собрании, — возмущался хроникёр «ДВР» 30 декабря, — замечалось курение публикою папирос. По понятным причинам явление это следовало бы устранить».

И хотя в декабре вовсю шла вроде бы демократическая избирательная кампания (в январе предстояло избрать Учредительное Собрание ДВР), в которой участвовали представители разных партий, даже кадеты (которых первыми большевики ещё в 1917 году объявили партией «врагов народа»).

Уже действовала Госполитохрана (ГПО), так стали в ДВР называть филиал ВЧК. И о них говорили ужасные вещи… В канун Нового года прямо в центре города расстреляли двух заключённых. Правда, газеты попытались как-то оправдаться, но как-то неуклюже.

Первой об этом сообщила «ДВР», напечатавшая 5 января 1921 года заметку «Смерть аферистов»: «Бывшие офицеры Осипов и Малахов, аферистическая деятельность которых давно была отмечена местными газетами, 30 декабря поздно вечером из Госполитохраны препровождались в читинскую тюрьму. Против артиллерийского склада оба арестованных бросились бежать в разные стороны. Конвой открыл по убегавшим стрельбу, в результате которой оба убегавших были убиты».

Видимо, что-то в этой заметке было не так и на следующий день уже газета «Дальне-Восточная Правда» (официальный печатный орган большевиков ДВР) поместила заметку «Преступники убиты». «В 1 ч. 5 минут ночи на 1-ое января 1921 г., по дороге из Госполитохраны в тюрьму, на углу Ленской и Баргузинской, при попытке совершить побег, убиты конвоирами арестованные известные авантюристы Осипов и Малахов, о похождениях коих отчасти у нас сообщалось».

А сообщалось то немного. О бывшем каппелевском поручике Андрее Малахове сообщалось (в той же «Дальне-Восточной Правде» 1 января 1921 года), что он у многих читинцев собрал деньги «под сахар» (остро дефицитный товар), но и денег не вернул, и сахар не достал. Мошенник. Но за это ведь не должны были убивать. Про Осипова, кроме того, что он бывший офицер и аферист, вообще ничего не было известно. Странная история, вызывавшая тревогу.

О том, как встречают Рождество верующие, как идут службы в храмах, в газетах не писали. Сообщили лишь о том, что здание епархиального училища (его у верующих ещё семёновцы конфисковали) отдано министерству народного просвещения, и о том, что преподавание Закона Божия в учебных заведениях вновь запрещалось. Но сама вера в Бога не запрещалась. Более того, Рождественские праздники оставались… праздниками.

Привычка праздновать Рождество была такой сильной и массовой, что большевики в ДВР не рискнули его просто запретить. С рабочими, пусть и «тёмными», надо было считаться, тем более в условиях избирательной кампании.

«В виду наступающих рождественских праздников и не выхода на работу наборщиков 6 янв. (24 дек. ст.ст.), — вынужден была сообщить 6 января «Дальне-Восточная Правда», — следующий № «Д.В. Правды» выйдет 11 янв.»

«На днях, в театре 2-го Общественного Собрания рабочими и служащими Народной Связи гор. Читы был устроен благотворительный вечер, сбор с которого поступит на устройство детям служащих рождественской ёлки, — сообщала 29 декабря «ДВР» в заметке «Ёлка пролетарских детей». — Надо отдать справедливость Читинской публике, благосклонно отозвавшейся на призыв пролетарских детей. В общем, вечер прошёл с большим успехом при полном сборе».

А 31 декабря эта же газета сообщила о родительской инициативе: «Родительский комитет читинских 8, 4, 22 и 25 училищ, нуждаясь в средствах для устройства праздника для детей, выпустил подписные листы. Граждане гор. Читы широко откликнулись на призыв родительского комитета. Дети вышеозначенных училищ будут с весёлым праздником, родительский комитет глубоко благодарит всех жертвователей, а также и лиц, принявших участие в сборе». Правда, газета не написала о том, что речь шла о встрече Рождества, но и так было понятно.

«В виду двунадесятого праздника Рождества Христова в общественной столовой союза пайщиков по Николаевской улице в доме Файнгольда в первый день праздника обеды будут отпускаться с 12 ч. до 3 ч. дня.», — сообщала большевистская «Д.-В. Правда» 6 января.

Своего рода центрами, предложившими новые формы для этого праздника, стали только что созданная городская комсомольская организация и художественно-промышленная школа, в которой первую скрипку играл преподаватель и художник Иван Сверкунов, которого чуть было не расстреляли при атамане Семёнове (спас директор краеведческого музея Алексей Кириллович Кузнецов).

Комсомольцы 26 декабря провели во 2-ом Общественном Собрании «Красный спектакль-бал», а затем, создав передвижные театральные труппы, на Рождество отправили их в сёла Читинского района.

В художественно-промышленной школе 26 декабря также прошёл благотворительный вечер, на котором местный «фанат» Владимира Маяковского тоже поэт Пётр Незнамов (настоящая его фамилия Лежанкин) прочитал мистерию своего кумира «Буфф». Через некоторое время он уедет в Москву, познакомиться с Маяковским, станет литературным критиком и погибнет в рядах народного ополчения, защищая Москву в 1941 году.

А затем именно в этой школе во время Рождественских праздников были проведены персональные выставки художников Флавиана Суровцева и Ивана Сверкунова. Оба — забайкальцы, они преданно служили своему народу и верили в светлое будущее. Художников расстреляли: первого в 1937 году, второго — в 1938-м. Но тогда в 1921 году, они искренне верили в новые формы жизни и творчества.

Они же помогли на рождественских праздниках организовать в этой школе выставку «Творчество молодёжи».

Как показали типографские рабочие, отказавшиеся во время рождественских праздников печатать газеты, даже среди большевиков были люди с «пережитками прошлого».

Вот ими и требовалось заняться в первую очередь.

И вот было объявлено, что 28 декабря в аудитории Центральной военно-политической школы с лекцией «Происхождение религии» выступить Гроссман-Рощин, лектор, приехавший из Москвы.

В многочисленных заметках декабря 1920 и января 1921 годов его почему именуют… профессором. Хотя на самом деле анархист Иуда Соломонович Гроссман-Рощин, которым восхищался сам… Нестор Махно, никаким профессором не являлся. Но определённую миссию этот командировочный тогда в Чите выполнял.

Интересно, что торжественное открытие «1-й Центральной Военно-Политической школы всех вооружённых сил Республики», как сообщила «Дальне-Восточная Правда» состоялась именно 1 января в здании той самой отобранной у церкви Духовной Семинарии.

А ещё 1 января в 14 часов Читинский Горрайком РКСМ собрал всех своих молодых комсомольцев на субботник «по распиловке дров» (о подвиге Павки Корчагина они тогда ещё и не знали). Причём пилы и топоры они должны были принести из дома, что для большинства проблемой не было. Чита была городом преимущественно деревянным и отапливалась печками.

И, наконец, 7 января в официальной газете «Дальне-Восточная Республика», в которой ни слова не было сказано о том, что в этот день отмечается Рождество Христово, напечатали стихотворение некого Германова «Живой костёр». Приведу последнее четверостишье:

«Лишь тот, в чьём сердце любовь через край,

Обильно льётся горячим потоком, —

Вознесётся с нами в обетованный рай

И узрит Красную Звезду Востока».

Старую, многовековую символику, они пытались сходу заменить новой. Что в конце концов из этого вышло, хорошо известно.

Большинство же читинцев, которые даже и газет-то этих не читали, отметили два Новых года, на Рождество сходили в свои родные намоленные церкви, где помолились за здоровье родных и близких, с первой звездой разговелись, отпраздновали и стали с надеждой и тревогой ждать, что же им принесёт новый 1921 год.