Старые миры профессора Голикова. Текст об одном из самых известных железнодорожников Читы

Анатолий Федорович развесил в рабочем кабинете свои фотографии и фотографии поездов, расставил фоторамки со Сталиным, грамотами, любимым Высоцким. Сохранил олимпийского мишку с отломанным ухом, разные вымпелы и даже флаг времен СССР. Его кабинет похож на музей жизни одного человека — его самого. Но кому еще хранить эти воспоминания?

Мечты о боксе и тепловозах

Голиков большой и высокий — он мог бы стать успешным боксером, как мечтал. Свою карьеру железнодорожника профессор называет судьбой.

«На Комсомольской родился, на Крестьянской жил», хотел окончить 11 классов. Но тренер по боксу сказал поступать в железнодорожный техникум: «Чего вы будете в 10-м классе? Поступайте, я вас там буду тренировать. Только чтобы пятерки были». Голиков сдал все экзамены, запнулся на математике с четверкой, но всё равно поступил. Ему было 15. И в эти же 15 он пошел разбирать поезда в цех паровозо-вагонном ремонтного завода. Устроиться туда помогла мама, которая «работала в парикмахерской и пользовалась авторитетом». Брали на завод только с 18, но Голикову повезло.

Днем он работал, а вечерами учился.

— Разборочный — самый грязный цех, — вспоминает он. — Я поступил на работу 29 августа. У меня очень хорошая память. Я пришел на завод, ну как сказать, малолеткой. Но на час дольше работал положенного.

Старался.

Голиков и правда помнит все имена и даты — пока он рассказывает, называет бессчетное количество людей и даже иногда говорит «может, вы виделись» с абсолютным ощущением, что даже в свои 29 я могу лично знать какого-то начальника райкома. Потому что как не знать — были прекрасные люди.

— Потом я стал диспетчером производственно-технического отдела и уже с Москвой разговаривал! Работали в смены: в день, потом в ночь, потом отдыхали. Докладывал, сколько колодок, вагонов сделали. Я счастливый человек, прямо могу сказать.

Счастье Анатолия Федоровича было в работе и стремлении быть лучшим. Он — сын простых милиционера и парикмахера, никакого места не получал просто так. Только трудом. Может, поэтому Голиков так лелеет те времена, потому что тогда всё было просто и ясно: если ты лучший, если ты комсомолец порядочный, то ты движешься вперед и никто тебя не остановит. Как поезд.

— Потом была армия. В 20 лет меня отправили в кавалерийское училище в Краснодаре — прямо скажу, это особое училище по подготовке старшин. До этого еще меня заметил парторг — сразу в комсомол, в партию: ушел служить уже коммунистом.

В армии он тоже добился всех возможных высот: «Не каждому дано, а мне дано — от рядового курсанта до полковника Советской армии». Он был шифровальщиком, и после службы ему были обещаны Германия или Чехословакия на выбор. Но приехал какой-то лейтенант из Читы (он, конечно, помнит его имя и фамилию) и забрал в Забайкалье — создавать первую учебную команду по подготовке шифровальщиков.

— Меня уважали, был взрослый уже мужик. Зачем мне было обижаться, что в Германию или Чехословакию не поехал? «Куда родина прикажет», — говорю. Назначили начальником команды. А ребята — мои одногодки. Я приезжаю сержантом — и они сержанты, из мотострелковой бригады. И я над ними старший. Они сначала пришли, выпендривались: «Ты хоть стрелять-то умеешь?» Говорю: «Умею». А за машинки сели, пыл пропал: там же лента, всё секретно, ни одной ошибки нельзя допустить. Ну, как говорится, у меня чутье, я сумел [с ними справиться]. Мне присвоили через полгода старшего сержанта.

Потом он дослужился до старшего лейтенанта, потом — и до полковника и вернулся на завод: там были очереди на квартиру, была хорошая зарплата и были поезда. И случилась первая награда — «Ударник коммунистического труда».

Год после армии он работал на своем ремонтном заводе, поступил в институт. Потом стал работать в депо, из-за чего его чуть не исключили из партии. Анатолий Федорович хотел быть машинистом, а директор завода хотел, чтобы Голиков когда-то занял его место.

— «Институт закончишь — будешь директором завода». Но я хочу машинистом быть! Уволился. Меня вызвали в райком партии, устроили партийное собрание. «Вот, Голиков сбегает с трудного производства — исключить из партии!» А я уже к тому времени работаю помощником машиниста. Сидит комиссия, мне грозит строгий выговор с занесением в учетную карточку. И тут секретарь райкома говорит: «А кем ушел-то! Помощником машиниста! Вы-то сможете?» И всё. «Голиков — свободен».

Анатолий Федорович исполнил мечту, работал машинистом, потом инструктором, получил «четверо прав», параллельно организовал колонну комсомольскую. И даже когда стал потом начальником депо, всё равно водил поезда.

— На входе в депо у меня висел транспарант: «На работу — с радостью, а с работы — с гордостью». Раз в месяц-два сам водил поезда. Мне нравилась та работа [машинистом].

Начальником депо он был 7 лет и за это время, помимо всяких производственных показателей, улучшил условия труда для своих коллег: душевые сделал, столовую хорошую, развил подсобное хозяйство, построил дома, которыми восхищалась принимавшая их комиссия. Выстроил дисциплину — это его второе любимое слово после фразы: «Я не хвалюсь, но...» Подобрал коллектив. Сделал столько, что «у вас ленты там не хватит, если всё рассказать».

Потом он защитил кандидатскую, стал депутатом облдумы в 1998-м, добивался строительства моста-путепровода у станции Чита-1 — пробивал через Москву. А потом и сам оказался в Москве. Работал начальником депо Московской железной дороги на Курском направлении, дальше — в локомотивном депо Бекасово, еще — на Октябрьской дороге.

— Я многих знаю, со многими дружу.

Потом вернулся домой, стал работать в ЗабИЖТе и за 13 лет выпустил около 100 человек. Говорят, что ко всем он относится по-отечески. Но его расстраивает, что сейчас мало желающих учиться по-настоящему: «Месяц походят и пропадают, занимают чужое место». Кто бы так же любил железную дорогу и так же, как он когда-то, мечтал быть машинистом — «не всем же быть начальниками».

Жена Голикова Нина всю жизнь работала в «Читаэнерго», «тоже ветеран труда». У пары двое детей. Дочка с мужем в Швейцарии: «Винить никого не хочу». Анатолий Федорович с Ниной ездят туда гостить, видятся с внучкой. Европа его не впечатляет. Наш Сочи — другое дело.

Сын живет в Чите. Он пробовал работать на железной дороге, но династию не продолжил. Его дочь, ещё одна внучка Анатолия Фёдоровича и Нины, живет с семьей в Москве. И вот правнуки — «будущие железнодорожники». Всю свою семью Голиков очень любит, — всех называет талантливыми, гордится их успехами, языками, образованиями.

Скучает ли по прошлому? Говорит, что нет.

— Но я вспоминаю с воодушевлением те годы. Как можно не вспоминать тех, кто меня 15-летним встретил и во всём помогал?