Татьяна Припутневич — главный внештатный специалист по медицинской микробиологии, должность для Минздрава России новая, появилась только в 2021 году. В Чите микробиолог была всего пару дней — оценивала недавно появившиеся в Забайкальском крае микробиологические лаборатории, но, несмотря на очень плотный график, нам удалось задать ей самые важные вопросы. Кто такие специалисты по медицинской микробиологии, для чего они нужны, станет ли корь причиной новой пандемии и какая пандемия уже идет — обо всём этом — в нашем интервью.
Татьяна Припутневич — член-корреспондент Российской академии наук, доктор медицинских наук, доцент, профессор кафедры микробиологии, врач-бактериолог, врач клинической лабораторной диагностики. Она начала свою карьеру в 2002 году с должности младшего научного сотрудника лаборатории микробиологии ФГБУ «ЦНИКВИ» в Москве, сейчас она уже руководит вновь созданным на базе ФГБУ «Национального медицинского исследовательского центра акушерства, гинекологии и перинатологии имени академика В. И. Кулакова» Министерства здравоохранения Российской Федерации институтом микробиологии, антимикробной терапии и эпидемиологии.
— Медицинская микробиология — это новая специальность?
— Давайте для начала разберемся с терминологией. Сказать, новая ли специальность медицинская микробиология, сложно. С одной стороны — это хорошо забытое старое, ведь, открыв любой учебник по микробиологии, мы увидим термин именно «медицинская микробиология», и в институте мы учились именно медицинской микробиологии. В части того, вновь ли она создана, — да, это новая специальность, которая образовалась в 2021 году путем принятия нового профессионального стандарта врача медицинского микробиолога. В состав специальности вошли бактериологи, паразитологи, микологи и вирусологи.
— Готово ли к новой специальности наше медицинское сообщество?
— Знаете, еще не столкнувшись с такими событиями, как пандемия новой коронавирусной инфекции COVID-19, и инфекциями, с которыми мы сталкиваемся сейчас: корью, холерой, сибирской язвой, в медицинском сообществе говорили, что должен «родиться» специалист другого уровня, так называемый универсальный солдат — медицинский микробиолог, который намного лучше разбирается и в вирусологии, и в паразитологии, и в микологии и, естественно, в бактериологии.
Нужны специалисты, которые владеют всеми методами диагностики инфекционных болезней: иммунологическими, молекулярными методами и, конечно, привычными нам культуральными, которые традиционно относят к бактериологии. Поэтому сегодня это является приоритетной задачей, мы надеемся, что нам удастся вырастить таких суперспециалистов.
— Хотелось бы узнать у вас о супербактериях. Эту разновидность в медицинском сообществе знают давно, но в медиапространстве термин начал звучать только недавно. Почему и что это такое?
— Я бы сказала, что мы столкнулись с понятием «супербактерия» не очень давно — на самом деле это произошло в конце 2009 года, когда шведский пациент привез из Индии бактерию, которая называется Klebsiella pneumoniae, обладающую геном новой металлобеталактамазы. Что это такое? Это устойчивость ко всем бета-лактамным антибиотикам (группа антибиотиков, в их числе и пенициллиновые антибиотики. — Прим. ред.), включая карбапенемы, которые являются препаратами резерва. Эта бактерия начала быстро распространяться по всему миру, включая Россию, а ген металлобеталактамазы, так называемый ген NDM (название взято от места происхождения — New Delhi metallo-beta-lactamase), начал распространяться среди других энтеробактерий.
Сегодня об этом знает не только микробиологическое сообщество, но отрадно, что и врачи клинических специальностей, особенно работающие в отделениях реанимации, придают этому особое значение.
— А как давно, в принципе, появилось явление устойчивости бактерий к антибиотикам?
— Первые статьи о «супербактериях» появились в журнале The Lancet в 2010 году, и в них сообщалось именно о «супербактериях», появившихся в Индии. А само явление антибиотикорезистентности нам стало известно практически через несколько лет после появления и начала использования пенициллина (самый первый созданный человеком антибиотик. — Прим. ред.). До этого (имеется в виду до истории с пациента из Швеции. — Прим. ред.) распространение антибиотикорезистентности было более плавным процессом, чем сейчас. Сегодня пандемия COVID-19 и беспрецедентное использование антибактериальных препаратов в лечении вирусной инфекции еще нам покажет истинные последствия нецелесообразного использования антибиотиков, и, возможно, приведет к появлению новой волны антибиотикорезистентности.
— Это проблема только больниц или общества в целом? Пора ли обществу начать беспокоиться?
— Обществу пора задуматься, это уже проблема не только госпиталей, не только отделений реанимации и не только стационаров. К сожалению, мы сталкиваемся с этим явлением в амбулаторной практике уже повсеместно, причем в различных направлениях, будь это гинекология, пульмонология, терапия, педиатрия, урология и венерология. И, конечно, людям необходимо задуматься над тем, что мы можем получить в результате самостоятельного лечения антибиотиками.
— Говоря по-простому, если я вдруг заболел той или иной супербактерией, у меня ее выявили, есть ли шансы вылечиться или меня уже не спасти?
— Конечно, шансы есть всегда. Помимо тех антибиотиков, которые мы привыкли применять в своей практике, есть некоторые альтернативы, в том числе применение вспомогательных средств, таких как бактериофаги (это микроорганизмы, способные точечно уничтожать только болезнетворные бактерии. — Прим. ред.), пробиотики (препараты, содержащие полезные бактерии в высушенном или растворенном виде. — Прим. ред.), которые тоже позволяют бороться с этим состоянием.
— Вы говорили, что часто начали регистрировать случаи устойчивости к антибиотикам. Не знаете, есть ли они в Забайкалье? Как много их по России?
— Безусловно, они есть и в Забайкалье, и в России, но с точностью сказать, много ли их, невозможно. Почему? Потому что не всегда мы их, к сожалению, выявляем, регистрируем и показываем. Далеко не всегда появление таких бактерий связывают с проблемами медицины, к сожалению, сегодня это уже переходит и в юридическую плоскость, и в плоскость надзорных органов.
Это проблема серьезная — проблема, которую нельзя «замыливать», а, наоборот, надо сделать так, чтобы мы врага видели в лицо. Но сейчас система выстроена таким образом, что инфекции, которые чаще всего связаны с антибиотикорезистентностью, а это, как правило, госпитальные инфекции, зачастую завуалированы, с этим и возникают проблемы начала процесса, направленного на снижение заболеваемости инфекционными болезнями, в особенности вызванными устойчивыми к антибиотикам бактериями.
— Как оцениваете службу медицинской микробиологии в Забайкальском крае?
— На самом деле была приятно удивлена. Всегда есть такое восприятие, что чем дальше от центра России, тем хуже налажены какие-то службы, да и почему-то ваш регион принято считать депрессивным (кстати, с чем я совсем не согласна, пообщавшись с великолепными людьми и профессионалами своего дела), здесь это далеко не так, как минимум две лаборатории из трех, которые мне удалось посетить, оснащены современным оборудованием, и в них работают настоящие профессионалы. Второй момент, который уже не может отнести микробиологическую службу вашего региона к отстающим, — это то, что благодаря распоряжению Правительства Российской Федерации от 19 июня 2021 г. № 1665-р и программе по модернизации инфекционной службы, Министерству здравоохранения Забайкальского края и руководству Краевой инфекционной больницы удалось оснастить в вашем регионе великолепную микробиологическую лабораторию. Я думаю, что она в надежных руках, и, пользуясь ее услугами, у вас есть шанс быстро выявить инфекции и правильно их лечить.
— А в целом, в России? Есть нам еще куда стремиться?
— Точно всегда есть к чему стремиться, но здесь нужно еще раз сказать о пандемии новой коронавирусной инфекции. К сожалению, к счастью ли, для многих это стало трагедией, но для медицины в целом это было большим уроком и бесценным опытом. Опыт получили специалисты всех уровней, начиная от младшего и среднего медицинского персонала, заканчивая врачами и руководителями медицинских организаций. Вы знаете, что в так называемых «ковидологов» были переучены все: и терапевты, и даже акушеры-гинекологи, которые в одночасье превратились во врачей-инфекционистов и даже реаниматологов.
Именно эта ситуация помогла тому, что у нас было оснащено как минимум по одной микробиологической лаборатории, соответствующей третьему уровню в каждом регионе страны. Надо отметить, что за последние 30 лет у нас, в принципе, не оснащались микробиологические лаборатории, а теперь нас оснастили практически дважды — сначала оборудованием для проведения молекулярной диагностики COVID-19, а затем и всем возможным аналитическим и вспомогательным оборудованием для диагностики инфекционных заболеваний.
— То есть можно сказать, что за последние три года мы достигли успехов в медицине больше, чем за последние 30 лет?
— Сто процентов! Это действительно было сильно.
— Вернутся ли «старые» злые инфекции: чума, холера, сибирская язва? Что делать?
— Вероятность этого существует. Сегодня неслучайно в нашей стране издан закон «О биологической безопасности», где прописаны все биологические угрозы, как раз таки они связаны с тем, что есть опасения развития эпидемиологических ситуаций, в том числе и возвращение, как Вы говорите, «старых» инфекций. Хотя их сложно назвать таковыми, потому что сказать, что они совсем ушли из нашего мирового пространства нельзя. Наша страна до какой-то поры неплохо справлялась со многими инфекциями благодаря Национальному календарю прививок, здесь, может быть, нужно сказать несколько слов об этом.
Мы имеем уникальнейший опыт работы в этом направлении, многие страны пошли по такому пути, и очень жаль, что сегодня меняются стереотипы и отношение к вакцинации. По большому счёту, именно благодаря календарю нам удалось избежать возникновения и распространения многих инфекционных заболеваний, в том числе и кори. Именно нарушение этого цикла, отсутствие вакцинации населения привело к тому, что у нас начала появляться корь. В основном, заболевают люди, которые не были привиты.
Поэтому необходимо обращаться и к населению, чтобы всё-таки было больше доверия к нам, специалистам, к врачам. И если есть годами проверенные правила, то всё-таки лучше продолжить их соблюдать.
Ну а так, конечно же, наша микробиологическая служба готова к вызовам и угрозам. На сегодняшний день у нас есть диагностика, отстроены ее алгоритмы, есть оборудование и специалисты, которые достаточно быстро смогут определить любое инфекционное заболевание и помочь в кратчайшие сроки предотвратить эпидемические ситуации в стране.
— Когда будет новая пандемия? Есть ли претендент на эту роль?
— К сожалению, я не волшебница, поэтому предсказывать ничего не могу, но зачем же предсказывать? Мы только что прошли новую эпидемию гриппа, которая вытеснила COVID-19.
Сегодня мы видим, как то тут, то там возникают вспышки кори. Заболеваемость корью в стране растёт, но, вероятнее всего, она не будет иметь такого масштаба, как COVID-19 или грипп.
— А вот супербактерия не претендент на эту роль?
— Честно говоря, я постараюсь ответить на этот вопрос осторожно, боюсь вызвать определенного рода взрыв в профессиональном сообществе, но такая эпидемия уже идет. И она идет не только у нас в стране, но и в мире. Она существует, просто более «тихая», чем новая коронавирусная инфекция, но если говорить о ее масштабе, то на сегодня людей, которые инфицируются этими бактериями, уже далеко не малое количество.
— Давайте поговорим о путях заражения этими бактериями. Как я это понимаю: человек неправильно принимал антибиотики или принимал их при любом даже вирусном заболевании, затем у него развилась бактерия, устойчивая к антибиотикам, и от него начали заражаться другие люди. Это так?
— Давайте по порядку. В целом, в нашем организме находится 5–6 килограммов различных бактерий, и все они обладают определенными свойствами, в первую очередь полезными, и мы с ними прекрасно сосуществуем. Когда появляется инфекционное заболевание, в том числе вирусное, у нас принято — дня два потемпературили, становится страшно, начинаем пить антибиотики. И действительно, чего греха таить, многим это помогает почувствовать себя легче, в связи с этим складывается стереотип о том, что «мне помогли антибиотики». По большому счету, этими действиями мы нарушили баланс всех наших микроорганизмов: «задавили» полезные бактерии, большинство из которых погибает под действием антибиотиков, но выживают бактерии, у которых природой заложены те или иные механизмы невосприимчивости к антибиотикам, ну, например, гены устойчивости.
Либо вторая ситуация. У нас все тяжелые пациенты и пациенты со средней степенью тяжести течения COVID-19 поступали в стационары (в реанимации), и в самый пик заболеваемости стационары страны были абсолютно перегружены, не хватало коек, медицинского персонала, многие медики работали практически без выходных в режиме 24/7, в связи с чем невозможность стопроцентного соблюдения санитарно-эпидемиологических правил (в первую очередь невозможность изолировать пациентов с резистентными бактериями и отсутствие на тот момент микробиологического мониторинга) привела к тому, что действительно среди большого количества людей произошел обмен такими бактериями, и, к сожалению для некоторых пациентов, такая ситуация была фатальной. Но далеко не у всех пациентов такие бактерии вызвали осложнения и переходили в вирусно-бактериальную инфекцию, а при выходе в обычную среду многие люди от них избавлялись.
Почему? Потому что при заселении так называемых диких бактерий в организм человека у микроорганизмов происходят свои эволюционные перестройки — идет борьба за колонизацию и зачастую такие бактерии в состоянии вытеснить вредные, которые вынуждены из этой ниши уйти, потому что приходят более сильные, более мощные бактерии «здоровья».
— Кто победит? Человечество или бактерии?
— Этот вопрос задают микробиологам постоянно. Скажем так, бактерии на планете появились гораздо раньше, чем человек. Наверное, есть над чем задуматься?