Военный диктатор Забайкалья или политический фантазер? Чем запомнился атаман Семенов

После падения власти Советов в Забайкалье непродолжительное время главенствовали представители социалистических партий (эсеров и меньшевиков), но, как и раньше, удержать власть они долго не смогли. 2 октября 1918 года был арестован областной комиссар Временного Сибирского правительства, социалист-революционер (эсер) Антон Флегонтов, которого через несколько дней выслали в Маньчжурию. Но и после этого ставший вскоре на целых два года военным диктатором Забайкалья атаман Григорий Михайлович Семенов не торопился объявить о своих правах на власть. Кем же он был в тот момент?

4 октября читинская газета «Русский Восток» (с ее подшивками ознакомился в Забайкальском краевом краеведческом музее им. А. К. Кузнецова и Государственном архиве Забайкальского края) сообщила, что «атаман Семенов назначен командиром 5-го Сибирского корпуса и Главным Начальником Приамурского Военного Округа (всё с больших букв. — Прим. авт.)». То есть в тот момент Семенов был в Забайкалье главным военным начальником. А что же гражданская власть?

По словам историка Владимира Исаковича Василевского, в эти дни «гражданская и военная власть временно перешла к начальнику Читинского гарнизона полковнику И. Шемелину, 19 октября исполняющим обязанности областного комиссара стал В. Н. Юринский, а на следующий день Временное Сибирское правительство назначило уполномоченным по охране государственного порядка и общественного спокойствия Шелавина». Но эти фигуры были столь незначительны, что и след их в истории обнаружить оказалось очень сложно. И пока никаких подробностей о них не нашлось.

Атаман некоторое время продолжал держаться в тени. В момент ареста Флегонтова его даже в Чите еще не было. О его прибытии в город газета «Русский Восток» сообщила 8 октября. Через пару дней она же написала о том, что 7 октября остановившийся в гостинице «Селект» атаман «давал обед, на который были приглашены представители Читинского гарнизона и офицеры 3-й японской дивизии». Командующий этой дивизии генерал Ооба на следующий день дал ответный обед атаману.

Лишь после того, как в результате переворота в Омске 18 ноября 1918 года к власти пришел адмирал Александр Васильевич Колчак, и то не сразу, атаман вышел из тени и взял всю власть в регионе в свои руки.

26 ноября упомянутая газета сообщила, что согласно его распоряжению «областной комиссар Забайкальской области делает распоряжения по управлению областью с предварительным обсуждением их совместно с начальником штаба атамана». А 28 ноября та же газета написала, что «атаман Семенов издал приказ, который оповещает население, что в силу создавшегося политического положения он принимает на себя всю полноту власти, как военной, так и гражданской, в Забайкальской области». О том, кто в тот момент был областным комиссаром Забайкальской области, речь пойдет ниже.

Именно так назвал в своих мемуарах бывший управляющий Временного Сибирского правительства, а потом и правительства верховного правителя адмирала А. В. Колчака Георгий Гинс территорию, подконтрольную атаману Г.М. Семенову в 1918–1920 годах. Это «царство», или «удельное княжество», сформировалось не сразу и в какой-то момент занимало достаточно большую территорию от Байкала до Амура.

Об атамане написано огромное количество статьей и книг. Писать их начали еще в 1918 году и продолжают по сей день. Отношение к нему было и есть порой диаметрально противоположное: от героя и «последнего белого рыцаря» до кровавого диктатора и убийцы, предателя идеалов белого движения и японской марионетки.

В только что созданном в 2008 году Забайкальском крае через год был проведен региональный конкурс «Великие люди Забайкалья», в первом туре которого из 12 финалистов первое место занял именно атаман Семенов, кандидатуру которого к финальному голосованию сняли. Это и понятно, ведь он и сегодня остается не реабилитированным военным преступником, который и после окончания Гражданской войны продолжал борьбу с Советским Союзом, вступив, подобно генералам Краснову и Шкуро, в союз с его противниками, а именно с японскими милитаристами.

Крайности его оценок осложняют возможность анализа его государственной деятельности в тот период, когда он был у власти, так как при всём обилии библиографии и историографии об атамане работ с таким анализом всё еще крайне мало. Едва ли не единственной серьезной попыткой в этом плане является книга Владимира Исаковича Василевского «Забайкальская белая государственность».

Итак, Григорий Семенов — уроженец Забайкалья, классический гуран, предками которого были и русские, и буряты. Он окончил Оренбургское юнкерское училище, служил в Забайкалье, Приамурье и Монголии. Отличился во время Первой мировой войны, став Георгиевским кавалером. Предложил Керенскому создать бурят-монгольские части. Получив на это добро, отправился в Забайкалье, где и встретил Октябрьскую революцию, поставившую крест на его амбициях. Отзывы об атамане людей, встречавшихся с ним в Чите в 1918–1920 годах, были разными и противоречивыми.

Так, бывший военный министр Сибирского временного правительства, отправленный в отставку адмиралом А. В. Колчаком, Василий Георгиевич Болдырев, встретившийся с Семеновым в декабре 1918 года, записал в своем дневнике:

«Я первый раз видел забайкальского атамана. В отношении меня, как высшего военного начальника в Сибири, он всегда был вполне лоялен. И сейчас исключительной корректностью он как бы подчеркивал свое неодобрение совершившемуся в Омске и свою резкую оппозицию Колчаку. <…> Он выразил глубокое сожаление по поводу моего ухода и надежду на скорое возвращение к активной работе. Я поблагодарил. Семенов вышел. В нем много такта...»

А вот другой бывший военный министр уже правительства адмирала Алексей Павлович фон Будберг иначе как белым большевизмом «атаманщину» Семенова не называл. По поводу же его примирения с адмиралом, произошедшего в 1919 году, он в дневнике 29 июня записал: «…семеновское смирение — это только одна комедия, и что этот нарыв по-прежнему сидит у нас в горле; не проходит и нескольких дней, чтобы не было каких-нибудь донесений с востока о безобразиях и насилиях семеновской опричнины».

Еще один белогвардейский генерал (его из поручиков в генералы возвел именно атаман) Лев Филиппович Власьевский, проходивший вместе с Семеновым на судебном процессе 1946 года, говорил о нем: «Семенов — человек без определенных политических убеждений, политический фантазер с большими авантюристическими наклонностями, но ни в коем случае не человек реальной политики».

Не лучше, а чаще и хуже о нем отзывались и союзники-интервенты. Так, командующий американским экспедиционным корпусом бригадный генерал Уильям Грейвс, которого и сам атаман считал пособником красных, писал, что Семенов «был убийцей, грабителем и самым отъявленным негодяем».

Французский генерал Морис Жанен, получивший у белых после предательства адмирала Колчака прозвище «генерал без чести», атамана Семенова иначе как «вождем банды убийц» не называл.

А вот британский полковник Джон Уорд был несколько мягче: «Полковник Семенов представляет из себя одну из самых поразительных личностей, которые я встречал в России. Человек среднего роста с широкими четырехугольными плечами, огромной головой, объем которой еще больше увеличивается плоским монгольским лицом, откуда на вас глядят два ясных, блестящих глаза, скорее принадлежащих животному, чем человеку. Вся поза у него сначала подозрительная, тревожная, решительная, похожая на тигра, готового прыгнуть, растерзать и разорвать, но в состоянии покоя перемена замечательна: со спокойной улыбкой на смуглом лице вся фигура смягчается, утихает».

Лишь японцы отзывались о нем исключительно хорошо, называя и рыцарем, и самураем.

По этому поводу еще один соратник атамана, также бывший в 1946 году подсудимым на Московском процессе, генерал Алексей Проклович Бакшеев говорил: «У Семенова было больше врагов, чем друзей. Он наделал множество ошибок почти государственного масштаба. Но выступить против него мы не могли, нас обвинили бы в измене Японии, которая, кроме Семенова, никого поддерживать не будет».

С самого начала создания ОМО Григорий Семенов не скрывал своего желания стать правителем Забайкалья. Интересно, что борьбу с большевиками он начал в тот момент, когда их в Чите по сути дела и не было. Его первое наступление началось в самом начале 1918 года, когда власть в области была в руках Народного совета, в котором преобладали эсеры и меньшевики. Если бы не приход с фронта одного из Читинских казачьих полков, поддержавших Нарсовет, атаман вошел уже тогда бы в город и разогнал социалистов. А так ему пришлось отступить.

Во время второго, весеннего наступления он объявил о создании своего собственного правительства, в которое, кроме него, вошли два известных в области человека — генерал Иван Федорович Шильников и бывший член 2-й и 4-й Государственных дум от Забайкальского казачьего войска Сергей Афанасьевич Таскин. Если с первым он после того, как взял всю власть в крае в свои руки, разошелся, то второй на весь период правления атамана станет его «гражданской тенью».

Собственное правительство он распустил только после того, как признал власть Временного Сибирского правительства, части которого вместе с белочехами и заняли первыми Читу, расчистив путь к власти атамана.

Оказавшись у власти, он решил сделать красивый жест — 11 декабря 1918 года, лично придя в суд, где шел процесс над 125 бывшими красногвардейцами, он объявил, что, пользуясь предоставленной ему законом властью, освобождает их от суда и дарует им свободу.

Но 20 декабря в Мариинском театре на атамана и его любовницу Марию Глебову было совершено покушение. Несколько человек погибли, а он сам был ранен. После этого последовали первые массовые аресты. Машина репрессий набирала обороты.

О количестве казненных во время правления атамана историки спорят до сих пор. Владимир Исакович Василевский был убежден в том, что атаман не был столь кровавым, как это о нем говорили. Он говорил, что ему не удалось найти ни одного документа с подписью атамана, в котором бы тот кого-то приговаривал бы к расстрелу. Но при наличии адъютантов и ординарцев, а также телефонной связи в документах не было особой необходимости. Кроме того, атаман как бы выдал индульгенцию на убийства, совершаемые его карательными отрядами.

Вот что по этому поводу писал еще один белый генерал Константин Вячеславович Сахаров, проделавший Сибирский ледяной поход от Омска до Читы: «Пока мы шли, а затем и ехали до Читы, до новой столицы, приходилось слышать самые лучшие отзывы о новом главнокомандующем, атамане Семенове; среди части населения Забайкалья, даже у эсэров Верхнеудинска, самой ходячей фразой была: "Семенов-то сам хорош — семеновщина невыносима". Это повторялось почти всеми и на все лады. Когда старались выяснить причины восстаний "семейных" (семейских. — Прим. авт.), этих крепких патриархальных староверов, обычно объяснения были те же: "Они воюют не против Семенова, а против семеновщины"».

И постепенно против популярного поначалу нового правителя и поддерживавших его японцев всё активнее стало выступать местное население. К началу 1920 года атаман, по сути дела, потерял власть в Амурской области и Западном Забайкалье. Бои с партизанами шли на Чикое, на юго-востоке (Нер-Завод, Алек-Завод и других местах) и даже вокруг самой Читы.

В период конфликта с адмиралом в начале 1919 года атаман, понимая, что в случае реального столкновения, если от его поддержки откажутся и японцы, шансов у него нет, всерьез подумывал уйти в Монголию и начать возрождать новую «империю Чингисхана». Однако с адмиралом их смогли помирить.

Приход сюда каппелевцев (остатков армии адмирала Колчака), а также решение самого верховного правителя передать всю полноту власти над восточной окраиной России атаману Семенову, которого он к тому времени уже сделал генерал-лейтенантом, открывали перед ним огромные возможности. Проблема была в том, что среди каппелевцев было много сторонников эсеров.

И поправив свое здоровье (многие переболели тифом), они заговорили о необходимости демократических преобразований восточной окраины. К тому же власти в Хабаровске и Владивостоке, где также преобладали эсеры, не признавали атамана.

Тогда атаман, которому, вероятно, понравились проповеди, с коими в 1919 году в Чите выступал молодой, но популярный иеромонах Филофей (тот заявлял: «Не надо партий, наша партия — Великая Россия, православная и народная»), попытался в 1920 году реализовать именно эту идею. Однако это было ошибкой. В итоге избранное при нем краевое собрание первым же его предало.

Конфликт между каппелевцами и семеновцами также стал постепенно обостряться. Во время попытки красных захватить Читу в апреле-мае 1920 года атаман не смог показать себя достойным военачальником. Читу тогда отстояли каппелевцы и японцы. В итоге и японцы от него отвернулись, подписав соглашение с руководством только что созданной ДВР о выводе их войск из Забайкалья. Без японцев атаман долго удержаться не смог. И в октябре-ноябре 1920 года с боями его войска покинули Забайкалье.

Григорий Михайлович Семенов был смелым и решительным человеком, но ни как полководец, ни как политик государственного уровня, к сожалению для его поклонников, так и не состоялся.

До своего ареста советскими войсками в 1945 году и процесса 1946 года Григорий Михайлович Семенов оставался главой белоэмиграции в Маньчжурии. Это также было возможно исключительно благодаря поддержке японцев. Семеновцы участвовали в боях против советских войск во время конфликта на КВЖД в 1929 году, во время боев у реки Халхин-Гол в Монголии в 1939 году. Его диверсанты, как могли, наносили вред на советской территории во время Великой Отечественной войны. И в этом ему не было и не будет прощения.

Смог же генерал Антон Иванович Деникин отказаться от сотрудничества с гитлеровцами, да и ряд бывших белогвардейских генералов и офицеров, в том числе из числа тех, кто сражался вместе с Семеновым, стали в годы Великой Отечественной войны сотрудничать с советской разведкой. Семенов не смог сделать ни одного из такого рода поступков. Потому и был осужден и казнен. А время его правления было далеко не таким радужным, как хотелось бы показать его современным поклонникам, и улица, носящая его имя, в Чите никогда не появится.