«Подписка о невыезде»: Хилок — столица Родины моей

Она могла жить в Новосибирске - мастерство прокормило бы. Могла рисовать улочки Парижа или прохожих на Арбате Москвы. А она учит хилокских малышей держать карандаш в руке. Мастерит рамки для своих работ и не вешает на них ценники. Об умении быть счастливой здесь и сейчас - в проекте «Подписка о невыезде» член профессионального Союза художников России, преподаватель детской художественной школы Светлана Карбушева.

- О чём художника спрашивают, познакомившись?

- О квадрате Малевича, и почему Ван Гог отрезал себе ухо! Это, как правило, те вопросы, которые задают люди, узнав, что я связана с искусством. Как объясняю я им, и квадрат, и ухо — то, что вы и только вы увидите в этом, каждый - по-своему. Для кого-то это космос, для кого-то чемодан, для кого-то смерть, для кого-то бессмертие. Можно иначе: время, когда появился квадрат Малевича, было временем отрицания, отрицания всего. Вот и квадрат этот как отрицание реалистической живописи и переход к знакам, к современному графического дизайну. То есть это просто эпоха и время. Ничего больше.

Но когда мои ученики хорохорятся, что они могут так же, я им говорю: Малевич первый додумался нарисовать квадрат и представить это как картину. Поэтому вы, товарищи, опоздали, придумывайте что-то новое!

- Сама в первый раз кисточку взяла когда, как?

- Обыкновенно. Дети же все рисуют. Но когда я училась в шестом классе, подружка записалась в «художку». Прихожу – её дома нет. Я обиделась и… тоже пошла. От зависти. Поначалу немножко непонятно было, что надо и надо ли. Серьёзное отношение и понимание искусства пришло уже в старших классах, на 4-й, 5-й год учёбы. А до этого, как многие, бросала, снова возвращалась, и так далее. В старших классах мы перешли к другому педагогу – Владимиру Сергеевичу Спиридонову. Стали работать по другой системе. И мне стало всё вдруг близко и интересно.

- Cистема Спиридонова так кардинально отличалась от традиционной? Чем?

- В основном – манерой преподавания. Например, композицию мы делали под музыку - слушали классику с закрытыми глазами («летали»), а потом рисовали, что «увидели». Возможно, и в рисунке, и в живописи он давал более сложные постановки, чем принято по программе. Но они всегда были и более творческие. Работа под музыку вообще казалась чем-то из ряда вон. Систему Спиридонова до сих пор не все педагоги художественных школ края понимают. Даже было так: привозили работы хилокских ребят на выставку в Читу, и приходилось доказывать, что рисовал не учитель, а именно ученик (уровень работ был настолько высокий). Как доказывали? Садились и рисовали.

Ну, и потом нам в подростковом возрасте было удивительно, что с учителем можно поговорить на темы, которые не в каждой семье тогда принято было обсуждать, ни тем более в школе. Говорили о разном – о жизни, о философии…

Владимир Сергеевич в Хилке – личность вообще, прямо скажем, незаурядная. Чего стоят одни только его лечебные голодания, обливания холодной водой в любое время года, прогулки по хилокским сопкам… Это вместо привычного всем телевизора и интернета. Прибавьте к тому, что для постановок он порой собирает чуть не по свалкам старинную посуду, бутылки из цветного стекла необычной формы. Зимой подкармливает бездомных животных... Но к непониманию относится философски: каждый живёт согласно своей совести. А если «пьянь, рвань, наркомань» другие интересы блюдёт, что ж теперь – большинству уподобляться?

Он научил нас идти к намеченной цели. Если хочешь чего-то, найдёшь способ этого добиться. Имеет два образования - художественное училище и московский театральный институт им. Щукина. Родился — война шла. Вырос в совхозе, который стоял где-то в стороне от железной дороги. Семь километров до Петровска. Очень хотел научиться рисовать и за семь километров, зимой, ребёнком ещё, ходил пешком в Петровск — искал педагога! Если мне, допустим, нужен был учитель для понимания, что это мой путь, то у него это внутри уже сидело. В Петровске никого не нашёл. Рисовал сам, по наитию. Поступил в Иркутск. В 25 стал директором хилокского Дома культуры. А в Щукинское попал уже лет в 35. Как сам рассказывает, был в Москве, увидел объявление о наборе на режиссёрское отделение – решил попробовать. И поступил с первого раза! Но когда по простоте душевной сокурсникам рассказал, «ели» его за это всю учёбу. В Щукинское ведь после семи-восьми попыток попадают...

- Потом при школе, и с твоим участием в том числе, появился театр «Голыш».

- Да, хилокчане очень привыкли к нему. Хотя собрать больше 20 зрителей не удавалось никогда: помещение-то у художки крохотное. Ученики – они актёры, они же помощники режиссёра – по-новому потом раскрываются на мольберте. Взрослеют душой. Постановки о нашей жизни, о вечном – любви, войне и мире… А сколько надо прочесть, чтобы понять роль, сколько прочувствовать… В конце 90-х ездили по району со спектаклем «Реквием о нерастраченной любви» по творчеству Тютчева, Юлии Друниной и хилокского поэта – Владимира Лобановского. Это переворачивало сознание. Правда! Особенно в то непростое время, когда, вроде, надо было думать о сиюминутном – только-только карманы всем вывернул дефолт...

- Собственное студенчество рисуется в светлых тонах?

- В 2001 году я поступила в Новосибирский педагогический университет на художественно-графический факультет (ныне это институт искусств). Пять лет на очном отделении. Но рвалась домой. Сессии досрочно сдавала и - сюда. Группа училась четыре месяца в семестре, а я два-три. Не за красивые глаза, конечно, отпускали - приходилось учиться только на пятёрки, много-много работать, мало-мало спать и, конечно, рисовать, рисовать, рисовать. Жила в общежитии, добиралась до учёбы далеко. В общем, всё было – по полной. Но парадокс — к провинциальном городке, о котором в Новосибе мало кто знает, как художник я получила гораздо больше.

- После учёбы у тебя была возможность остаться работать в Новосибирске. Но ты вернулась «в богом забытый» Хилок. Почему?

- На самом деле, это решение было не на эмоциях и не вдруг. Я долго думала, остаться там или нет. И, даже приехав сюда, ещё сомневалась. Но прошло совсем немного времени, и я сказала себе: Светка, какая ты молодец, что вернулась! Во-первых, мне очень тяжело в большом городе. Устаю очень. Во-вторых, я здесь… свободный человек. Мне абсолютно комфортно психологически. Люблю природу вокруг – всё моё, родное. Можно спокойно творить и ни о чём больше не думать. Всё рядом – вышел из «художки» с планшетом, плюхнулся на траву и рисуй. Багульник зацвёл – краски в руки и на природу. Черёмуха весной – она же на холст сама просится! Каждый забор, каждая коряжина в лесу – близкие, знакомые с детства, поэтому они и «оживают» в работе. А люди?.. Нет, для художника – это счастье, которое не променяю ни на суету, ни на славу.

Знакомые порой начинают: да что тебе тут? Поезжай в город! Думаю: какой ужас, зачем они это говорят… (смеётся)

Я совершенно счастлива: живу там, где мне хорошо, мама здорова, есть любимая работа — седьмой год преподаю в родной художественной школе. Уже был один выпуск. В прошлом году девочка из Харагуна поступила в Новосибирск, в архитектурный. На бюджет. Конкурс сложнейший. В группе самая маленькая, потому что поступила, в отличие от большинства, в первый же год. Так за неё рада! В школе экзамены сложные – ЕГЭ, она по субботам на электричке в 9 утра сюда приезжала (от Хилка до Харагуна час езды). Ещё одна выпускница поступила на дизайнера в Иркутск, двое - в Читу…

- Кроме художественных навыков, учитель даёт жизненные ориентиры. Ты, молоденькая девочка, осознаёшь свою ответственность перед хилокчанами? Что хочешь в первую очередь передать ученикам?

- Ой, осознаю... Очень для них стараюсь, беседую постоянно, хочу, чтобы они понимали, что в жизни важнее. Говорим про всё — и про здоровье, и про наркотики, и про отношение к деньгам. Хочу, чтобы они не были, как бараны, все одинаковые. Ну, конечно, морализаторством не занимаюсь. Так не достучишься. Надо искренне и с юмором...

- Есть результат — меняется ребёнок к лучшему?

- Меняется! Это и по глазкам видно, и вообще. Пришла в первый класс девочка из неблагополучной семьи. Надо было видеть: восьмилетний ребёнок, которого все обижают, в школе всё плохо, в семье... Как в болоте каком-то. И я поставила себе цель — вытащить ребёнка любыми способами. Больше времени ей уделяла — у неё стало получаться рисовать. Хвалила — другие стали иначе относиться. И постепенно, постепенно, год за годом девчонка расправляла плечи. Сейчас её не узнать. Смотрю и думаю: не зря всё, пусть хотя бы этому одному человечку я в жизни помогла.

- Ты столько всего перерисовала уже и здесь, и на Байкале. А есть что-то, что ещё хочется, но пока... не допрыгнула?

- Много всего хочется. Хочется ещё большей свободы в самовыражении. Чтобы выплеснуть то, что внутри сидит иногда. Наверное, это нормально для любого творческого человека: пока он живёт, пока творит, должно оставаться чувство неудовлетворённости. Чтобы хотелось дальше и дальше.

- Этой весной у тебя была профессиональная выставка в Чите. Директор городской галереи говорила: хилокчанка - удивительно талантлива во всех жанрах. Ты не определилась с направлением. Кто Светлана Карбушева — пейзажист, портретист?

- Нет-нет, честное слово, такой вопрос мне задавали несколько раз. Мне очень не нравится однообразие. Пробовала специализироваться на чём-то одном, но... становится скучно. Надо периодически переключаться, иначе — некомфортно.

- И одного любимого цвета нет?

- Все краски замечательные, тем более, когда они дружатся, сочетаются — вообще чудо. У художника, мне кажется, не бывает любимых и нелюбимых цветов.

Живопись - это сложнейшее многообразие цветовых сочетаний. Живопись - это душа, точнее, её состояние. Сегодня одни тона, завтра - другие. Скажем, если бы можно было нарисовать свою жизнь какими-то волшебными красками, пусть бы картина была динамичной - чтобы мазки тоже жили... Если сравнивать с музыкой, пусть этот был бы полёт шмеля или что-то похожее - где замедленное движение резко переходит в напряжение, от которого захватывает дух.

- От материальных благ ты тоже независима? Желающих купить твои картины много...

- Всем, кто задаёт вопрос относительно купли-продажи (почему не продаю), говорю: прочитайте «Портрет» Гоголя (смеётся). Честно говоря, однажды рисовала на заказ, и мне дали за это деньги. До того было неприятно... Больше я это чувство испытывать не хочу. Ну, и потом, надеюсь, что будут выставки. И не только в Хилке, в Чите. А если работы будут проданы — что выставлять?

- Ты редкое ископаемое нашего общества. К Деду Морозу заказы есть?

- Художке новую художку хотелось бы. Столько лет преподаватели пытаются найти более просторное помещение... Хотя все привязались к своей избушке - тесной, но уютной. Ты не представляешь: я тут, как змейка, извиваюсь, чтобы протиснуться между мольбертами. Всё время немножко в каком-то напряжении находишься. Но ничего, и это переживём. Творчеству стены не помеха. Всех с наступающим!