«Рабочая смена»: Химик с ТЭЦ-1

Всё было, как будто в другой реальности. Огромное предприятие: шумное, масштабное, невероятное, непонятное. Люди. Думала, что таких уже не бывает. Отличный инженер Дмитрий, который работает в масляной лаборатории, но разбирается, по-моему, во всём. Начальник химического цеха Валентина Юрьевна объясняет всё так доходчиво, по-доброму произносит: «Метод ионного обмена», - смотрит в мои испуганные глаза и хохочет. Это было таким неожиданным и необходимым погружением в несомненно нужную работу, без обмана и фальши. Спасибо за ощущение причастности к производству жизни.

Действительно, на ТЭЦ-1 производят не просто тепло и электроэнергию — жизнь. Здесь много отделов и цехов, все важны. Но, как говорит Валентина Юрьевна, и я ей верю, работа в химическом цехе — самая ответственная.

«Представь человеческий организм, и по нему бежит кровь. Вот кровь — это мы. Если состояние крови хорошее, то организм работает отлично», - восхищает сравнениями заведующая химическим цехом, в который меня «приняли на работу».

Главная функция химического цеха — подготовка воды. Её берут из Кенона, тщательно очищают и чистенькую, почти святую, подают в котёл. Также химический отдел в круглосуточном режиме следит за качеством воды. В день берут десятки проб, проверяют содержание кислорода, щёлочность, жёсткость определяют сольсодержание и ещё ведут массу других исследований. Лаборанты, которые выполняют химические анализы, - настоящие аналитики. По воде оценивается состояние оборудования. Задача - создать безнакипный водно-химический режим, для этого и нужен химический контроль. Ответственность колоссальная, работа тяжёлая.

Перед входом в «сердце» ТЭЦ, нам провели инструктаж по технике безопасности. Напугали: производство опасное, дотрагиваться до труб нельзя, их температура может быть до 500 градусов, смотрите под ноги, будьте внимательны.

Выдали куртки с эмблемой ТГК, на голову - белоснежные каски. В путь.

Даже если ничего не делать, а просто ходить от одного деаэратора к другому, уже нелегко. Расстояния приличные, плюс ужасный шум, гул. Разговаривать практически невозможно, даже если кричать собеседнику в ухо, половину слов проглотит шум. Те, кто работает в такой обстановке постоянно, не снимают специальные наушники.

Но этот непрекращающийся гул — символ непоколебимости предприятия. Ощущаешь себя там совершенно беззащитной, но наполненной восторгом. Потому что красота. Это, конечно, не завораживающие пейзажи с прудом, парой лебедей и зелёной лужайкой. Это красота другого порядка и масштаба. Производственная красота.

Инженер химического цеха Дмитрий привёл нас на отметку 16 метров. Задача: проверить уровень кислорода в деаэраторах — аппарат, находящихся в цепочке производственного цикла перед котлом. Нужно, чтобы уровень кислорода был невысоким. Обычно всё определяется специальным прибором, который в точности до десятых показывает уровень. Не так давно этот прибор вышел из строя и его отправили на ремонт в Нижний Новгород. Поэтому уровень кислорода определяли почти вручную. Так даже интереснее.

Огромная ёмкость — здоровенная бочка и есть деаэратор. В небольшой краник вставляется шланг, через который вода набирается в склянку. Причём склянка погружена в специальное ведёрко, а когда оно полностью наполняется водой, в склянку приливают реактив — раствор щёлочи в глицерине, быстро закручивается крышка. Склянку достают из воды, и дальше — вуаля — меткость глаза, по-другому не скажешь. По цвету определяется уровень кислорода. Моему не намётанному глазу доверять было сложно. Я понимала одно, чем прозрачнее вода, тем лучше. А вот различить шкалу от 10 до 20 удалось не сразу. У Дмитрия же всё отточено до последнего штриха. По-моему, он сможет выполнить эту процедуру даже с закрытыми глазами.

Сначала мне разрешили подержать две склянки, чтобы попытаться сравнить цвет. Потом — вылить воду после анализа и прополоскать склянку. С боязнью я подходила к тому, чтобы провернуть всю процедуру самой. Когда Дмитрий сказал: «Попробуй», - руки затряслись, и я чуть было не налила реактив больше положенного, благо спасла надёжная страховка.

Каждый показатель записывается в блокнот, затем переписывается в специальный журнал, и если есть несоответствие - начинается поиск источника «заражения».

Далее, после 16-метровой высоты, где находятся деаэраторы, Дмитрий повёл нас в котельный цех. Там, аналогично, берётся анализ из котлов. Причём уровень кислорода в них должен быть максимально низким.

Более высокий процент кислорода допускается в воде конденсаторов из турбин и теплосетей: 20 и 50 соответственно - тысячная доля граммов на литр воды.

На все пробы мы тратим более двух часов. Поднимаемся и спускаемся по высоким лестницам, перескакиваем через лужи, вздрагиваем от порой пугающих звуков, морщим нос от пыли, идём по длинным коридорам и попадаем в облако то жарящего тепла, то пронизывающего сквозняка, смотрим на свои почерневшие руки. Выматываемся.

Дмитрий рассказывает, что этой работой занимается не он сам, а девушка-лаборант, которая сейчас сдаёт госэкзамены. Такие пробы проводят круглосуточно: один раз днём, один раз ночью.

Уморённые первой половиной дня, идём на обед, который на ТЭЦ-1 начинается в 12.00. Работают здесь с 8.00. У предприятия своя отличная столовая, большой выбор блюд. Овощной салат, пюре с тефтелями и сахарная булочка дают силы для новых подвигов.

Чистенькая лаборатория, белоснежные халаты, множество пробирок и колб, в которых плещется разноцветная водичка, приветливые лаборанты. Они, правда, волшебники. За секунды вода из белой превращается в розовую, затем обесцвечивается. Три капельки чего-то там, - и она жёлтая, а потом правильно помешать - и оранжевая.

Мне захотелось здесь остаться на несколько месяцев, чтобы овладеть этой технологией волшебства. Одну такую процедуру — определение щёлочности в воде мне позволили выполнить, но смотрелась я, как слон в посудной лавке. Всё то, на что у остальных уходило по минуте, у меня заняло минут 15. Вода не хотела из розовой становиться белой. Говорили, что надо больше кислоты, а мне казалось, что дело не только в кислоте, но и в других руках.

Лаборатория, в которую меня допустили, непростая — оперативная. То есть девушки здесь работают круглосуточно в две смены с 8.00 до 20.00 и с 20.00 до 8.00. Сосчитать все анализы, которые они за смену должны провести, затрудняются. Говорят, что только из котлов берут 44 пробы.

Всего в химическом цехе шесть лабораторий: масляная, угольная, водная, центральная водная, оперативная, санитарно-промышленная. Последняя проверяет воздух рабочей зоны. Это важно, по их замерам происходит аттестация рабочих мест, отсюда — дополнительные выплаты за вредность. Те, кто работает в котельном, турбинном цехах, на пенсию уходят на 5 лет раньше. Всего в химотделе 52 работника. По словам заведующей, штат укомплектован полностью и, как таковой, текучки нет. Удивляет, что большинство сотрудников — женщины, хотя работа очевидно тяжёлая.

Валентина Юрьевна говорит, что выпускники-химики, которые приходят работать на ТЭЦ-1, учатся здесь практически с нуля: «В нашем университете есть специальность тепловые электрические станции, и там, по-моему, со второго курса есть курс водоподготовки. У них как только начинается этот предмет, они приходят на экскурсию, на практику. Кто-то, заканчивая учёбу, возвращается: «Возьмите меня на работу».

По словам начальника, только с годами приходит осознание того, чем ты на самом деле занимаешься: «Чтобы понять то, чем ты занимаешься, надо проработать не один год. Пришёл новый сотрудник, мы ставим его на обучение. Срок месяц. Принимаем экзамены. Правила техники безопасности. Всё можно выучить, есть инструкция. Поначалу делают свою работу, как роботы, а потом понимают, что за этим всем стоит».

Поэтому нельзя охарактеризовать работу в химическим цехе только как трудную и монотонную, она ещё очень интересная. Например, в угольной лаборатории определяют калорийность угля, соответствует ли его норма заявленной. Калорийность — теплопроводность, чем она выше, тем лучше: меньше сожгут угля, но получат больше тепла.

В лаборатории Дмитрия — масляной - тоже ежедневно кипит, в прямом смысле этого слова, работа. Здесь инженер подогревает, остужает, анализирует масла, чтобы не было никаких примесей. Больше всего работы летом, когда начинается ремонт оборудования.

Одно из фундаментальных направлений цеха - водоочистка. Это отдельное направление, другая специфика работы. Вода, которая подаётся в кондексаторы турбин, должна быть очень чистой, без кислорода, без солей. Самое страшное — соли. При температурев котле более 300 градусов отложения пойдут моментально, как накипь на чайнике. Если грязную воду подать, котёл не проработает ни одного часа. Очистка на ТЭЦ-1 проводится очень тщательно.

Заключительным этапом моей «рабочей смены» стало знакомство с химводоочисткой. Это специальное помещение с огромными фильтрами. Вода в Кеноне грязная, и прежде, чем её запустить на фильтры, нужно всю грязь убрать: камешки, палочки, травинки. Для этого существуют механические фильтры. Затем вода попадает в фильтры первой ступени, где её осветляют. В фильтрах есть специальная смола, которая похожа на икру минтая, только сухая, как порошок. Вода в таком фильтре проходит через ионный обмен: смола свои катионы отдаёт воде, а из воды забирает другие. Затем из воды удаляется жёсткость, углекислый газ и кремниевая кислота — это конечная стадия. После чего вода идёт в бак обессоленной воды, а затем насосом подаётся туда, где есть необходимость. За час производят 60 тонн нужной воды. Процесс непрерывный, круглосуточный. На ТЭЦ-1 на случай аварии есть запас - 500-кубовые баки чистой воды.

Руководят всеми этими непонятными штуковинами пять очаровательных женщин — аппаратчики. Они огромными ключами закручивают и раскручивают краны, тут же проводят химические анализы.

Один из важных моментов работы — очистка фильтров. Один фильтр рассчитан на обработку 2 тысяч тонн воды, то есть это непрерывная 14-часовая работа. Затем он загрязняется и уже не может тщательно очищать воду. Ему необходима регенерация – восстановление ионно-обменных свойств. Для меня вся эта процедура не из лёгких. Для работников — проще простого.

К концу рабочего дня, не проделав и треть того, что ежедневно совершает каждый работник химического отдела, обессилела. Спать хотелось уже в 16.00, хотя ещё оставался час рабочего времени. Но было в этой усталости много полезного. Валентина Юрьевна точно подметила: «Ничего сверхъестественного мы не делаем, но работа такая кропотливая, очень нужная, ну, как без нас. Тепло - это жизнь. Городу мы нужны».

«Видите, какое строительство в Чите идёт, сколько домов, кто их отапливать будет? А в них тепло, а тепло - это мы».

Теперь, включая свет в квартире, грея холодные ладошки о горячую батарею, понимаю, что за всем таким очевидным и простым стоит непрерывный труд — и в будни, и в выходные, и ночью с 31-го на первое.