Алексей Янков: Межэтнические проблемы Забайкалья замалчиваются

Его биографическая справка в «Энциклопедии Забайкалья» включает в себя такое количество всевозможных направлений деятельности, что при подготовке вопросов к интервью с ним я даже слегка растерялся. Он и этнограф, и социолог, имеет степень кандидата философских наук и опыт работы на археологических раскопках, является доцентом кафедры экономики и психологии труда Читинского института Байкальского госуниверситета экономики и права и возглавляет лабораторию прикладной социологии. Основными темами его исследований является не только теоретическая работа над изучением ценностного мира агинских бурят, но и вполне себе прикладная - на выборах по сбору информации о предпочтениях электората для кандидатов.

О ключевых проблемах Забайкалья и России в ушедшем 2014 году и позитивных ожиданиях от наступившего 2015-го ИА «Чита.Ру» рассказал Алексей Янков.

- Помогите понять, насколько развиты социологические исследования в Чите? Кто ими занимается и как качественно?

- В Забайкалье работают «на поле», как говорят в этнографии и социологии, только две структуры – это институт социальных наук, психологии и педагогики ЗабГУ Михаила Швецова и наша лаборатория. Ну а качество… Я качественно работаю, а вот другие. (смеётся) Знаю, что Швецов неплохо работает.

Так как кроме нас в регионе больше никого нет, случаются забавные истории, когда отсюда вызванивают москвичей. Те сюда даже не приезжают, оттуда заказывают какие-то субподрядные фирмы, и проводят исследование не самым эффективным способом – телефонным опросом. Потом ещё и выдают его за репрезентативное.

- А кто чаще всего выступает заказчиком для ваших исследований?

- Раньше основным заказчиком было государство – выборы, качество услуг и так далее. Работали также и с фирмами. Уже как с год в связи с кризисом количество заказов сильно снизилось, их практически нет как со стороны государства, так и со стороны бизнеса. Раньше я имел каждые полгода заказы, а сейчас на голодном пайке. Все хотят иметь информацию, а денег нет.

- Какие бывают большие заказные опросы?

- Весной 2013 года одна из фракций Госдумы обратилась к нам с заказом на политические исследования. Это было накануне назначения Константина Ильковского, когда ещё было непонятно, что произойдёт, но они уже решили разузнать. В итоге так и получилось – исследования показали, что у прежнего губернатора рейтинг был ниже плинтуса.

- Сколько стоят ваши услуги?

- Краевой репрезентативный опрос по всем районам с налогами будет стоить где-то в районе 200 тысяч рублей. Это территориальная выборка, если нужна будет поло-возрастная выборка или по образованию, то цена будет выше.

- Пользуются ли вашими услугами кандидаты во время предвыборных гонок, к примеру, на последних выборах в гордуму?

- Конечно. На прошедших выборах мы работали весьма плотно, проводили электоральные опросы. Их основной целью было выяснить, на какие слои населения и на какие проблемы нужно обращать пристальное внимание кандидату. Самое главное в таких исследованиях - не весь текст в 100 страниц, а вывод, умещающийся на последней. Отталкиваясь от него, выстраиваются программы кандидатов.

- То есть вы даёте советы кандидату, что он должен обещать?

- Можно сказать и так.

- Сработало?

- Да.

- А фамилии кандидатов, с которыми работали, назовёте?

- Нет, но могу сказать, что они все там.

- Исследовали ли вы реакцию забайкальцев на украинский кризис и на его последствия для региона?

- Нет. Исследования, о которых я уже сказал выше, были заказными. Своими силами, без финансирования, проводить что-то очень тяжело, особенно методом опроса. По Украине мне никто ничего не заказывал. Возможно, весной удастся провести исследование своими ресурсами. Поскольку я социолог, мне уже сейчас известно, что отношение к этой проблеме в регионе неоднозначное, в том числе к беженцам. Есть большая группа людей, которая считает, что край и так беден, а «эти ещё понаехали». Почти половина людей считает, что беженцы – наши.

- Как вы сами считаете?

- Это спор о серебренниках, за которые Иуда продал Иисуса. Если мы отступим в истории с Украиной, то мы потом получим таких серебренников… Поэтому я считаю, что наше правительство поступает правильно.

- А касаемо возвращения Крыма?

- Того же самого мнения я придерживаюсь и относительно Крыма. Хорошо, что взяли. Не знаю, может быть, я имперский товарищ, но, считаю, что нужно было взять. Иначе там была бы такая буча – два Донбасса. Мы бы в любом случае полезли туда защищать своих, и там была бы такая войнушка.

- А какие у вас прогнозы касаемо украинского конфликта?

- Я думаю, Европа скоро очухается и поймёт, что что-то не так. Поймёт, что с Россией нужно дружить.

- Вы говорите, что последнее время стало меньше заказов, чем вы тогда занимаетесь?

- Моя работа строится, в основном, не на заказах. У меня есть собственные исследования, специализация – этносоциология. Политика - это так, деньги заработать. Допустим, я вместе со студентами провожу учебные исследования, провожу этносоциологические исследования по Агинскому Бурятскому округу (АБО).

- Судя по вашей биографии, АБО – одна из ключевых тем ваших исследований. Действительно ли агинские буряты не хотели объединяться, и им это решение навязали?

- Я это всё в своё время опубликовывал. До объединения я там провёл опрос, и большая часть агинских бурят была против, именно бурят. Но это же традиционное общество, поэтому там провели большую кампанию с известными в округе людьми – Кобзоном, Жамсуевым и другими. Населению сказали, что нужно послушаться наших дарги (с бурятского - начальник, любой человек выше по статусу). Всё сделали, сменили вывеску, снизили число депутатов в заксобрании. После объединения они стали менее легитимны в структурах органов власти.

- Довольны они результатами объединения?

- Нет, хотя особо об этом и не говорят. Закрытый народ. Чтобы их разговорить, допустим, во время интервью нужно около часа, а, может быть, и небольшое застолье.(смеётся) При этом в быту на жизни агинчан объединение никак не отразилось. Как они жили своим традиционным бытом, так и живут. И не надо им мешать.

- При Равиле Гениатулине много говорилось о проблемах этнического характера, о толерантности, сейчас эти темы практически не обсуждаются. Как там обстоят дела?

- Для начала хотелось бы сказать о слове «толерантность». Что это вообще? Оно вышло из западного мультикультурализма, который нам пытались навязать через психологию в 1990-х. Что такое, зачем и почему? Ко всем толерантным быть? Допустим, я не терплю гомосексуалистов, почему я обязан быть толерантен к ним?

Что же касается межэтнических дел, я говорю уже не в первый раз, что их можно оценить на 3 с минусом. При Гениатулине всё было в этом направлении ясно, прозрачно, мы собирались на специальных советах, говорили. При нынешнем губернаторе этого нет. Сейчас информацию закрывают, её нет. Я для своих исследований косвенно собираю эти данные. В Шилке были возмущения, там были возмущения, там, там, там. Где статистика? Во-первых, нет единой системы по сбору информации. Во-вторых, между органами, занимающимися этими вопросами нет никакой взаимосвязи. Раньше этими вопросами занималось ФАПСИ (Федеральное агентство правительственной связи и информации при президенте – авт.), сейчас некому.

Приходится делать выводы, только исходя из своих исследований. А выводы следующие – около 25% населения Забайкалья имеют скрытую латентную межэтническую напряжённость, ещё 5% - открытую, перерастающую в столкновения. Мне даже известно, с какими конкретно межэтническими группами конфликт, но не буду говорить, чтобы никого не провоцировать.

Самое важное в этом вопросе – это отсутствие государственной политики, хотя о ней говорил и президент. Её нет ни на государственном уровне, ни на региональном. Это очень опасная вещь, так как Россию рассчитывают задавить через межэтнические противоречия. Выходит, мы ничего не делаем, а оно так и идёт.

- Вы знаете, что делать в регионе для решения этой проблемы?

- У меня даже написана целая программа.

- Говорили о ней представителям власти?

- Я говорил это на советах ещё при Гениатулине. Недавно на круглом столе во время Гражданского форума я говорил об этом ещё раз, все покивали и до свидания. При нынешнем губернаторе в этом направлении вообще никакой работы не ведётся.

- Вытекающий из всего ранее сказанного вопрос – а насколько вы довольны работой Константина Ильковского в других направлениях?

- Мне кажется, он ещё не определился, поэтому ничего серьёзного не предпринимает. Скажем, недавно он снова объехал юго-восток и опять начал поднимать эту тему, все эти бла-бла-бла. Опять этот Удокан. Уже 100 лет одно и то же. Давайте смотреть реально на вещи. Если ты не можешь, не делай, возьмись за что-то другое. Вот, о сельском хозяйстве начали говорить, так дайте ему условия для развития.

- С чем именно он не определился? Нужно ли ему здесь быть?

- Да, будет ли он здесь находиться, или нет.

- А что тогда сейчас происходит в регионе?

- Сейчас ничего нет, всё пущено на самотёк. Да, я согласен с ним, что нужно работать с Москвой, так как все наши налоги по законодательству идут туда. Здесь он работает, но на местном уровне можно и нужно что-то делать.

- То есть вы не верите в идею горно-металлургического кластера?

- Ой, ну что вы говорите? Какой горно-металлургический кластер, если нет никаких налоговых поступлений с добываемых там ресурсов. Ну, остаётся у нас налог на зарплату и всё. Да, может быть, это и большая часть. Но, если вспомните, сразу как начали говорить об этом кластере, тысячу человек сократили с ППГХО.

- Дефицит бюджета края при Ильковском вышел к максимально разрешённой планке в 15% - собственные доходы только в этом году упали на 2,5 миллиарда рублей из-за снижения налоговой базы, а расходы выросли, в том числе почти на миллиард за счёт дорогостоящей Студвесны ШОС. При этом в следующем году нужно будет продолжить выполнять майские указы по повышению зарплат бюджетникам, уже имеющиеся социальные обязательства и другое. Что вы думаете о ситуации с бюджетом края?

- Как его оценивать? Я знаю не понаслышке о том, как сказывается такая бюджетная политика на медицине, на образовании. Лекарства в районах не закупаются, 40% врачей сокращают, медучреждения объединяют, в школах изменяется система оплаты труда. Бьют по слоям населения, которые и так зарабатывают немного. Между тем, у нас индекс Джини - разница между доходами самых богатых и самых бедных слоёв населения – без того огромен. Сколько получает Ильковский, и сколько получает его уборщица? Давайте снизим эту планку, вот это будет социальная справедливость. Особенно важно это в условиях украинского кризиса. То, что вы говорили, это очевидно.

- Как вы оцениваете реформу образования в регионе на школьном и вузовском уровне? Как, вы считаете, прошло объединение вузов – ЗабГУ и ЗабГГПУ?

- По поводу школьного образования, то оно в Забайкалье скатилось, как и по всей России. Если родители не занимаются детьми, то всё. Учителя, конечно, стараются, но их уровень всё же снижается, в том числе из-за старения педагогического состава. Кто пойдёт после вузов работать в школу за 7 тысяч рублей?

Что касается высшего образования. Объединили вузы из-за ультиматума, который поставили перед ними и властями края. Если бы их не объединили, то пед бы слили. В итоге, объединили так, что до сих пор тянется катавасия с управлением, совмещением коллективов.

По поводу качества обучения – много кандидатов и докторов уехали на запад. А что здесь делать, когда всё объединили, и набора нет? К тому же государство твердит, что нам нужны слесаря, сантехники, рабочие, хотя мест для них как не было, так и нет. В итоге, дети идут на журналистов, экономистов, юристов. К счастью, наш вуз маленький, и все выпускники устраиваются.

- Уделяется ли сегодня властью внимание науке?

- Не смешите меня. Науки в Забайкалье сейчас нет. Она всегда была в кавычках, а сейчас и такой нет. Хорошо, мой вуз содержит нашу лабораторию, а снаружи – абсолютно ничего. У нас был НИИ, который ориентировался на геологию. Может быть, он когда-то поднимется, но что касается социальных и гуманитарных наук, то они поддерживаются только в Новосибирске, Владивостоке, Санкт-Петербурге и Москве.

- А Улан-Удэ, Иркутск?

- Ну, в Бурятии она есть, но очень локально. В Иркутске в меньшей степени. Это проблема не только региона, но и всей страны. Сейчас же обращают внимание на те науки, благодаря которым можно быстрее поиметь деньги. Они понимают, что вот это (указывает на папку со своими исследованиями о межэтническом) скажется только спустя 5-6-10 лет.

- Как вы оцениваете свой вуз?

- Я вам приведу такой факт – мы единственный филиал вузов России, который не снизил планку приёма. К нам идут люди, значит, они знают, кто мы такие и какое образование предоставляем. Вы знаете, сколько мы двоечников отчисляем? Мы не гонимся за количеством, главное – качество, так как мы маленький филиал.

- Я сам недавно окончил ЗабГГПУ, который потом влился в ЗабГУ, там всегда гнались именно за количеством, и, насколько мне известно, продолжают это делать и по сей день. Как так получается, что один госвуз вынужден тянуть коммерческих двоечников, ухудшая качество выпускников, а филиал другого оставляет только лучших, отчисляя даже платников?

- Вы знаете, их проблемы – это их проблемы, видимо, им нужны деньги. Нам они, конечно, тоже нужны, но нам проще маневрировать в реформах и сохранять свой подход в подготовке благодаря меньшим размерам. У нас больше возможностей подходить внимательно, индивидуально к каждому студенту. Буквально вчера у меня были три товарища, которые ещё с прошлого курса мне задолжали и уже по 5-6-7 раз сдавали. Сдают-сдают-сдают. Если студент смотрит на меня наглыми глазами, в которых абсолютно ничего нет, до свидания! Если я вижу, что он хочет, но не может, ещё даю шанс.

- Как вы считаете, будет ли и дальше отражаться на Забайкалье колебание курса рубля и санкции Запада, помимо естественного роста цен на продукты?

- Конечно, это очевидно. Но я думаю, что это в меньшей степени отразится на большинстве забайкальцев. Как жили бедно, так и будут жить, ну, разве что ещё немного беднее. Это актуальнее где-то в Москве, где люди жили хорошо, а теперь упали вниз. А у нас то что? К примеру, я был средним классом, а теперь буду чуть ниже среднего.

- Раз у нас новогоднее интервью, не могу не спросить. Чего вы ожидаете от следующего 2015 года?

- Хотелось бы, конечно, чтобы не было ничего неприятного, связанного с Украиной. Хотя, я думаю, и не будет. Уже в начале года ситуация урегулируется. У них сейчас внутри началось брожение, которое отразится и внешне. Думаю, что должны до середины 2015-го справиться с кризисом – это выльется в спад уровня жизни и повышение протестных настроений населения, чем будут пользоваться силы извне. Здесь позиция власти очень важна. Если народ будет видеть коррупцию в эти трудные моменты, то тогда возможен всплеск. Надеюсь, что власть всё это понимает. Думаю, что уже к концу 2015 года мы будем жить лучше.