Понятийная система детдомовцев

На фоне горькой ситуации с бывшим детским домом №1 в Чите разворачивается немало дискуссий. На форумах, в комментариях к публикациям и видеоматериалам кипят споры: нельзя или всё-таки можно применять физическую силу к детям, правда или неправда, что воспитатели зверствовали по отношению к воспитанникам, так ли унизительно для мальчика облачиться в девчачье платье и так далее.

Меня заинтересовали вопросы с другой стороны. На самом ли деле в этих учреждениях подчас работают жестокие и безжалостные фрау, которые истязают обездоленных сирот? Правда ли, что детдомовские дети – это некая каста, живущая по понятиям и своим законам, не знающая жалости и сострадания? И неужели правы те, кто рассказывает истории о хитроумных интригах и грамотных «подставах» со стороны сироток в случаях, когда кто-то им неугоден?

Александра Николаева (имя и фамилия изменены – прим. авт.) работает коррекционным педагогом 35 лет. Большая часть стажа специалиста – в детских домах Забайкалья.

«Я могу уверенно сказать, что детдомовские дети – это особенный класс людей. Те, кто не работал с этими детьми, не имеют права судить людей, которые общаются по долгу профессии с ними, – говорит Александра. – Мне трудно сказать, кто или что виновато в том, что эти дети злые и бессердечные: система ли, образование, воспитание. Могу только констатировать, что крайне сложно работать с этим контингентом. Воспитатели, в том числе и я, никогда не учат детей воровать, хитрить и обманывать. Но могу вас заверить: зачастую из них вырастают такие искусные воры! Какими бы брошенными они ни были, у них есть биологические родители и чаще всего это неблагополучные люди. Видимо, гены. Кровь – не вода, откуда-то ведь эти замашки берутся. Говорил же Ленин о том, что надо изменить среду, дать людям всего поровну, и мир изменится, а Достоевский утверждал, что как бы хорошо вокруг ни было, всегда будут воры, убийцы и пьяницы. И сейчас, спустя годы, мы видим, что Достоевский был прав. Не обстановка формирует этих людей, а гены».

Александра приводила несколько примеров: об одной из своих воспитанниц, Вике (с трёх лет жившей в детском доме). Никто не мог поверить, что, выпустившись, она станет виртуозной воровкой. Или о хорошем мальчике Лёнечке, который тоже стал красть, пойдя по материнским стопам. Вспомнила и про Настю, оставившую своего ребёнка в детском доме, несмотря на то, что она сама прошла все тяготы жизни без семьи в казённых стенах.

Анна Козлова (фамилия и имя изменены – прим. авт.) – психолог социально-реабилитационного центра «Надежда». Регулярно работает с детдомовскими воспитанниками.

«Семья эти дети друг для друга или нет – сложно сказать. Может быть, и семья, но до определённого момента, пока тебя не «замостили», как говорят они сами. То есть пока ты не подвергся нападкам и гонению со стороны своих соседей, – рассказывает Козлова. – Как только ребёнка «замостят», он не сможет сесть за стол со всеми, если он дотронется до чего-то, другие никогда уже этого в руки не возьмут. Такая вот «понятийная» семья. Это что касается отношения детей друг к другу. А что до воспитателей и скажем, нас, психологов и педагогов, то мы регулярно подвергаемся издевательствам со стороны детдомовских воспитанников. Унижениям, оскорблениям, избиению и даже удушению. Жаловаться нам нельзя, потому что это дети».

Несколько дней назад педагоги центра обсуждали историю, случившуюся с одним из сотрудников. С занятия убежал мальчик, подросток. И педагог побежал его догонять, потому что воспитатель отвечает за детей. Подросток собрал других ребят и, когда воспитатель приблизился к парню, его окружили, беглец достал из кармана травматический пистолет (откуда он у него оказался – загадка) и заставил этот мужчину в годах встать на колени и извиняться перед ним, после чего выстрелил в него. Травматика не боевое оружие, у мужчины остался только синяк после выстрела, но он не пережил унижения и с инфарктом был госпитализирован. Никому не хочется посадить такого сиротку в клетку после содеянного?

В разговоре Анна вспоминала о своих ровесниках, которые некогда воспитывались в детдоме и выросли полноценными членами общества, создали семьи. По мнению моей собеседницы, сбой отлаженная система воспитания детей в детских домах, заложенная ещё Макаренко, дала тогда, когда в стране извратили представление о защите прав ребёнка.

«Как теперь живут дети в детдомах? Они себе не стирают, не готовят, не подметают, не убирают – не делают ничего, потому что это эксплуатация детского труда, – говорит Козлова. – Вырастая, эти дети не имеют понятия, как вести домашнее хозяйство, как ориентироваться в быту, что такое электроэнергия и так далее. Нельзя забывать и о 90-х годах. Детдомовская каста стала благодатной почвой для преступного мира. Если уж в школах тогда появились «общаки» и целые банды, которые преступникам сдавали деньги, то что говорить о детских домах. Сиротам всегда не хватало тепла, внимания и заботы и хотелось вещей, которые есть у других детей. И они тянулись к тем, кто их приваживал и искушал вот этими перспективами. Мне кажется, что тогда-то эти понятийные законы вошли и утвердились в мире детдомовской общины».

Алексей Красилов оканчивал школу в Брянске 1997 году. Всё старшее звено он учился в классе, где только двое детей были из семей: он и его друг, Валера. Остальные 24 ученика были воспитанниками детского дома.

«Я отлично помню, как мне было неуютно в этом окружении. Это большинство моих одноклассников не принимало ни меня, ни Валеру, – рассказывает Красилов. – В классе был лидер, которому подчинялись (не могу найти другого слова) все остальные. Вы скажете, мол, в любом классе есть негласный лидер, чьё мнение важно для остальных. Но это какая-то норма школьная, так всегда было. Да и не только в школе. Я речь веду о совершенно другом проявлении лидерства и отношения к нему. К примеру, Станислав (так звали мальчика, который верховодил в нашем классе) устанавливал порядки: учимся эту четверть на тройки – и никто не смел получить отметку выше или ниже, если ослушаешься, ну, плохо твоё дело. Или, к примеру, в столовой все едят в сухомятку. И все едят. Или объявлен бойкот какому-то учителю (из-за самой глупой причины – любой). На нас с Валерой не распространялись эти правила. Мы как бы существовали параллельно, нас не любили, считали изгоями. Дружить или даже просто общаться с этими детьми было невозможно».

Практикующий психолог Мария Козырева видит причины такого поведения детей, воспитывающихся в детских домах в изначально неправильном формировании картины мира.

«Естественно, ребенку нужны папа и мама. А в возрасте до 9 лет наличие обоих родителей рядом – ключевой период в формировании личности, физического тела и зарождения желания жить в семье всегда. С 11 до 18 лет — это подростки, в этот период формируется эмоциональное тело, чувства накалены максимально. Протест и соответствующее вызывающее поведение в этом возрасте нормальны даже для ребят из полных семей, где воспитание традиционно и гармонично, а что говорить о детдомовцах. В этом возрасте важны кумиры. Семейные дети находят их во внешнем мире (это могут быть публичные известные персоны), а для сирот это кто-то из окружения. Некто сильный, волевой и влиятельный».

Воспитателям и педагогам, чтобы наладить коммуникацию (особенно в острые моменты: будь то бунт или любой другой вызов) нужно знать правила игры, говорить на одном языке с этой общиной, считает Козырева. И, конечно, понимать, что лёд треснуть должен в вожаке. Если педагог (или кто-либо другой, выполняющий функцию наставника) перетянет лидера, тот изменит настроение в коллективе.

Также Мария предположила, что у этой категории детей пренебрежение к старшим идёт от обиды на родителей.

Благочинный Шилкинского округа Читинской и Краснокаменской епархии, настоятель храма святых апостолов Петра и Павла в Шилке Александр Тылькевич – отец 13 детей, двое из которых кровные, остальные взяты на воспитание в детских домах. По словам священника, проблем с адаптацией сирот к семейной жизни предостаточно.

«Самой младшей девочке 8 лет, а старшей - 14. Даже у нормальных родителей сегодня рождаются больные дети, а сироты награждены каким здоровьем? От алкоголиков, курильщиков, наркоманов. Они на физиологическом-то уровне сложны, а уж о воспитании и психике вообще говорить не нужно. Они пришли в детдома из семей, скандаливших, дебоширевших, пьющих – дети выживали в ужасных условиях, – говорит Александр. – К примеру, наш, теперь уже сын, Тёма, которого мы усыновили, когда ему было два года, страдает косоглазием, у него страшный свищ на шее был, который мы оперировали. Психика крайне сложная, но мы уже привыкли к мальчугану, и он изменился, живя в семье. Это сложная задача, потому что и ребёнка надо перестраивать, и всю семью необходимо перестраивать под этого ребёнка».

В классе, где учатся двое тринадцатилетних приёмных сына семьи Тылькевичей, 23 мальчика. Проблемы с дисциплиной натолкнули на мысль создать отцовский совет. Теперь папы по очереди присутствуют на уроках, помогая учителям дисциплинировать класс.

«Вот пример конкретный. Мои двое – сироты, взятые из детского дома. Но они уже наши, семейные дети. А в классе учится мальчик, который на сегодняшний день – детдомовец. Он сидит на последней парте, от него разит табаком, он неопрятный, у него нет учебников, школьных принадлежностей. Я сидел с ним на уроке, старался помочь, хвалил, по плечу похлопал. И подумал: этот мальчишка противопоставил себя этому школьному обществу, и оно не принимает его за своего. Он изгой, он вне этой жизни. Конечно, такой ребёнок себя найдёт, но в плохом, потому что это легче. Мёртвая система, по которой сегодня растят детей в детских домах, не может сформировать полноценную личность», — говорит отец Александр.

По мнению протоиерея Александра Тылькевича, сегодняшняя ситуация в детском доме, где ведутся проверки и разбирательства может усугубить настоящее положение дел.

«У всего этого разбирательства благая цель – защитить детей. Но детдомовские дети – особенные. Они отлично поймут сейчас, что по любому поводу теперь можно жаловаться прокурору. Мы настроим общество этих воспитанников ещё больше против воспитательной системы, и все начнёт выходить из-под контроля, – рассуждает Тылькевич. – Эти дети и без того знают, что государство им обязано. Они не трудятся сейчас в бытовом плане: не убирают, не готовят еду. И это развращает, а не воспитывает. Плюс – такая неграмотная линия защиты этих детей. Все однобоко, недодумано».

У отца Александра был опыт общения с министерством социальной защиты и труда Забайкальского края, который успехом не увенчался. Священник предлагал идеи по усовершенствованию образовательного и воспитательного процесса в детских домах.

«Система, которая есть сегодня, – это труп. Ему постоянно пытаются пришить костыль на место отгнившей ноги, – говорит Тылькевич. – А зачем трупу нога? Он ходить не будет. Знаете, в стране есть регионы, где нет детских домов. Например, в Пензе. Потому что там правительство на местном уровне решило проблему сирот грамотно. Там платят не по 5000 ежемесячно за усыновленного ребёнка (при том, что даже в самом депрессивном крае, как наш, содержание одного сироты в детдоме обходится региону в 30-35 тысяч рублей), а по 10-15 тысяч. На эти деньги семья может содержать ребёнка, учитывая ещё доходы в виде заработной платы. Это сумма. А у нас нет. Я всегда говорю, что дети должны быть чьими-то. У них должна быть семья. Я не зря привёл пример этого мальчишки в классе с моими. Мои тоже сироты, но они мои, а тот, на задней парте – ничей. И разница колоссальная», – делится мыслями священник.

Отец Александр озвучивал идеи гендерного разделения. По его мнению, было бы больше пользы, если бы мальчики и девочки воспитывались и проживали отдельно друг от друга, а встречались только на балах, образовательных мероприятиях, по праздникам. Вариантов другого пути развития забайкальской системы образования и воспитания в детских домах у Александра много.

«Ответ всегда был отрицательным на все мои мысли. Знаете, каким был мотив отказа? Некуда деть педагогов в таком случае, мол, куда их трудоустраивать. Вот, в чём вся соль — не дети нам важны, а кадры. А разве хороший педагог без работы останется?» — сказал священник.

Дети, кто нашли свой дом в патриархальной семье Тылькевичей, делились с родителями разными историями о жизни в детском доме, об укладе, понятиях и принципах, которых придерживается местная детвора. Подробности Александр озвучивать воздержался.