Я знаю, зачем не уезжать из Забайкалья

Если бы я пыталась сделать из этой колонки рассказ, то назвала бы его «Тысячи туч». Мне кажется, что столько я видела их за время своих поездок и командировок по краю. Я не знаю, конечно, сколько точно, — но это была не одна сотня и, может, даже не десять.

О забайкальской природе сложно писать без высокопарных эпитетов. Я раньше внутри себя потешалась над стихами про багульник и сопки от местных жителей, но потом достигла того периода, когда тоже захотела что-то возносить. Например, маму или край.

Много раз я почти умирала от красоты неба над Первомайским. Мы с сестрой или мамой вместе уезжали до Читы на маршрутке в осень — к учебе, или в зиму — после новогодних праздников, и каждый год в любой месяц желтая «Газель» строго приезжала в 05:45. Но бабушка будила нас раньше, перепроверяла вещи, харчи, начинала тосковать и скрывала это за своей суетливостью. Мы всегда быстро пили чай, поддаваясь бабушкиной тревоге, и задолго до маршрутки выходили на улицу. Собаки наши в полудреме пытались включиться в отъезд, но сдавались и скрывались в будках.

Было холодно, небо было черное, в свете единственного фонаря кружились светляки, сельская часть пгт еще спала, вяло и редко мычали коровы. И вот небо — сплошная чернота, да. Как деготь, как пугающая меня темнота в дедушкином гараже. Оно всё съедало вокруг своей тьмой — дома, дороги. И оно было усыпано тысячами звезд, словно блестками на вечерних платьях или как будто с него мигали множество волчьих, кошачьих и прочих звериных глаз.

Жутко красивое небо. И по ощущениям от него было внутри так же.

Потом мы ехали на маршрутке и светало, и в окне машины рисовались поля и сопки, почти каждые пять минут менялись оттенки — темно-голубые, розовые, оранжевые, сиреневые, желтые. И в конце поднималось яркое солнце. Я всю эту красивость стала ценить и ощущать только в старшем возрасте. Я ехала и думала, как раньше могла этого не замечать. Я думала — это мой дом. Не бабушкин и дедушкин, а вот эта земля. Мне нужно было научиться ощущать себя ее частью.

Я представляла, как много лет назад здесь не было ничего. Ни поселка, ни желтой заправки, на которую мы с дедом заезжали. Ни дедушки с бабушкой. Как здесь жили первопоселенцы, например. Мне казалось, что жили они здесь непременно интереснее, чем мы. И объединяло нас только то, что мы смотрели на те же звезды, которые давно умерли, но всё еще светили над этим краем.

В командировках я начала оттаивать окончательно — в студенчестве Забайкалье всё еще не любилось безусловно. Нужен был какой-то иной комфорт, иные миры.

Но потом я поехала в Нерчинский район писать про художественную школу, в Красночикойский — на семейскую круговую, в Петровско-Заводский — узнавать о погибших подростках. И везде был разный край. Люди разные. И всем им мне хотелось стать родной. Я полюбила всё и вся — мне просто не оставили шанса. Добила мою уверенность в том, что надо уезжать, тогдашняя глава Хохотуя Татьяна Нестерова. Она привела меня в сумерках на речку у своего дома и сказала: «Я здесь играла, когда была маленькой». И я успокоилась, отпустила это чувство, что нужно куда-то отсюда бежать. Потом, правда, убежала, проехала полстраны, жила в больших городах, но уже в третий раз вернулась обратно. Не от безысходности. Я знаю, что могу всегда сюда приехать. Это и есть выход.

Каждая командировка для меня, как и для большинства моих коллег, я знаю — долгожданная возможность посмотреть на природу и людей, которые издалека кажутся более настоящими. Живыми. С которыми хочется говорить, чтобы услышать от них что-то важное, на что еще ты сам не открыл глаза.

Я выросла в Нерюнгри и где-то глубоко внутри люблю его, и то, как там легко дышится, и какая вокруг тайга. Люблю за ментальность, выросшую на бамовской стройке и многонациональности. Я учила якутский язык. Дружила с прекрасными якутскими подругами и очень по ним скучаю.

Но все мои родные по маминой линии — отсюда, из Забайкалья. А папины — с Украины. Побывать там — моя мечта. Когда-то я даже учила украинский. Потому что мне нужна была связь с отцом, с его мамой, моей бабушкой Женей. Жени нет давно. Мы так и не познакомились.

Но есть моя бабушка Галя. Крепкая маленькая гуранка, самая предприимчивая дама своих лет из тех, кого я знаю. Есть моя маленькая красивая бабушка с хитрыми глазами, противная временами, но для меня она — ниточка к большому Забайкалью. Это от нее я возвращалась на Север и «кавокала», называла подруг «девками» и говорила «вон оно чо». Это через нее я не просто смотрю на забайкальскую красоту, я ее понимаю. Я знаю, что не похожа на коренную жительницу края. Но я также знаю, что я имею полное право себя ею считать. Потому что у меня бабушка из Номоконово и дедушка из Деревцово, а мама училась в Чите. Потому что, когда мы все вместе собирались, я забывала, что можно говорить и думать иначе. Только по-забайкальски. Иначе каво же это.

И к своим тридцати почти я приняла в себе эту часть. Я стала ей гордиться.

И гордиться тем, что вижу из окна машины во время командировки, хоть оно мне и не принадлежит и не мною создано.

Я помню вообще каждую свою командировку и то, как пыталась словить и сохранить ощущения от окружающей действительности. Как птицы распеваются к вечеру по дороге от Агинского, как жужжат шилкинские поля — там целые войска кузнечиков и жучков, как больно кусают борзинские мошки, и как над Борзей ярко светит солнце, и как тяжело всходит там в начале июня свежая трава.

В Хохотуе деревья с пышными зелеными шапками и худенькой речкой, в Акшинском кольцо из взгорий и аккуратные, но пустеющие села, в Забайкальске приятная серая дымка по вечерам и добрые погранцы.

Если кому-то и пытаться описать Забайкалье красиво, то точно не мне. Я еще перевариваю весь этот большой мир, раскинувшийся на сотни километров.

Но, когда я стою в Бутинском дворце или на берегу Ингоды в Атамановке, в эклектичном парке Дома офицеров в Чите или на похрустывающем снежном насте в Зугалае, я, кажется, знаю, зачем отсюда не уезжать.

Потому что да, конечно, Чуйский тракт — мечта, краснодарские поля — загляденье, Казань — такая складная, Москва — идеальная. Но ничего по ощущениям не сравнится с красотой места, где поколениями жили твои предки. Они словно оставили здесь тебе маленький клад — его нужно только отыскать. И конечно, не снаружи. Сначала нужно пройти все дороги внутри.