«Никогда не успокоюсь. Потому что этого не было». Полная речь с последнего слова Москвитина в суде

Громкое судебное разбирательство экс-главы уголовного розыска Забайкальского края, «грозы Осиновских» Андрея Москвитина подошло к своей финальной стадии. Высокопоставленный полицейский, обвиняемый в получении взятки в виде квартиры в Чите от китайского бизнесмена в обмен на крышевание, 15 февраля произнес свое последнее слово в суде. В 40-минутной речи Москвитин подробно высказался о бездоказательности обвинения и о своем недовольстве ходом судебного процесса. В некоторые моменты голос экс-полицейского дрожал, а на глазах выступали слезы. Мы публикуем полную речь Андрея Москвитина на последнем слове. Приговор по делу суд огласит 1 марта.

— С самого первого дня своего задержания, когда пришли ко мне на обыск 29 июля, когда меня ознакомили с постановлением, я сразу говорил, и тогда, и на протяжении следствия, что

И никаких сомнений ни тогда, ни в ходе развития следственной работы, ни при судебных разбирательствах, ни сейчас — никогда у меня мыслей и сомнений не было. Почему, готовясь к прениям, я сделал такой анализ (на прениях он зачитал 127 листов своей речи. — Прим. ред.)? Я понимаю, что всего-навсего не у всех участников процесса есть возможность вникнуть в массив исследованных материалов в ходе судебного разбирательства, дать оценку доказательствам именно в совокупности взаимосвязей, наличиям противоречий или, наоборот, взаимных подтверждений. Не у всех для этого есть время. Или желание. И именно для этого я сделал такой глубокий анализ. Именно поэтому я сделал стенограмму всех допросов, всё, что здесь происходило, — всё есть в печатном виде. И я имею возможность спокойно с этими материалами работать и давать ответственным выводы, которые я озвучил сегодня. Я не пытался ничего натягивать абсолютно. Мне это ни к чему. Я знаю, что всё это дело возникло на несуществующих обстоятельствах, на показаниях Ли фактически возникло и существует до настоящего момента. Только на его показаниях это всё есть, которые не имеют никаких объективных данных и права на жизнь, чтобы тем более на этом фоне были какие-то процессуальные решения, чтобы осудить меня и Поливина. И так достаточно уже было совершено ошибок следственных.

А сколько убито нервов, здоровья? У меня, у моих близких, которые прекрасно знают, что мы за эту квартиру честно отдали деньги. Это прекрасно знают мои близкие. Насколько им тяжело. Сегодня идет 202-й день моего ареста.

На самом деле тяжело осознать, потому что они знают не понаслышке, а конкретно знают, что всё отдали.

И когда ты бьешься как рыба об лед, пытаешься доказать, что ты не верблюд, извините за выражение, когда тебя не видят и не слышат, делают вид: «Ну какая аудиозапись там у тебя может быть, у Москвитина, 10-летней давности, чтобы защитник говорил, ссылаясь на нее». В том числе и руководители правоохранительных органов: «Какая может быть у него аудиозапись». Ну извините меня. А почему ее не может быть-то? Вот тот, кто так говорит, — у них может не быть таких аудиозаписей, а у меня они есть. И не только за 2012 год, извините меня, и гораздо раньше еще есть аудиозаписи. Это мое было жизненное амплуа, кредо, работа моя была. Я объяснял сейчас в прениях: я с диктофоном постоянно ходил. Мне зачем расписки брать? Записал разговор и всё. У нас два разговора осталось на этом диктофоне. Осталось! Но все говорят, что так не может быть… Вопрос: а почему? Почему так можно вообще рассуждать? Почему нельзя человеку дать право за то, чтобы он просто обосновал свою позицию, показал, что вот, ну не виноват. Ну вот, пожалуйста, разберитесь, пожалуйста! Нет. Ты нам дай расписку. Расписку должен дать!.. Интересно! Ну расписку. Позволили — вот расписка лежит. А что-то изменилось от этого? Да ничего не изменилось — как не верили, так и не верят. Ни мне, ни моим близким. Прокурор говорит: «Как можно верить его родственникам?»

Я не знаю, как можно вообще оценивать, как доказать реально существовавшие обстоятельства, при которых вообще происходило отчуждение квартиры № 5, о которых я говорил в своих показаниях. Как мне доказывать? Кузнецова Юлия (посредник между родителями Москвитина и Линь Чжун Цином в продаже квартиры. — Прим. ред.) умерла. Я в ее смерти абсолютно невиновен. Ну была бы она жива, ну пришла бы она сейчас и объяснила это суду. Но, к сожалению, она не может быть. И я оказался заложником ее смерти в этой части.

Не может приехать Линь (Линь Чжун Цин — деловой партнер владельца компании «Омега» Цзянь Цзюнь Ли. Он занимался продажей квартиры. — Прим. ред.). Я не знаю, почему не может он приехать, какие у него там сложности... Я не знаю. Мне сложно судить и говорить об этом. Но тем не менее он же ведь не отрицает ничего. У него позиция стабильная. Ему смысл врать? А смысл мне был вообще в этой ситуации говорить о Линь Чжун Цине, если так порассуждать? Зачем? Мне проще было бы сказать, если бы я был замаран в чём-то: «Да, мы заплатили деньги», да и всё. «Докажите другое». Зачем мне было, зная массив по 217-й статье УК РФ, сюда заводить Линь Чжун Циня? Смысл? Никакого.

И я сейчас это понимаю. Моих родственников была ошибка. Нас не захотели слышать абсолютно. Никто ничего воспринимать не хотел и сейчас, я так понимаю, не хочет, учитывая то, что вчера озвучил прокурор, сделав меня «особо опасным преступником» при всей моей положительной биографии.

И все меня знают как облупленного, сотрудники правоохранительных органов Забайкалья во всех ведомствах.

Они просто испытывают кайф от этого. А почему это произошло, почему эта ситуация возникла, я до сих пор для себя понять не могу. Абсолютно не могу.

Поливин — подсудимый, посредник в пособничестве во взятке. Ну, если разговаривать об обвинении в приятельских отношениях, здесь много было копий сломано. Ну нету этого, не могло такого быть.

Ну, чего смеяться-то? Когда такие симпатии могли успеть возникнуть, когда у него дочка в 2013 году ипотеку сама брала. Я ему зачем был нужен? Смешно просто. Но это есть в обвинении. И это берется в основу для развития всей коррупционной истории, заложено в истоки. С этого якобы дальше пошли там разговоры, переговоры и прочее. Ну, я не знаю.

Если говорить о Ли, о его взаимосвязях, то он просто скрывает это, и в допросах это есть. Двадцать лет знает Магомедова, прямо об этом и говорил, что в дружеских отношениях. Магомедов брал у него квартиру, бегал за ним. Я не знаю, что у них там было, но, когда было совершено нападение на жену Ли, там же ведь нетривиально звучит версия с причиной нападения: Магомедов желал, чтобы Ли был более зависим от него, работал под крышей его и прочее, прочее. Хотел его контролировать.

На каком основании такие привилегии ему даются? Я приводил в анализах — ну нету там последовательности в его показаниях, для того чтобы следователь или оперативник не замечали, что происходит. Это же видно из документа, видно по материалам допроса. Когда такие расхождения идут в показаниях, почему у следователей не возникает вопросов? Почему не возникает вопроса у прокурора? Всех это устраивает. Зачем это всех устраивает? Кто-то хочет получить лавры, что Москвитина и Поливина привлекли к уголовной отвесности? Я не понимаю.

Вернусь к тому, с чего я начал, — с несуществующих событий, по которым возбуждено уголовное дело. Основа этих несуществующих событий — Ли Цзянь Цзюнь, показания которого не являются последовательными или достоверными.

«Ли не говорил про крышевание. А если бы крышевание и было, у нас с Ли были бы встречи»

По поводу так называемого крышевания — я вообще не понимаю, откуда это слово появилось. В допросе Ли такого не говорил. Зачем эти красивые обороты следственного и прокурора? На вопросы Ли четко говорит, что такое крышевание в его понимании, — не бьется вообще с картинкой. Зачем так назвали? Судья спросил Ли, обсуждал ли он вообще еще это (тему крышевания. — Прим. ред.) с Поливиным после того, как дать согласие дать взятку Москвитину? В ответ Ли говорит: «Нет, я больше не возвращался к этому вопросу с 2013 года по 2021-й». Странно выглядит это всё, его это утверждение.

Он при этом нам тут в суде стоял и говорил, какой он бедный, нападение на жену, как он страдал, что он к Поливину раз обратился, два обратился, ну, вот, не помогает. «Ну, дай мне палочку-выручалочку, пожалуйста, Поливин Михаил Анатольевич». Но Поливин вообще не дает. Ли за ним бегал и бегал, март, как он говорит, и до 10 апреля, когда мать подала документы на квартиру, могла эта беготня залечь на дно. С 5 марта по 10 апреля — месяц. И вот он бегал, бегал, и в третий раз Поливин говорит: «Ну, можно обратиться к Андрею. Ну вот он, человек». И Ли говорит: «Я прощу ему оплату». Вот так, на словах.

А что должно произойти при нормальном развитии событий в этой истории? При условии, как он там переживал. А всё должно быть просто: должна была быть встреча его со мной, тогда, с Андреем, условно говоря (в показаниях Поливин и Ли утверждали, что не называли фамилии Москвитина. — Прим. ред.). Логичный абсолютно выход. Ли же боится, у него сложная ситуация, ему плохо, он весь потерянный. И вот ему говорят: Андрей. Но встреч-то не происходит. Парадокс-то ситуации!

Как понять состояние человека, который до этого насиловал Поливина просьбами дать ему помощника, а потом, когда ему сказали, что есть Андрей, и он простит оплату — и всё? И забыл, что ли? Ну мы же все взрослые люди! Как это можно понять вообще? Как и логичность и последовательность показаний господина Ли. Да ее просто нет, господин прокурор.

Должна была быть встреча его с Андреем, должны были быть обсуждения, и пошло-поехало после этого — общение, движение, всё что хочешь должно было быть, и это было бы совершенно логично, правильно и взаимосвязано в его показаниях. Но он это отрицает. Почему он это отрицает? Потому что ничего не было. Никаких действий с Андреем не было, никаких контактов не было. Он прекрасно понимает, что если он начнет что-то детализировать, то начнется проверка и вся его версия рассыплется в суде. Какие он может привести доводы?

Поэтому он так и говорит: я простил оплату и на 8 лет забыл. И всё нормально. Я дал Москвитину взятку в особо крупном размере, и все поверили этому с удовольствием.

Не было покровительства бизнеса Ли. Такой задачи мне не ставил ни Поливин, ни Деев (Роман Деев — бывший глава УМВД России по Забайкальскому краю — Прим. ред.), ни Ли. Если бы это было так, были бы следы этого.

Никто ничего не делал. Все нормальные люди в этом городе знают, что я работал именно, а не занимался зарабатыванием денег. Все это знают. Через меня очень много прошло фигурантов громких дел. И это не к разговору о хвастовстве. Если бы я хотел зарабатывать деньги, я бы их заработал. Но мне это неинтересно было.

Я занимался раскрытием преступлений профессиональным и честным образом. Все эти проблемы, которые есть с криминальными структурами, это именно связано с моей профессиональной деятельностью, так же как вся эта история с этой взяткой, — мне просто мстят. Мстят красиво, искусно, грамотно, создавая мне в СМИ определенный образ, давая эту информацию в СМИ про 30 квартир и еще что-то. Убивают мой облик порядочного офицера, сотрудника, просто втаптывают в грязь с момента моего ареста, просто фейковыми вбросами информации. Всего-навсего. Ничего нету.

Я же суду представил материалы, я же сегодня говорил: пожалуйста, спрашивайте. В отчете 28 позиций указано в списке доказательств, которые взаимодополняют версию моих показаний, притом что нам не дали приобщить другие материалы, аудиозаписи и прочее. Не пять, не десять, а 28! Я все зачитывал сегодня. Гособвинитель мог спокойно, опять же, в реплике оспорить, задать вопрос. Но этого не последовало, кроме заявлений, что он считает так и вот так. А доказательств-то нет, которые бы опровергали версию защиты, кроме позиции Ли, что Линь Джун Цзинь не мог продать квартиру. Но и то, когда мы его допрашивали в суде, Ли же не совсем уверенно себя повел, сказал: «У меня и так много проблем, чтобы еще вам что-то комментировать».

О каких имущественных выгодах Ли Цзань Цюнь к Москвитиной Татьяне Михайловне (мать Андрея Москвитина. — Прим. ред.) можно говорить? Он с Москвитиным не разговаривал. Доказательств в суде, что Москвитина знала и должна была принести деньги, — нет этих материалов, никаких исследований и доказательств. Абсолютный ноль. Есть правоотношения Москвитиной и Степанова. Но если Степанов не имеет претензий, то о каких можно тогда говорить взятках в той ситуации? И это опять о последовательности и достоверности главного и единственного свидетеля обвинения господина Ли. Она отсутствует даже в этом случае.

Права собственности на квартиру юридически не было ни у Ли, ни у компании «Омега». Определения конституционного суда не было. Чтобы передать право собственности, нужно им обладать. Или просто мы будем сейчас, как в каменном веке, исходить из того, что кто-то сказал: «У меня есть право собственности», — и все поверили, что оно было и он его отдал? Документально никак эти права не фигурировали.

Я не знаю, Ваша честь. Конечно, Ваше решение. Вам предстоит в совещательной комнате изучать доказательства, исследованные по делу. Я не буду сейчас навязывать Вам свое мнение, но просто я ко всем обращаюсь: ну нет здесь такой фактуры, что Москвитин получил взятку. И не будет ее никогда. Потому что это дело возбуждено на несуществующих основаниях и обстоятельствах. Оно продумано, грамотно продумано, оно искусственно поддерживалось на протяжении нескольких месяцев. Но сейчас в суде для этого дела наступил момент истины. Мое мнение остается категоричным, и никогда я свою позицию не поменяю: я невиновен. Событий преступления этого не было. Невиновен Поливин.

Не было никакой взятки. Я не буду сейчас просить суд о снисхождении, говорить о своих заслугах, наградах, характеристиках, мне это неинтересно и не нужно.

У меня может быть только один выход — это оправдание. Любое другое решение суда для меня — это будет признание меня виновным.