«Я начала к нему лезть, а он оттолкнул»: падчерица обвинила отчима в изнасиловании и передумала

Изнасилование несовершеннолетних — страшное преступление, сурово осуждаемое по обе стороны колючей проволоки. Человек, отправившийся отбывать наказание по такой статье, как говорят, неизбежно получает клеймо и соответствующее отношение в местах лишения свободы. Но всегда ли подобный приговор не оставляет вопросов? Может ли быть так, что «насильника» оговорили, решили таким изощренным способом свести с ним счеты? Ведь выкрутиться из истории, когда на тебя легло столь чудовищное обвинение, крайне сложно, скорее невозможно.

— Моя дочь в феврале 2022 года написала заявление об изнасиловании на моего мужа. На тот момент ей было 17 лет. Через 10 дней она созналась, что всё выдумала, но супруг уже был в СИЗО, где остается и по сей день. В марте 2023 года суд приговорил Юрия (имя изменено. — Прим. ред.) к 11 годам лишения свободы, причем ни экспертизы, ни полиграф факт насильственных действий не подтвердили, а в основу обвинения легли ее первые показания и очная ставка, — рассказала жительница Читы, которая обратилась в редакцию, попросив не раскрывать имена всех участников истории.

По словам женщины, с мужем она 2 года прожила в официальном браке. Всё было отлично, с падчерицей мужчина ладил. За спиной у Юрия было богатое криминальное прошлое, но в 2019 году он освободился и начал новую жизнь.

— В тот день, когда Юрия задержали, дочь поздно вечером приехала на квартиру, где он делал ремонт. Я знаю, что она была пьяна, она у меня всегда была такая проблемная, любительница погулять. И вот вдруг я узнаю, что она вызвала полицию и сообщила об изнасиловании. Муж даже не стал ничего делать, просто решил дождаться сотрудников, чтобы объяснить им, что это бред. Они достаточно быстро приехали, забрали его. Дочь рассказала, что якобы всё произошло, когда она уснула. А потом призналась, что сама пыталась приставать к нему, но он оттолкнул ее и пригрозил, что всё расскажет матери. Тогда она напугалась и решила действовать на опережение. Думала, что потом разберутся и отпустят. Но вышло не так, — объяснила собеседница «Чита.Ру».

По ее словам, 38-летнему рецидивисту верить никто не стал. Приговор, правда, в законную силу пока не вступил, ожидается апелляция. А тем временем мать и дочь стали обращаться во все инстанции, даже доехали до Генпрокуратуры в Москве, пытаясь спасти Юрия от длительного заключения и доказать, что изнасилования не было. Сам подсудимый, не согласившись с приговором, объявлял голодовку в СИЗО. Его требование — встречу с прокурором — в итоге выполнили, акция протеста прекратилась, но итог один — до мужчины донесли информацию, что никаких нарушений при расследовании дела не выявлено.

— Мы не можем с этим согласиться хотя бы потому, что мою дочь во время первого допроса не предупредили об уголовной ответственности по статье 307 УК РФ о даче заведомо ложных показаний. Когда мы знакомились с делом, все листы, что были в четырех томах, фотографировали. Кроме того, у подсудимого также есть копии этих показаний. И строчки о том, что дочь предупреждена об уголовной ответственности, там нет. А потом, когда дело оказалось в суде, эта строчка там просто появилась — адвокат прислала нам фото (снимки имеются в распоряжении редакции «Чита.Ру». — Прим. ред.).

Поймите, 11 лет — это не шутки. Девочку проверяли и на полиграфе, и психолого-психиатрическую экспертизу проводили, разные экспертизы — они ничего не подтверждают. Да, первичные показания были ужасные, но следов на теле нигде нет. Даже на нижнем белье. Судья на заседании возразила, что это я и родственники подговорили дочь изменить показания. Но это не так. Сейчас дочери уже 19 лет, у меня еще трое несовершеннолетних детей, есть своя квартира и машина — мы не бедствуем. Но на суде пытались выставить всё так, что мы пытаемся вернуть главного кормильца. Мол, это наша единственная мотивация. А на самом деле мы просто хотим спасти человека. Поэтому я надеюсь, что, узнав о нашей истории, на нее обратят внимание общественники или независимые юристы, чтобы дело в итоге вернулось на дорасследование, а все факты были более тщательно изучены, — заключила читинка.

— Мы с подругой собирались вечером погулять, но прежде зашли на мамину квартиру, чтобы зарядить телефон. Там отчим с братом делали ремонт, они выпивали коньяк. Мы уехали, а он там остался, уже спал. Часа в три ночи позвонил мне и спросил, где я, почему квартира не закрыта. Я ответила, что собираюсь домой, могу заехать за ним. Он попросил купить минералку, если поеду через магазин, но я купила водку и колу, минералку, кстати, тоже. В квартире мы начали выпивать, он не заставлял меня — я сама себе наливала. Говорили о семье, спрашивала его, изменяет ли он маме. Про свои отношения и молодого человека рассказала.

А потом у меня проснулось сексуальное влечение. Я начала к нему лезть, а он оттолкнул и сказал: «Ты чего творишь, я матери сейчас расскажу». Ну а что мне оставалось делать? Я не хотела, чтобы мама узнала, что я пристаю к ее мужу. Решила опередить Юрия, позвонила в 112, чтобы сказать, что он ко мне пристает. Чтобы мама поверила мне, а не ему. Начала кричать в трубку, что он отбирает телефон. Но так как через некоторое время я ему самому звонила уже с улицы со своего же телефона, понятное дело, что никто у меня ничего не забирал. Через некоторое время встретила маму. Она звонила, когда я еще шла в сторону полиции, пыталась соединить нас с Юрием по конференцсвязи, чтобы мы поговорили. А я ей сказала, что он ко мне лез, что он ей изменяет. Чтобы она его не слушала, чтобы у него не было момента правду рассказать. Мама сказала Юре уходить с квартиры, что мы сами разберемся. Но он ответил, что останется и будет ждать. Зачем ему уходить? Он сидел ждал. Когда мы вернулись на квартиру, там уже были сотрудники. Потом мы поехали в полицию, — вспоминает события той злосчастной ночи дочь обратившейся в редакцию читинки.

По словам девушки, в полиции и потом у следователя она провела почти сутки. Допросы, экспертизы, очная ставка. Потерпевшая по уголовному делу признаётся, что всё это время просто хотела спать после бурной ночи.

— Экспертизы все чистые. Единственное, на моих штанах было обнаружено сколько-то там процентов либо его, либо его ближайшего родственника по мужской линии биоматериала. Эксперт мне прямо сказала, что не доказано, что это его материал. Появиться эти следы могли либо когда он меня отпихивал, либо когда мама носила эти штаны — у нас с ней один размер. Простите за подробности, но половые органы — тоже чисто, никаких следов. Полиграф показал, что я говорю правду. Причем перед этим следователь мне говорил, что данные с полиграфа имеют юридическую силу, что сейчас всё будет доказано. А когда по детектору оказалось, что я оговорила отчима, сразу полиграф перестал иметь юридическую силу. Я предлагала пройти независимый полиграф в Чите, за деньги, но меня отправили на тот же — опять от следователя. Второй раз проходить я его отказалась, потому что не доверяю. В суде, что я говорила, не слушают вообще.

Конечно, я сожалею о том, что сделала. Через 10 дней, как я написала на отчима заявление, я всё осознала и начала бороться за правду. Только меня уже никто и нигде не слышал. Им это не интересно. Мы пишем везде, бьемся, и везде одни отписки: «Следствие прошло без нарушений». А отношения с Юрием были прекрасные, он мне заменил отца. Я не отрицаю, что у меня есть определенные проблемы, что первый раз я попробовала алкоголь в 13 лет, связавшись не с той компанией. Но это не повод мне не верить, не повод лишать человека свободы за слова, — подчеркнула собеседница «Чита.Ру».

В следственном управлении Следственного комитета России по Забайкальскому краю комментировать подробности ситуации отказались, добавив только, что по делу имеется приговор суда, а все обстоятельства совершённого преступления установлены. Кроме того, там пояснили, что в подобной категории дел отзыв заявителем своего заявления не влечет освобождения от ответственности.

Источник «Чита.Ру» в правоохранительных органах сообщил, что сотрудники следствия не увидели причин сомневаться в первоначальных показаниях потерпевшей, так как они были проверены и вопросов не вызывали. По его мнению, после того как с девушкой «поработали» родственники, она изменила свои показания, заявив, что оговорила отчима. Источник добавил, что действительно этого недостаточно, чтобы дело было прекращено. При этом если прокуратура усмотрела бы противоречия в деле и увидела, что доказательств недостаточно, то представитель надзорного ведомства был бы вправе отказаться от поддержки государственного обвинения, что повлекло бы освобождение от ответственности подозреваемого.

Другой источник в органах также пояснил, что обвинение по части 3 статьи 131 УК РФ считается «квалифицированным изнасилованием» — уголовным делом публичного обвинения, а они не зависят от наличия заявления от потерпевших. В отличие от части 1 статьи 131 УК РФ («обычное» изнасилование — дело частно-публичного обвинения), по которой дела возбуждаются только по заявлению потерпевших. При этом прекратить такие дела по примирению сторон нельзя.

Насильник, как и другой преступник, но особенно тот, кто надругался над слабым, неспособным защитить себя человеком — несовершеннолетним, должен нести суровое наказание по закону — это не обсуждается. В каждом таком уголовном деле установление безусловной истины остается на совести следствия, прокуратуры и в конечном счете суда, которые вместе должны сделать всё, чтобы виновный понес наказание, а невиновный наказания избежал.

Меня же больше волнует тот факт, что дела подобной категории по понятным причинам закрыты от глаз общества и СМИ, дабы не навредить несовершеннолетней жертве. Спорить с этим нет смысла, это оправданно, но тогда, если всё же вынесен приговор, почему нельзя обезличенно, без персональных данных потерпевшей стороны и с минимумом данных о подсудимом, но хотя бы объяснять, опять же без подробностей, что в деле есть такие-то и такие-то неопровержимые доказательства? Исходя из того, что я услышал от супруги Юрия из Читы и в официальных комментариях силовиков, я могу предположить, что убедительных показаний одного человека и темного прошлого подозреваемого в большей степени достаточно, чтобы обвинить его в серьезном преступлении, назначить ему наказание. Не открывает ли это для кого-либо нечистоплотного окно возможностей, чтобы свести счеты с неприятелем, изощренно наказать нелюбимого отчима или расквитаться с конкурентом по бизнесу? Конечно, это еще и вопрос совести — кто решится взять на себя подобный душевный груз с пониманием, что ты обвиняешь невиновного человека. Но исключать этого нельзя.

Когда приговор порождает множество разговоров и кривотолков, а органы не желают давать подробности по теме и хотя бы постфактум обосновывать свою позицию, в публичном пространстве появляются такие истории: кого-либо обвинили в подобном преступлении, а потом потерпевшая заявила или по иным причинам выяснилось, что это был оговор. С одной стороны, безусловно, на жертву могли повлиять, переубедить, сильно попросить, потому по таким статьям и нет обратного хода в виде примирения сторон, это, как мы выяснили, дело публичного обвинения — то есть государство само обнаруживает признаки преступления, не спрашивая об этом жертву. Но может и на самом деле у якобы потерпевшей стороны включиться совесть, прийти осознание, что месть, шутка или игра в чью-то пользу стоили реальному человеку долгих лет заключения. Поэтому так важен диалог общества и правоохранительной системы, которая, как кажется, пока еще недостаточно гибка в столь тонких вопросах. Вектор на защиту интересов одних выбрали, а то, что с обратной стороны, пока решили не особо учитывать.

При этом, опять же, нельзя отрицать, что несовершеннолетние, реально подвергшиеся сексуальному насилию, могут сообщить об этом спустя время, когда, кроме убедительных слов и, например, проведения каких-либо ментальных экспертиз, у следствия не окажется других доказательств. И такую жертву надо всецело защищать, а виновный, даже спустя время, должен понести наказание. Но если эта тема порождает столько вопросов, значит, нужно ее обсуждать, чтобы прийти к какому-нибудь понятному, единому мнению, которое затем будет разъяснено и обществу. В таких-то ситуациях мы действуем так и так, а в таких — достаточно и вот этого.

Если дело по уголовной статье об изнасиловании несовершеннолетних дошло до суда, то почти со 100-процентной вероятностью будет срок и реальное лишение свободы. Так, по данным прокуратуры Забайкальского края, суды края вынесли обвинительные приговоры по уголовным делам по частям 3 и 4 статьи 131 УК РФ: в 2018 году — в отношении 14 человек; в 2019 году — 16 человек; в 2020-м — 12; в 2021-м — 20; в 2022 году — 21. В 2023 году, по состоянию на конец марта, обвинительные приговоры по данным статьям, которые бы уже вступили в силу, не выносились. При этом за последние 5 лет в Забайкалье оправдательные приговоры в отношении лиц, совершивших изнасилование несовершеннолетних, не выносились ни разу.