«Нас поддерживает государство». Концессионер Станислав Неверов — о скандальной школе в Каштаке, газификации и о том, что надо быть полезным России

— Вы, как я понимаю, собираетесь достаточно много и продуктивно работать в Забайкалье. Мы разбирались со структурой собственности компании, где вы являетесь или гендиректором, или собственником. И в «Школе Будущего», которая строит школу в Каштаке, вы обозначены были во время пресс-подхода, в котором участвовал вице-премьер Кефер и представитель Газпромбанка как представитель совета директоров ООО «Школа Будущего».

— Да, совершенно верно.

— Вы представитель совета директоров. То есть вы не собственник и не гендиректор?

— В этой компании не гендиректор, но Восточно-Арктическая нефтегазовая корпорация, в которой я гендиректор, — собственник «Школы Будущего», то есть «Школа Будущего» — это ее дочерние зависимые общества.

— У меня самый первый вопрос — кто вы на самом деле? Я пытался найти что-то про вас до 2021-го, условно, года. Но первые ваши комментарии связаны с деятельностью как раз Восточно-Арктической нефтегазовой компании (ВАНК). Они в конце 2021 года появились и касались работы с СПГ. А до этого вас как будто не было. Кем вы были до этого?

— Восточно-Арктическая нефтегазовая корпорация существует с 2020 года, в конце 2020 года она была зарегистрирована. Мы собрали ее во время, наверное, самой сложной части пандемии коронавируса, когда большая часть компаний, предпринимателей, инвесторов закрывали массово свои инвестиционные проекты, сворачивали инвестиционную активность, складывали деньги или выводили их за рубеж, представляя, что в России в ближайшее время будут тяжелые постковидные экономические последствия. Мы, наоборот, собрали среди предпринимательского сообщества, среди своих друзей тех людей, которые заинтересованы в развитии России и заинтересованы в развитии ее внутреннего рынка. И первые проекты по сжижению природного газа свои, по строительству заводов СПГ мы начали как раз в 2020 году во время ковида, заложив завод СПГ в Приморском крае, недалеко от города Владивостока, на территории опережающего развития «Надеждинская», которая как раз таки уже достроена, мы его запускаем на границе зимы-весны этого года. Там идет сейчас пуск.

— А до этого вы чем занимались?

— До этого был период работы в системе органов государственной власти — правительство Москвы, Совет Федерации, руководство организацией, которая была задействована в реализации образовательных программ просвещения граждан с точки зрения современной истории России.

— Но вы вообще откуда? Из Владивостока, из Москвы, из Питера?

— Я сам из города Иваново Ивановской области, но последние 10 лет живу в Москве.

— Насколько я знаю, вы были помощником сенатора какого-то, да?

— Был период в жизни, [я был] помощником первого заместителя руководителя «Единой России» в Госдуме, помощником председателя комитета Совета Федерации по региональной политике, но это как раз в тот период времени, когда мы сформировали организацию, группу компаний, которая занималась информационным просвещением граждан, объясняя людям, что быть полезным в своей стране можно в территориях, где ты вырос, где ты учишься, где ты работаешь, не говорить о том, что тебе нужно уезжать из своего города, из своего населенного пункта, а в общем-то, жить и работать в нем.

Хочется заметить, что, несмотря на то что организации эти носили прогосударственный характер, они работали всегда на привлеченных со стороны бизнеса денежных средствах, потому что у нас достаточно большое количество предпринимателей в стране, которые заинтересованы в этом. У нас всё время говорят о дефиците рабочих мест, о дефиците возможностей для выпускников вузов куда-то трудоустроиться, с одной стороны. Но, с другой стороны, я и по работе на тот период времени, и по работе сейчас уже в совершенно другом статусе могу вам сказать, что как только возникает вопрос в хороших грамотных специалистах, этих специалистов приходится свозить со всей страны, потому что высшие учебные заведения сегодня выпускают тех специалистов, которые абсолютно в проценте своем достаточно немаленьком не заинтересованы работать на своей территории и уж особенно по своей специальности.

Поэтому мы занимались с точки зрения образования как раз вовлечением молодых граждан в экономические процессы, тем самым помогая и повышать их собственный уровень жизни, и уровень жизни в регионах в целом.

— Как вы себя сейчас обозначаете? Вы предприниматель? Вы менеджер? Мне сложно представить, кто вы, потому что я посмотрел структуру собственности компаний, к которым вы имеете отношение. Вы собственник 15 компаний, по крайней мере я столько насчитал, и гендиректор в 5.

— Собственник бизнеса, в первую очередь гендиректор, наверное, в периоде только выстраивания определенных процессов.

— Хватает у вас резервов быть гендиректором в пяти компаниях, которые занимаются такими крупными проектами?

— Ну, вы знаете, если в среднем спать по 5 с половиной часов и проводить в самолете примерно двое суток в месяц полностью, то есть 24 дня в год, летая между разными регионами, то ресурса именно времени на это хватает. Часто не хватает времени на всё остальное. Но пока выбор такой, поэтому приходится.

— Такое ощущение, что вас кто-то поддерживает в Дальневосточном федеральном округе, у вас много крупных проектов, где вы выступаете или концессионером, или компанией, которая имеет отношение к каким-то проектам. Или вы сами по себе?

— В соответствии с поручением президента Российской Федерации на Дальнем Востоке выстроена достаточно системная поддержка инвесторов и поддержка инвестиционных проектов. Существует огромное количество мер поддержки со стороны Минвостокразвития России. Это территории опережающего развития, льготные преференционные режимы, льготы с точки зрения получения технических условий при строительстве предприятий.

Например, тот СПГ-завод, который мы строим во Владивостоке, благодаря мерам государственной поддержки получил возможность бесплатного подключения газа, бесплатного подключения других технических условий, налоговой льготы. Такие же меры поддержки существуют у вас здесь, в Забайкальском крае, премьер-министр России, когда приезжал сюда, как раз знакомился с такими проектами. Поэтому, конечно, мы как компания, заинтересованная в производстве, заинтересованы в первую очередь в созидании, а не в бизнесе по модели «купи-продай» или «продай в три раза дороже то, что не стоит ничего». Мы пользуемся этими мерами поддержки и являемся резидентами территории опережающего развития, естественно, входим в пул тех компаний, которые федеральные органы государственной власти поддерживают в рамках тех поручений президента, которые сегодня есть.

— То есть вы говорите: «Нас поддерживает государство»?

— Абсолютно верно.

— Какие-то реализованы уже проекты, которые именно с вашим именем связаны?

— В первую очередь это завод по сжижению природного газа во Владивостоке. Он уже построен, на нем ведется сейчас пуск-наладка, он выдает уже готовый продукт, его можно приехать, посмотреть. Это, грубо говоря, первый элемент.

Мы создали компанию — поставщика российских нефтепродуктов в Корейскую Народную Демократическую Республику. И эта компания является поставляющей и продукты нефтепереработки в Северную Корею в соответствии с международными санкциями, в соответствии с квотами ООН в рамках всех разрешений ФСТЭКа, то есть это не какая-то чистая история России и Северной Кореи, потому что мы забыли про всё международное сообщество и думаем, что никогда туда не вернемся.

Мы начали этим заниматься на границе 2018–2019 годов. В 2020 году это работало уже очень активно, и, в общем-то, определенный вклад в ВВП России за счет такого экспорта мы тоже на сегодняшний день обеспечиваем, потому что большая часть компаний государственных, в чистом виде работающих с международными финансами, работающих на бирже, на IPO, в эти истории не идут. Мы в эти истории пока идем и идем в них, не нарушая международные санкции, в общем-то, в рамках той гуманитарной квоты, которая на сегодняшний день есть.

— А как эта компания называется?

— Компания сама «Приморский газ», она на самом деле существует лет 30, наверное. Мы ее выкупили в 2019 году и как раз запустили на ней вот это направление работы полностью.

— Смотрели за тем, как будет строиться школа в Каштаке и, честно говоря, не верили в то, что ее построят. Мы про это очень много говорили. Нам казалось, что это нереально — за восемь месяцев построить такой большой, огромный объект, по крайней мере, в Забайкальском крае я такого опыта не помню. Когда мы увидели, что школа открыта, мы удивились и, естественно, поехали на место посмотреть, как это всё будет выглядеть. Но мы еще до этого доберемся.

Мне вообще интересно, как эта история развивалась со школой в Каштаке. Это концессионное соглашение. Я сейчас скажу, как я это вижу, а вы скажете, где я не прав. Концессионное соглашение, в котором государство передает часть денег на постройку вам через два транша, там около миллиарда рублей, остальные средства вкладывает концессионер, и регион в течение какого-то времени ежегодными траншами возвращает вам эти деньги. В эту сумму заложены как ваши средства, так и процент за пользование этими средствами, и деньги, которые будут потрачены на содержание этой школы, вы же еще будете содержать эту школу. Такая схема приблизительно получается?

— Да, схема ровно такая. На самом деле сама суть концессии — это передача государством части своих государственных полномочий бизнесу в целях привлечения дополнительных денежных средств, которых государству в моменте не хватает на реализацию всех своих полномочий. Например, у нас суть концессии для регионов с достаточно дефицитным бюджетом очень простая: можно построить за три года одну школу, можно построить за три года 8–9 школ, и, в общем-то, действительно проценты по этим школам будут достаточно большими.

Мы знаем, что обращала на это внимание и забайкальская общественность, сколько денег на концессиях совокупному бюджету придется отдать за 10 лет или за 13 лет. Но, во-первых, нельзя забывать о том, что процент по кредиту устанавливается единовременно на весь период его действия, а, в общем-то, выплачиваться он будет последующие 13 лет и инфляция во время этого срока съедает те самые проценты по кредиту. Во-вторых, грубо говоря, если бы мы, например, строили эти школы через 5 лет, через 7 лет или через 10 лет, то школа бы стоила уже не миллиард, полтора или два, она бы стоила уже 7, 8 или 9 миллиардов.

В-третьих, мы добиваемся того самого социально-политического эффекта уже сейчас, когда дети, родители, педагоги получают новые образовательные учреждения сейчас, а не через 5, 10 или 15 лет, потому что можно сколько угодно говорить о том, что «давайте не будем тратить деньги на проценты», «проценты это очень дорого», но почему-то во всём мире и в России в особенности люди берут жилье в ипотеку, желая улучшить свои социальные условия, потому что жить в хорошей качественной квартире хочется сейчас, а не через 30 лет, когда останется уже, как говорится, только внуков воспитывать и доживать свой век.

Вот ровно такая же история на сегодняшний день работает и с концессиями на социальную инфраструктуру. Люди заинтересованы в том, чтобы получить новые объекты сейчас, люди заинтересованы в улучшении качества жизни. Ведь почему люди уезжают из регионов Дальнего Востока? Можно много говорить о плохой экологии, плохих условиях с точки зрения климата. Но в первую очередь основной причиной оттока является как раз низкий уровень или не такой высокий уровень развития инфраструктуры, как в крупных мегаполисах.

Когда ты выходишь из дома в благоустроенный двор, когда ты идешь по хорошей ровной дороге, вокруг которой хорошие клумбы, газоны, какие-то малые архитектурные формы, приходишь в хорошую школу, в хорошую больницу, то у тебя совершенно меняется настроение, меняется в первую очередь твое отношение к жизни. А за счет того, что меняется твое отношение к жизни, меняется отношение к жизни врача, который приходит в эту же больницу тебя лечить, меняется отношение к жизни учителя, который приходит в эту же школу тебя учить, и за счет этого государство и в первую очередь люди получают совершенно другое качество жизни уже сейчас.

Ну да, расплачивается за это государство в течение последующих лет. Но вот процент, например, по кредиту, я сейчас не ориентируюсь по проценту по кредиту на Каштак, предположим, даже если за 10 лет это, например, 200 миллионов, ну представим так, то школа через 10 лет будет стоить явно не 1,5 миллиарда уже с точки зрения инфляции, через 10 лет вообще сложно сказать. Но вот такая школа, которая сейчас стоит 1,5 миллиарда, 10 лет назад могла стоить миллионов 250, нет, 300–350–400, я думаю, максимум.

Поэтому в отношении школы в Каштаке история работает примерно таким образом: миллиард рублей у нас — это субсидия федерального бюджета и полмиллиарда рублей — это средства наши, которые регион будет возвращать в течение последующих 13 лет. В остальных школах, которые будут строиться, размер средств федерального бюджета существенно меньше.

Каштаку на самом деле повезло, он попал в ту систему распределения денег, когда денег давали до 75% от общей стоимости объектов. Все последующие школы — в Железнодорожном районе, на КСК, в Агинском, Дарасуне, других муниципалитетах, там на уровне где-то 50% размер федеральной платы. И региону нужно принимать решение либо не строить эти школы вообще, потому что если федеральный бюджет выделяет деньги, то он требует строительство в конкретные сроки, либо тратить эти деньги, брать эти деньги прямо сейчас, строить их по стандартному 44-му закону, по госзакупке, грубо говоря, но тогда у регионального бюджета просто этих денег не хватит, то есть тогда от чего-то придется отказаться.

От чего отказываться? У нас структура регионального бюджета — это больше половины социальные выплаты, зарплаты, пенсии, пособия, и на инвестпрограммы остается не так уж много денег. Ну мы же не можем лишить зарплаты учителей, врачей, работников коммунальной сферы, например. Вот поэтому концессия как-то так и работает, в этом, в общем-то, суть и смысл концессии конкретно для Забайкальского края, для региона.

— По объекту в Каштаке ваши средства — это заемные средства в банке или вы их где-то еще взяли?

— Это средства в первую очередь нашего другого бизнеса. У нас одним из соучредителей Восточно-Арктической нефтегазовой корпорации является компания, обеспечивающая дизельным топливом островные территории — Камчатский край, Сахалинскую область. У нас достаточно сильная строительная компания, компания по трейдингу рыбы и рыбных продуктов во Владивостоке. Ну, в общем-то, это все те компании, которые мы консолидировали за 19–20-й год, зайдя на Дальний Восток, на дальневосточный бизнес.

— То есть это ваши деньги просто?

— И часть денег банковских кредитных, конечным кредитным бенефициаром этой истории является Газпромбанк.

— Сколько банк дал вам денег, если это не тайна?

— Совокупный размер средств банка по итогам строительства сдачи объекта, подписания всех КС и полной перекредитовки нашей внутренней составляет около 500 миллионов рублей.

— То есть это то, что вы получили от банка и вложили в эту школу?

— По сути, да.

— То, что школа сейчас еще не закончена и будет достраиваться до 1 сентября, это на ваши деньги она будет достраиваться?

— Это в первую очередь так. А во-вторых, на самом деле никакой достройки до 1 сентября не будет, задавали уже люди вопрос, в чем был смысл строить школы до 31 декабря. Говорили о том, что это специально сделано было, чтобы убрать каких-то конкурентов и так далее. То есть мнения были разные.

У нас федеральный бюджет выделяет деньги с очень конкретными показателями строительства — ввод конкретных объектов в конкретный период времени. Например, какие-то объекты должны быть построены до 31 декабря, какие-то объекты должны быть построены до 31 марта. Соответственно, общестроительные работы, строительство школы, не считая каких-то косметических, отделочных историй, действительно в декабре завершились.

Всё, что дальше в этой школе происходило и происходит, — это та косметика, которая уже по завершении общестроительных работ ведется. Школа подключена ко всем техусловиям: в школе тепло, есть свет и вода, работают канализация и отопление. Школа как объект капитального строительства работает. Далее начинается процесс уже, как говорится, ее полировки для того, чтобы ребят она приняла в том виде, в котором она должна их принять.

Мы готовы открыть ее для детей существенно раньше 1 сентября. Разные предложения обсуждались в правительстве по ее открытию — 1 марта, 1 апреля, с начала нового триместра, новой четверти. Но вот тот проект решения, которое сейчас есть, насколько мне известно, это всё-таки открытие 1 сентября, в первую очередь для того, чтобы не нарушать учебные процессы, чтобы ребята посреди учебного года не были вынуждены менять образовательное учреждение, чтобы не пришлось перетаскивать учителей из одной школы в другую, ну и так далее. То есть задача ее открыть к 1 сентября обусловлена в первую очередь простой обычной логикой, что дети в новый учебный год идут в новую школу. Мы готовы принять в этой школе детей намного раньше. Мы готовы их принять с начала, например, третьего триместра, но насколько это будет эффективно, с учетом опыта Забайкальского края по открытию школы на 1100 мест посреди года, большой вопрос.

— Слушайте, а зачем было нужно это очень красивое открытие, где показывали федеральному министру не совсем то, что происходило за рамками того, что видела камера. Было очень много споров по поводу того, закончились строительные работы или не закончились. Мы же взрослые люди, видели, что министру показывали одно, а вокруг было немножко другое.

— Те кабинеты, которые показывали в рамках видеосюжетов, это действительно кабинеты в этой школе, это не какие-то кабинеты, снятые где-то совершенно в другом месте, в другой школе, в другом регионе, там просто информационную подборку читали. Мы в рамках мероприятия 23 декабря проинформировали министра просвещения Российской Федерации о том, что общестроительные работы по школе завершены. Это как раз то, о чем я вам уже до этого говорил: это работы общестроительные, работы по подключению инженерной инфраструктуры, по формированию, подключению всех жизнеобеспечивающих школу механизмов.

У нас не было обязательства по показыванию в декабре конкретных, например, кабинетов работающих. Это не так работает, что все, например, кабинеты должны были быть уже отделаны и так далее. Но некоторые кабинеты сделали в первую очередь, потому что постепенно там кабинеты делались и делаются. А во-вторых, школа оснащена действительно очень хорошим, качественным, высокотехнологичным оборудованием: это и класс робототехники, квантовой физики, биоинженерных различных приборов.

На самом деле формат мероприятия был не в формате видеосвязи это показать, а в виде очного посещения высокими федеральными гостями. И мы готовы были их привести туда, показать, что действительно, вот те помещения, которые уже готовы, вот так они будут выглядеть, вот в этих помещениях еще завершаются косметические процедуры, они будут готовы в самое ближайшее время, вот такое оборудование будет здесь стоять, вот это самое оборудование, но не то чтобы оно откуда-то взято и его увезут, оно уже приехало, его можно посмотреть, его можно потрогать, его можно, как говорится, пощупать руками. Там получилось так, что потом на уровне федеральном повестка с точки зрения мероприятий поменялась по датам, поэтому формат перевелся из очного в заочный буквально за два дня до ее открытия.

— И вы были готовы принять в этой же школе в этих же помещениях министра?

— Мы делали эти помещения, потому что их в целом мы делали и делаем. И в этих помещениях были готовы действительно принять гостей и показать, как эта школа выглядит и как эти помещения будут выглядеть, будут работать. Вот и всё, здесь не было никакого специального какого-то скрытого смысла, специального сценария, специального, например, отделывания конкретных кабинетов, чтобы пришла камера и эти кабинеты сняла. Да нет, просто там определенная часть косметики вперед даже сроков была уже готова, какую-то часть косметики на этот период времени еще доделывали. То, что показали строительные леса стоящие, здесь, на самом деле, простой человеческий фактор, то есть при уже законченном, по сути дела, фасаде часть лесов строители не убрали. Но это же не говорит о том, что школа не построена, школа-то построена по факту, просто вспомогательные средства остались.

— Скажите, вы отслеживали наверняка информационный фон, который сформировался вокруг открытия школы, «Чита.Ру» про это писал, коллеги еще какие-то писали. Видели ли вы, что происходило в телеграм-каналах после этого, или вы за телеграмом не следите?

— На самом деле телеграм было смотреть очень интересно. В силу работы и опыта предыдущей работы как-то уже в привычку входит следить за телеграмом, и определенные информационные отделы в компании существуют, которые всё это собирают и показывают.

Для нас крайне интересной была та риторика СМИ и телеграм-каналов федеральных про отмыв денег, про обман, про ложь, про руины и про всё остальное, потому что давайте просто разберем слово, что такое руины. Руины — это разрушенный объект. Объект, который построен, вокруг которого встают вспомогательные строительные средства, — это не руины, это объект, в общем-то, построенный, готовый к началу работы, и объект, на котором просто еще часть строительной техники стоит, потому что строительство только что завершилось.

Мы же не говорили о том, что школа открывается для детей. Логично, что, если она открывается для детей, там нет уже экскаваторов рядом. Если только завершили строительные работы, ну да вот строители, вот экскаватор, вот строительство завершили. А дальше очень интересно на самом деле было наблюдать историю, как почему-то очень внезапно эта история перетекла от школы к газификации Забайкальского края — от того, что в газификации всё непонятно, заканчивая тем, что опять же украдут деньги и ничего не построят.

Давайте как бы просто смотреть правде в глаза и понимать достаточно объективно: украдут деньги — это когда объекты либо не строятся и не вводятся вообще, либо когда вместо года его строят три года, четыре, пять, по дороге выделяется еще огромное количество денег, начинали строить за 300 миллионов, закончили за 800, и по дороге выяснилось, что половина куда-то исчезла в неизвестном направлении.

Здесь же объект построили в ускоренном режиме. Я более того скажу, у нас на границе сентября-октября была возможность перенести сроки строительства объекта в Каштаке на 2023 год официально, через подписание официального соглашения Забайкальского края с Министерством просвещения РФ. Мы осознанно на это не пошли, хотя из 31 школы, которая в России строилась по концессии, было в этом году завершено строительство всего, я сейчас точно не скажу, 5–6 школ: это школа здесь, это школа в Бурятии, это школа в Белгородской области, в общем-то, всё, большая часть регионов с учетом внешнеэкономических ограничений, санкций и всего остального перенесла сроки завершения строительства.

У нас часть оборудования реально летела самолетами в грузовых отсеках, потому что не успевала сюда доехать вовремя. И мы хотели показать, что построить школу за это время реально. Построить школу в Забайкальском крае без переноса сроков, срыва сроков, начала каких-то следственных действий тоже возможно и реально, и к этому нужно стремиться и так нужно работать. Мы на самом деле с улыбкой, я честно скажу, смотрели на всё, что происходило после этого.

— А я без. Всё-таки вернемся к вопросу про информационное поле. Видели ли вы противоположные публикации, где говорилось о том, что проклятые старые местные элиты взбунтовались против свежего ветра перемен и концессионеров, где конкретные, федеральные в том числе чиновники, обвинялись в накатах на вас? Не видели?

— Я их увидел уже где-то, сейчас точно не скажу, но, по-моему, числа 30–31-го понял, что пошел какой-то весьма интересный диалог.

— А вы не имели отношения к этим публикациям?

— Слушайте, знаете, я вам так скажу. Для нас идеальная реклама, хотя мы не тот бизнес, который заинтересован в какой-либо рекламе, потому что работаем в первую очередь в формате государственно-частного партнерства и государству-то реклама особо и не нужна, — это конкретные построенные объекты, объекты, которыми начинают пользоваться люди, объекты, на которых начинает производиться газ, компании, которые начинают поставлять в те или иные места те или иные продукты, социальные объекты, которыми начинают пользоваться люди.

Всё, что происходило и происходит в телеграм-каналах, всё, что происходило и происходит в информационном поле с точки зрения обсуждения, построили или не построили, а как построили и кто заинтересован в том, чтобы кого-то утопить, задавить и так далее, — для нас это на самом деле такой шум информационный, который, я не скажу, что как-то вредит, он на самом деле никак не вредит, но он точно никак не помогает.

— Ну то есть вы к этому не имеете отношения?

— Нет, в этом абсолютно никакого целеполагания, и нет смысла этого делать поэтому.

— Я просто вижу сайт «Регионы России», где скопирован один из таких постов и внизу подпись «С глубочайшим уважением и любовью, Восточно-Арктическая нефтегазовая корпорация».

— Ну, слушайте, это на самом деле очень интересно, потому что в «Регионах России» мы давали один раз интервью, пару раз помогали проведению их благотворительных мероприятий. Я, честно говоря, вот конкретно это сейчас реально вижу первый раз. Коллеги, если это сделали, как бы хотели помочь, то на самом деле им, конечно, честь и хвала. Хотя я думаю, что воспринято это могло быть совершенно по-другому.

— Немножко конкретики по школе в Каштаке. Насколько я понимаю, когда вам отдавали этот проект, там уже была готовая ПСД?

— Да, совершенно верно. ПСД была разработана в 19-м году «Читагражданпроектом», как только мы ПСД эту взяли и ее посмотрели, сказать, что мы удивились, ну, честно говоря, ничего не сказать, потому что ПСД насчитывала больше 200 различных недоработок, если будем предельно корректными.

— И вы переделывали ПСД?

— И ПСД переделывалась, в общем-то, до самого конца, вплоть до того, что были даже такие истории, когда, например, вот тот земельный участок, на котором школа изначально предполагалась и была спроектирована, параллельно с этим на этом же земельном участке был запроектирован еще объект, я сейчас точно не скажу, по-моему, детский сад там еще рядом, который заехал на территорию школы с точки зрения земельного участка, и искать новый земельный участок под спортивное ядро, искать новый земельный участок под стадион, переоформлять его, оформлять его, заводить его в концессию, потому что опять же концессия — это достаточно сложный механизм с точки зрения юридической.

Это заняло весь этот год, то есть всё это время, пока мы школу строили, мы исправляли, скажем так, подчищали те хвосты, которые были от старой проектно-сметной документации, которая, к сожалению, непригодна была для того, чтобы объект строить от слова совсем.

— А утверждена новая ПСД?

— Новая ПСД утверждена, техническая часть новой ПСД у нас еще в июле была утверждена госэкспертизой.

— Мы немножко запутались с заключением о соответствии, которое выдает госинспекция, и с актом ввода: то ли есть заключение о соответствии, то ли нет. Есть оно?

— Акт ввода я видел собственными глазами, мы его не просто видели, его как раз направляли в Министерство просвещения. Заключение я не видел. Заключение — это такой технический документ, насколько я понимаю, который акту ввода предшествует. Без него не может быть акта ввода. Этот вопрос правильнее задать строителям нашим. Ну он есть, видимо, просто я лично его глазами как бы не видел. Я даже не видел, как он выглядит.

— Насколько мы знаем, акт ввода отозван архитектурой городской. Не слышали вот такого?

— После начала этой всей истории пошла очень странная информация с разных сторон. Официально мы никаких документов не получали соответствующих. Если такое решение было принято, законность этого решения заслуживает отдельного правового, скажем так, обоснования. Но я думаю, что чиновники, органы местного самоуправления, которые его давали, люди достаточно грамотные. Поэтому я не готов пока никак эту историю прокомментировать, уточнений требует.

— Многие строители, с которыми я говорил, просто собеседники сомневались в возможности проведения качественных работ при заливке фундамента. Вы же его заливали весной, когда еще совсем холодно было. Всё там в порядке с ним?

— С промораживанием основания действительно вопросы были. Вопросы были у журналистов. Было проведено несколько лабораторных испытаний в разных лабораториях, и, в общем-то, показали результат, что с фундаментом всё в порядке.

Более того, мы прекрасно с вами понимаем одну простую вещь, что ЗОСы ЗОСами, акты ввода актами ввода, но жизни конкретных 800 детей, которые в эту школу пойдут, не меньше сотни педагогов — это совершенно другая единица измерения, которую даже на весы нельзя ставить ни с какими бумагами. Поэтому как только в школе будет завершен весь монтаж учебного оборудования, это уже в январе у нас состоится, на этой неделе (интервью было записано 10 января. — Прим. ред.) даже большая часть учебного оборудования уже будет здесь стоять и смонтировано, у нас отдельная еще экспертиза, независимая от стройнадзора, эту школу осмотрит, примет ее для нас. И только после этого все подрядные организации получат окончательный расчет по стоимости работ выполненных.

Потому что я с большим доверием отношусь к заключению, которое выдавалось органом государственного строительного надзора. Но особенность чиновников в таких историях заключается в том, что под конец года огромное количество объектов приходится принимать и бывают случаи, когда что-то недосматривается и так далее. Вот пока мы не проведем действительно собственную итоговую, окончательную экспертизу, пусть это уже после ввода объекта даже происходит, у нас подрядные организации не уйдут с объекта и не решат, что они сделали всё и на этом у них вся их работа завершилась.

— А кто вообще строил эту школу? Какие подрядные организации?

— Здесь непосредственно подрядчики были и местные, и подрядчики были наши, входящие в периметр нашей группы компаний из Новосибирска. Изначально, когда на этот объект заходили, мы на самом деле позиционировали всегда себя как концессионер, готовый работать с местным строительным бизнесом. Мы с местным строительным бизнесом готовы работать и сейчас.

Мы проводили не сказать, что прямо официальные переговоры, но собирали еще тогда у бывшего зампреда по стройке Гордеева строительные компании региона, задавали вопрос, кто готов построить школу за год при той ПСД, которая была предложена. Никто из региональных подрядчиков не подтвердил на тот момент, что школу с учетом начала ее строительства зимой построят за год.

Почему? Потому что для этого на площадке должно работать единовременно до 250 человек, потому что для этого должны работать в две смены, потому что для этого в идеале должно быть два субподрядчика, которых ты ставишь 50/50 примерно на одни и те же объемы, и они конкурируют, кто быстрее сделал первый этаж, тот пошел делать второй этаж. Это сложно, это тяжело, и там жить приходится действительно постоянно и постоянно этим заниматься.

Вот с учетом огромного количества организаций, огромного количества проектов, которые у нашей группы компаний на сегодняшний день, школа в Каштаке действительно была в моей повестке каждый день, и каждый день приходилось вникать в какие-то проблемы, решать эти проблемы, помогать решать эти проблемы. Поэтому подрядчики были местные на отделочные работы. Подрядчики были наши из Новосибирска на коробку монолит и системы, в общем-то, коробка монолит и системы вопросов действительно никогда не вызывали.

Вот конкретно по отделочным работам вопросы возникали, вопросы, в принципе, я думаю, что уже сняты, досняты будут, когда завезется всё школьное оборудование, и после этого завершатся те вещи, которые до его заноса и завоза снимать не получится. Поэтому подрядчики местные и из Сибири, и то, что касается наших других объектов, мы готовы работать с региональным бизнесом, мы готовы его вовлекать, мы готовы его включать.

Мы готовы компании, которые на сегодняшний день не могут получить, например, полноценный большой генподрядной контракт, привлекать на какие-то контракты, например, на какие-то объемы, помогать им наращивать капитализацию, помогать им наращивать возможность получения банковских гарантий в будущем кредитовании, растить их. Но у нас очень четкое есть правило, что у нас нет слова «нет», нет слова «невозможно» и нет слова «завтра». Как только слово «завтра» мы слышим, мы достаточно жестко на это реагируем, потому что время сейчас не то, когда можно переносить, время огромных тяжелейших внешнеполитических вызовов, с которыми сталкивается наша страна. И это то время, когда, например, мобилизованные наши граждане, возвращаясь после отдачи родине долга в зоне боевых действий, в зоне специальной операции, должны возвращаться сюда и иметь возможность своих детей отправить в новые хорошие школы, в хорошие больницы и дышать чистым воздухом в Чите. Поэтому подрядчики местные.

Если у компаний есть интерес дальше заходить работать, мы с огромным удовольствием готовы это делать, потому что мы не строительная компания, мы компания в первую очередь финансово-инвестиционная. Но здесь нужно быть готовым к тому, что работать придется ровно в те сроки, которые оговорены национальными проектами, и не идти на возможность переноса сроков на 2023, 2024, 2025 годы.

— Вы с подрядчиками рассчитались уже?

— А я же говорю, что у нас сейчас как только оборудование дозавозится, мы проводим свою экспертизу (может быть, их будет даже две с разных сторон), нам говорят, что здесь действительно всё в порядке, и только после этого мы окончательно рассчитываемся.

— Вы претендуете на концессию еще, насколько я понимаю, по девяти школам, четырем детским садам плюс газ.

— Значит, по четырем детским садам концессии подписаны, по девяти школам — по части из них концессии подписаны, по части из них концессии прошли публичную процедуру торгов, как раз были в стадии подписания в конце декабря, на сегодняшний день не знаю, но они где-то в 20-х числах декабря завершились. Концессия по газификации тоже подписана.

— Концессионное соглашение по газификации ваши специалисты составляли?

— Да, конечно.

— Вам не кажется, что там довольно драконовские условия для муниципалитета? То есть муниципалитет может оказаться в долгу перед вами.

— Любая подобная история невозможна без поддержки регионального федерального уровня. Почему муниципалитет выбран был публичным партнером? Исключительно потому, что газоснабжение, газификация относятся к полномочиям органов местного самоуправления. Я честно скажу, что для нас как для финансирующей организации, для наших банков-партнеров это достаточно тяжелая история точно так же. Нам намного удобнее работать с регионами с точки зрения их кредитоспособности. И поэтому мы, как никто другой, заинтересованы в том, чтобы максимально помочь муниципалитету в получении, доведении денег из регионального и федерального бюджетов на исполнение им своих обязательств.

— Я просто когда читал это концессионное соглашение, у меня сложилось ощущение, что ваша корпорация берет на себя обязательство довести, построить систему распределения газа, а до домов должен доводить сам муниципалитет. Ну не совсем так, но примерно.

— Я сейчас объясню. Дело в том, что концессия как передача государством своих полномочий в рамках этого предполагает создание имущественного комплекса, который в конечном итоге является государственным имущественным комплексом, даже если мы его эксплуатируем, через 10–15–20 лет завершения концессии он переходит обратно государству. Работать внутри границ земельных участков, частной собственности, то есть в рамках концессионного соглашения, мы не можем просто по специфике своей как концессионер, но как компания, обладающая компетенциями в газификации, в подключении частных домовладений...

— У вас есть эти компетенции?

— Да, есть как раз компания «Природный приморский газ». Она в Приморском крае этой работой занималась и занимается последние 35 лет. То есть у нас там есть специалисты, в других регионах есть специалисты, которых сюда привезем. Поэтому работа по переводу частных домовладений на газ также входит в контур нашего проекта здесь, просто не в контур концессии, а в контур отдельного регулирования со стороны правительства Забайкальского края и доведения субсидий на перевод частных домовладений на газ в соответствии с условиями федерального проекта «Чистый воздух», за счет федерального бюджета будут выполнены все работы по технологическому подключению, присоединению.

Я не готов сейчас сказать о тарифах и не готов сказать о категориях граждан, которые под эту историю попадают, это всё-таки компетенция правительства, и мы ждем буквально на днях выход нормативно-правовых документов правительства, которые эту историю, скажем так, узаконят, как только это будет, об этом можно будет говорить.

— Я правильно понимаю, что та субсидия в 185 тысяч рублей, которая выделяется федеральным правительством на подключение конкретного дома, находится за периметром тех 9,5 миллиарда, которые вы получите за реализацию проекта?

— Я сейчас конкретно в цифрах точно не скажу. Я помню, что у нас инвестиционная стадия концессии на газификацию на уровне где-то 7–7,5 миллиарда. Про эксплуатацию ничего говорить не буду. У нас совокупная стоимость газовых сетей, хранилищ сжиженного природного газа — около 7 миллиардов, по предварительным оценкам, сейчас. Будем стараться дешевле делать, потому что проектов много, объектов много, и мы в последнюю очередь заинтересованы регион здесь в плане денег, скажем так, обдирать, чтобы потом у региона не оказалось денег расплатиться по каким-то своим обязательствам. А подключение домов — это сверх этих денег, это отдельная затрата, которая отдельно тоже будет формироваться. Но я сейчас подчеркну, большая часть этих денег — это деньги федерального бюджета, то есть на этапе строительства региональное софинансирование, по-моему, на уровне 1 или 2%, не более того.

— Да, но там есть риски для муниципалитета, которые я, хоть я не юрист, увидел в этом концессионном соглашении.

— Риски есть, но риски есть и для нас, на самом деле не меньше. Например, если у потребителей не будет денег расплачиваться за газ и у муниципалитета не будет денег выплачивать минимальный гарантированный доход, то мы попадаем на невыплату кредитов, мы попадаем на начало процедур с банками совсем непозитивных, скажем так. Но это жизнь, это бизнес, государственно-частное партнерство — это тоже определенный бизнес государства с частными инвесторами. В бизнесе всегда есть риски.

— Вы потратили достаточно серьезные ресурсы для того, чтобы разработать сам проект этой газификации. За свои деньги это делали, получается?

— Вот здесь очень важный момент: проектно-сметной документации по газификации пока еще нет, она разрабатывается в настоящее время, работают специалисты, работают геодезисты, работают технологи, то есть проектно-сметная документация будет в 2023 году, выйдет из государственной экспертизы.

— Вы готовите?

— Да, готовим ее мы, но сами концептуальные ее основы и сами ее основы с точки зрения экономики, с точки зрения логистических схем, всего остального делают наши специалисты и с привлеченными компаниями, и с компаниями, которые для Газпрома много проектов реализовали в России, например, генподрядчик наш по строительству хранилища сжиженного природного газа — это компания «Криогазтех», которая в 2021 году сдавала президенту Российской Федерации гелевый хаб во Владивостоке, «Газпром гелий», сдавала СПГ-завод и хранилища сжиженного газа в Пермском крае — это как раз пример той самой автономной газификации, которую забайкальские чиновники выезжали, изучали еще в июле, когда только-только это формировалось, поэтому там достаточно компетентные компании и стоит это, конечно, немаленьких денег.

— Ну и мы писали о том, что уже первый транш получили по этому проекту.

— Да, первый транш был получен в конце декабря. Деньги лежат на наших казначейских счетах. Во-первых, это целевые деньги, их использование прямо противоречит федеральному законодательству и соответствующим образом в рамках Уголовного кодекса наказывается. Во-вторых, чисто даже технически с казначейских счетов эти деньги никуда нельзя перевести, кроме целей проекта. При этом это совершенно не банковский перевод, это совершенно другой порядок контроля подготовки документов и всего остального.

— Еще один проект, на который вы тоже претендуете, сказали у коллег в эфире ГТРК — это межвузовский кампус. Вы подходите к этому проекту?

— Да, буквально сегодня мы встречались с ректором Забайкальского государственного университета. Мы на сегодняшний день успешно структурировали заявку по созданию кампуса в Хабаровске, и Хабаровск прошел отбор проектов на федеральный бюджет: из 39 кампусов прошло всего 9, из которых одним оказался хабаровский кампус. У нас там ведется проектирование, проектирование мы ведем за свои деньги, до заключения концессионного соглашения, до получения авансов, до получения траншей.

— А если сорвется всё?

— Ну это риск. Но у нас такой же риск был со школой на КСК, по которой мы разработали ПСД и подарили эту ПСД Забайкальскому краю в феврале 2022 года, за счет этого получили федеральные средства в Забайкальский край, поэтому опыт есть. В Забайкалье на самом деле пока такая активная работа не начиналась, но с учетом согласования мастер-плана и в рамках визита сюда помощника президента Российской Федерации по обсуждению мастер-планов кампус тоже в презентацию вошел. У вас огромный потенциал с точки зрения развития горного дела, с точки зрения развития компетенции в недропользования и в освоении природных ресурсов. Я думаю, что это нужно развивать. Если шанс федеральное правительство сегодня дает за счет своей государственной программы финансирования кампусов, конечно, его надо создавать и делать.

— Короче, вы забираете все концессии, до которых дотягиваетесь в Забайкальском крае?

— Ну не все концессии, до которых дотягиваемся. У вас здесь концессии мусорные, например, насколько я знаю, подписаны или будут подписаны, концессии на свет, были и подписаны концессии на ЖКХ, которые, кстати, нам тоже очень активно предлагали. Мы забираем те концессии, которые соответствуют принципам работы нашей компании. Наша компания работает на принципах устойчивого развития, поэтому СПГ и газификация — это экология, социальная сфера — это как раз образование и спорт.

— Последнее, что я хочу из вас выбить буквально, — это обещание комментировать то, что вы делаете. У нас не всегда удается получать у вас комментарии, это сразу порождает массу кривотолков и, возможно, где-то не совсем корректных выводов. А при этом я вижу, что вы спокойно всё комментируете нашим коллегам на ГТРК. Правильно ли я понимаю, что мы можем рассчитывать на ваши комментарии в дальнейшем?

— На самом деле я вам тоже, мне кажется, несколько раз уже комментировал, и мы встречались во время пресс-подхода тоже.

— Но вот когда был шум вокруг школы в Каштаке, мы не могли получить комментарий.

— По школе в Каштаке я никому ничего не комментировал, сидел без связи. И всё, что происходило в Каштаке, включая всю перепалку в телеграм-каналах против нас и в нашу защиту, я увидел уже 30–31 декабря, вот статью в «Регионах России» увидел сейчас у вас. Сейчас закончим, буду ее смотреть.

— В общем, вы открыты?

— Абсолютно. В силу работы я часто достаточно провожу времени в командировках, в перелетах, не всегда в зоне действия сотовой связи, потому что, например, в соседнем регионе, в Республике Бурятия, мы сегодня рассматриваем СПГ-газификацию Северобайкальска, там без связи ты достаточно долгое время едешь. Когда на связи, готов к общению. Ну и, собственно говоря, в компании пресс-служба тоже всегда готова.

— А школу-то в Каштаке можно посмотреть нам?

— Я предлагаю следующим образом. Мы в школе в Каштаке сейчас собираем мебель, там огромное количество завозится ценных вещей, скажем так. Туда практически ограничен доступ, не потому что мы не хотим кому-то что-то показывать, а потому что только за то время, которое там стояла определенная часть школьного оборудования, там было украдено неизвестными лицами, непонятно, кто это — строители какие-то или просто гости, не на 1 миллион рублей определенных вещей, это наши прямые убытки, потому что в конечном итоге мы объект должны сдать со всем этим вместе взятым. У нас работают уже правоохранительные органы, там ищут на сегодняшний день.

Поэтому, как только школа будет готова, как только в школе будет висеть, полностью уже работать и система наблюдения, и выставлена охрана, всё остальное, я говорю, нам неделя сейчас плюс-минус нужна, чтобы большую часть вещей таких как бы итоговых завершить, мы с удовольствием вместе туда сходим посмотрим ее.

— Договорились. Это, наверное, не все вопросы, которые я хотел задать, но мы уже час разговариваем. Приходите, откликайтесь. Вы нам очень нужны, потому что мы не всегда понимаем, что происходит.

— С удовольствием на самом деле. И я предлагаю всё-таки быть позитивными, с позитивом смотреть.

— Мы очень позитивные ребята, но мы очень настороженные, мы всякого навидались.

— Вы знаете, мы тоже настороженные. На самом деле вот только вчера до меня дошла информация, что у нас в конце декабря, оказывается, здесь уже нападение на наших геодезистов произошло, которые газовыми сетями занимаются, подошли какие-то странные люди, сказали, что они не хотят, чтобы здесь был газ, чтобы геодезисты уезжали, они продолжили работать, им повыбивали стёкла в машине, прокалывали шины. Поэтому мы тоже ко многим событиям здесь относимся с настороженностью, но с позитивом смотрим в будущее.