В 1965 году в Чите пьяный милиционер начал палить по прохожим, в результате погиб мужчина на глазах у своей семилетней дочери. Наш внештатный автор, пресс-секретарь Забайкальского краевого суда Виктория Михайлюк рассказала об этом преступлении в 2021 году. В том материале были даны свидетельские показания и позиция правоохранительных органов и суда. Но не говорилось, что двигало советским милиционером. Его позицию на основе материалов дела попытался изложить ведущий YouTube-канала «Дилетант», историк Алексей Кузнецов в выпуске «Суд над участковым милиционером Астафьевым, обвиненным в убийстве / Не так» (16+), который был опубликован 25 января.
— Забайкалье, Чита, середина лета 1965 года, жара 29 градусов. Уже третий месяц служит лейтенант милиции Александр Астафьев, ему 27 лет. Изучение его трудовой биографии показало, что работал он с 22 лет и за последние 5 лет трудовой деятельности он сменил 10 мест работы, причем рекорд нахождения на одной работе бесперебойно составил 13 месяцев.
По специальности он электромонтер в области горнопроходочных работ, то есть он закончил электрическое отделение горного техникума. Высшего образования у него нет. Каким образом его занесло в милицию, можно только догадываться, наверняка, по комсомольскому направлению. Что привлекло? Скорее всего, жилье, которое ему как участковому обязаны предоставить.
Форму Астафьев получил всего несколько дней назад, пистолет — за два дня до описываемых событий. Положено сдавать и теорию, и практику, прежде чем пистолет выдадут, он сдал только теорию. На практику не было патронов, чтобы он в тире отстрелялся. Устройство пистолета Макарова и пистолет ТТ он сдал.
Накануне у Астафьева был выходной. Они с тестем на даче какой-то навес строили и, как положено, после того как закончили строить навес, немножечко выпили. Наутро он пришел на оперативку, пришел единственный не в форме, а, как говорится, по гражданке, объяснив это тем, что форму жена не постирала, не погладила, поэтому она сейчас не в том виде. Потом у жены спрашивали, но ничего особенного с формой не было, просто ему не хотелось в жаркий летний день, в 29 градусов, на себе таскать теплую форму.
Астафьев получил пистолет, причем с хранением был бардак полнейший в этом отделе, потому что пистолет у него был на работе, как положено, а кобура и запасная обойма, например, у него дома находились, никого это не волновало, хотя пистолет положено и сдавать, и получать в кобуре, и, разумеется, обойму основную и запасную тоже сдавать.
Он должен был с утра работать, потом у него был дневной перерыв и вечерняя смена, но вместо того, чтобы с утра работать, он пошел искать, где опохмелиться, потому что мучения его достигали уже совершенно феерических каких-то градусов. Он встретил соседа. У соседа был рубль. Рубля было мало, но они зашли в магазин. Там Астафьев увидел знакомого человека в милицейской форме, выклянчил у него еще рубль. Обращаю внимание, милиционер встретил другого милиционера явно в состоянии алкогольного или посталкогольного синдрома и спокойно дал ему рубль, хотя не мог не понимать, на что тот его немедленно потратит.
На 2 рубля они покупают бутылку портвейна, на жаре выпивают этот самый портвейн, из закуски у них были, как установило следствие, кусок хлеба и луковицы, которые они там выцыганили еще у одного знакомого. Естественно, Астафьеву показалось мало. Он двинулся в направлении вокзала (у него жена работала билетным кассиром), рассчитывая, что там в буфете есть пиво, а у жены удастся денег добыть. Но встретил еще одного милиционера, сказал ему: «Пойдем выпьем». Тот говорит: «Слушай, я в форме, я не могу. Пойдем ко мне домой, я форму сниму, и там выпьем». Но дома была жена, которая была не рада их видеть, по крайней мере, одного из них точно. Она их выгнала.
Они пошли, добрели до какого-то ресторана по дороге на вокзал (это ресторан «Забайкалье». — Прим. ред.), купили семь бутылок пива. Наш герой, в кавычках, разумеется, герой, из них выпил 4, потом они вышли на улицу покурить, там второй милиционер встретил какую-то знакомую, отвлекся на разговор с ней. Астафьев вернулся в ресторан, купил еще три бутылки пива и выпил их.
Посчитаем: на голодный желудок, вряд ли он хорошо позавтракал в то утро, полбутылки портвейна, семь бутылок пива на старые дрожжи, из закуски кусок хлеба, пол-луковицы и овощной салат за 46 копеек, который их заставили взять в ресторане, потому что нельзя брать только пиво, надо обязательно какую-то закуску.
А дальше идут две девушки. У одной из них в руках сверток. Вдруг у нее этот сверток начинают сзади вырывать из рук. Она оборачивается. Абсолютно пьяный человек выхватил у нее этот сверток, надорвал его. Она говорит: «Что ты делаешь?» — начала шуметь. Астафьев потом с возмущением на суде показывал, что она ему сказала: «Отвали». Он вытащил из кармана брюк пистолет, выстрелил в воздух, потом начал стрелять уже не совсем в воздух, а всё со снижающимся углом.
Тут один из прохожих, молодой человек 26 лет, он возвращался из поликлиники с семилетней дочкой, бросился к нему с криком: «Ты чего детей пугаешь?», потому что он стрелял в направлении дома, который располагался рядом, и во дворе там гуляли дети. Это где-то около пяти часов вечера уже.
Астафьев побежал от него, за ним погнались два человека: тот, который начал его останавливать, и еще один. Он забежал во двор, во дворе детская площадка, гуляют дети, двое преследователей за ним. Эти двое преследователей не были знакомы, это просто случайные неравнодушные прохожие, которые отреагировали на пьяного человека с пистолетом. Они не знали, что он сотрудник милиции. Они видят перед собой в умат пьяного с пистолетом. И они побежали, стали его как бы окружать с двух сторон. Он обернулся.
И вот он выстрелил в одного из преследователей, папу той самой маленькой девочки. Представьте, 1965 год, 20 лет, как закончилась война, посреди столицы огромного Забайкалья среди бела дня убивают человека на глазах у его дочери. Девочка бежала за ними, но отстала.
Второй из преследователей его скрутил, ударил рукояткой пистолета по лбу. Потом Астафьев будет рассказывать, что якобы он ничего не помнил от спиртного. Но было установлено, что в общем-то он реагировал на происходящее и какой-то отчет себе отдавал, какой не знаю. В выписке из уголовного дела говорилось: «Когда я ударил подсудимого Астафьева по голове пистолетом, через две минуты он открыл глаза, а потом опять закрыл. Мне кажется, он притворялся». Это показания того второго человека.
Судья одного из районных судов города Читы Валерия Зарубина, на тот момент еще молодая, но уже опытная, приняла это дело к рассмотрению. Следствие длилось достаточно недолго, но собственно обстоятельства дела были более или менее понятны. Основное время ушло на экспертизы. Его осматривали и психиатры, и просто медики.
Кстати говоря, медики дали заключение, что он алкоголик. Выяснилось, что за три месяца работы в милиции его уже дважды разбирали на всяких внутренних собраниях отдела за всякие фортели, связанные с алкоголем.
Один из них, например, был такой. Он, будучи пьяным, сел в такси, а, когда таксист его привез, он сказал: «Я сотрудник милиции» и удостоверение показал. Сотрудники милиции могли пользоваться в том числе и такси и потом расписаться, указать номер удостоверения, есть определенная процедура, но это был явно не тот случай. Одно дело, когда трезвый человек в форме следует по своим служебным надобностям, другое дело вот это. И таксист его привез в отдел и говорит: «Ребят, ну если он правду говорит, если он имеет право на бесплатное такси, то пусть дежурный мне печать поставит, чтобы я потом в таксопарке по этому поводу не парился». Те говорят: «Как? Где он? Ну-ка давайте его сюда».
Судья Зарубина и народные заседатели определили ему высшую меру наказания, потому что в то время совершение преступления сотрудником милиции, да еще и при исполнении служебных обязанностей (формально он находился при исполнении служебных обязанностей), рассматривалось как отягчающее вину обстоятельство. Кроме того, погиб человек, отец маленького ребенка.
Астафьев изобретал всякие версии. Он утверждал, что из-за того, что выпил, ему стало плохо, ему показалось, что на него напали и у него отнимают оружие, только поэтому он начал стрелять. Он начал валить на девушку: «Вот если бы она мне не сказала грубо: "Отвали", то я бы тогда так не обиделся и стрелять не начал». Он дошел даже до такой степени цинизма, что написал еще до суда письмо вдове, смысл которого сводился к тому, что «ваш муж сам виноват, если бы он за мной не погнался, я б стрелять не начал». То есть виноваты были все в том, что он начал стрелять: грубо ответившая ему девушка, человек, который начал его преследовать.
Начальство не пыталось его отмазать. Не знаю, в какой степени оно его топило, прикрывая себя, но в любом случае отмазать его не пытались.
Астафьев принес апелляцию, Верховный суд ее отклонил и подтвердил приговор Читинского районного суда. Но дальше один из судей Верховного суда, уж я не знаю, чем он руководствовался, вполне возможно, гуманными основаниями, принес протест на приговор. Мы привыкли к тому, что протестует обычно прокуратура, а вот здесь протест принес зампред Верховного суда РСФСР Александр Орлов, кстати, очень достойный человек, прошедший всю войну, участник Парада Победы, потом он будет председателем Верховного суда РСФСР.
Орлов в качестве аргумента для протеста указал, что Астафьев молод, ранее не судим, и у него на иждивении находятся двое малолетних детей. Формально всё правильно. В результате на основании этого протеста Президиум Верховного суда заменил высшую меру 15 годами. Астафьев отсидел 12, за примерное поведение был условно-досрочно освобожден. После этого его следы теряются, а через несколько лет судью Зарубину убили в подъезде ее дома. Преступление вроде бы раскрыто — по мотивам мести за вынесенный приговор, Астафьев никаким боком к этому отношения не имеет, но его тоже проверяли тогда, когда это убийство произошло.