«Дорога на Берлин»: Жизнь. Без образа

У таких фильмов нет ничего, кроме истории и лиц, они не оглушают взрывами и не ослепляют мельтешением погонь. Вот экран, вот зритель, между ними – никого. Удивительно смотреть на широком экране «Дорогу на Берлин» - особенно в Чите, где камерное кино попадает в прокат только во время фестиваля. Но спасибо юбилею Победы ещё и за это.

Повесть Эммануила Казакевича уже экранизировали, и режиссёром был аж сам Анатолий Эфрос, и фильм много ругали – как, впрочем, и повесть. Почти через полвека Серей Попов и Карен Шахназаров вновь делают кино середины шестидесятых – полуторачасовое и очень скупое, напоминающее, к примеру, «Альпийскую балладу». Это очень тихое кино, без долгих разговоров, без подвигов и даже без музыки. Оно обращается к душе зрителя негромким голосом – и тем обиднее за то, что у «Дороги на Берлин» такой синопсис, который совершенно не даёт представления о сюжете и после которого фильм совершенно не хочется смотреть. Очевидно, это плоды свободной духовности, когда все так выучили слово «спойлер», что забыли, кто такой Казакевич.

1942 год. Лейтенант связи Сергей Огарков, едва прибыв на фронт, сразу попадает под трибунал за то, что не смог доставить приказ в дивизию. Но утвердить приговор должны в штабе армии – и вот Огарков и его конвоир рядовой Джурабаев идут в штаб армии, который находится чёрт знает где, где-то за линией окружения. Вот сюжет «Дороги на Берлин».

До Берлина ещё очень долго, до Берлина – растерянность, ужас, усталость и очень много крови, и на этой дороге много чего останется, потерянного навсегда. Необстрелянное мальчишество, например, и детская азартная улыбка. Страшно смотреть на то, как быстро взрослеет лейтенант Огарков, да и весь этот фильм, лишённый всего, кроме жизни и смерти, – жуткий где-то внутри, под пышно цветущим в разгар войны летом. Никакой медийности, никаких любовных линий. Только каменное лицо Амира Абдыкаликова и открытая эмоциональность Юрия Борисова – совсем неизвестных актёров, двоих из тысяч. Они делают эту историю не сыгранной, а случившейся. Они идеальны для безыскусности и тишины «Дороги на Берлин». За ними нет никакой «идеи», никакого «образа», «тенденции» или, прости господи, общечеловеческих ценностей и дружбы народов. Потому что в жизни таких слов никто не говорит, кроме тех, кому это по должности положено. А эти двое в степи – просто солдаты, просто люди. Джурабаев так и не выговорил бы даже. Он и слова «героический» не понимает.

Вместо слов здесь поступки, и вместо долгих диалогов – жесты, мимика, движение, взгляды. В конечном итоге фильм не поражает ничем, кроме этого, почти забытого за годы развития российского кино. Почти неуловимого. Но когда «Дорога на Берлин» заканчивается - что-то от неё всё равно остаётся со зрителем. Не в оглохшей от музыки, грохота и воплей голове. В сердце, где хранится все, что не требует лишних слов.